Подхарьковское 1943

Звоните медь, звоните бой
Неумно умирать весной,
Но я - согласен.

В горах живут примилейшие тролли,
Я навещаю их по ночам.
Они глядят с неизъяснимой любовью,
И как-то все больше молчат.

А коли нам говорить,
То что-то всё не о том.
О, я крайне разболтан,
Но собранностью битком
И так набиты
Пространства.

И как тут расскажешь,
Как перескажешь,
Как нам неповинным,
Как нам слегка винным,
Как нам половинным,
Как нам с молчаливыми троллями -
Хорошо.

Я прослушал тома болтовни о тебе,
Но сам так и не понял – где
Начинается море
Моё.
И не важно – ползком ли, стоя –
Сквозь гнильё иль быльё –
Только бы оставаться верным
Этой
Неприметной в целом воде.
Отправляют в Хель
Всё с попутным ветром.

Но, Мария,

Разве любимы тобою те,
Кто не имеет вошек
в своих нечесанных бородах?
На что оно теперь – солнце,
Когда я полюбил свой страх,

Да еще с той недели.

О дева,
Неужель и на то была воля моя.

Я долго шагал до тебя,
Но мое дело – идти.
Прелестнейшая вещица –
Нигде на своем пути
Я не встречал божества
Приемлемее меня.
Это же – безнадежно -
Знать столь загодя,
Возможность

Так Наслаждаться Собой.

Ай, Мария!
Мне бархатен всякий вой
Распинаемых ныне
Пренесчастных твоих калек.
Изящно ли выжигаю имя
На слизистой их непрозрачных век
Росчерком -

Тут не в бровь, а в пах.

На что оно теперь – солнце,
Как не раздавать в портах -
Бисером
Пред парнокопытными,

Да не обделить бы каждого.

Ах, дева,
Похоже однажды и на то будет воля моя.

А чтоб скоротать ожиданье,
Ты, католическое созданье,
Навещай-ка меня по ночам.
О, я обещаю молчать.

Ведь если мне говорить,
То что-то все не о том.
Я абсолютно распущен,
Пресыщен и не знаком
С твоей неуклюжестью.

Но нам-то, эстетам,
зачем беседы
О собственной чистоте.

Знай только, дева -
Никто еще и нигде
Не был столь невнемлющ к себе
Как я
в твоей
неуклюжести.

И вот как тут расскажешь -
Как перескажешь,
Как нам эфемерным,
Как нам – столь безверным,
Как нам непомерным -
Как нам будет с тобой
Хорошо.

Трубите медь, трубите бой,
Нескромно помирать весной,
Но я - согласен.