В ладонях М. И. Цветаевой

Эй, я былая! Где ты? Приди же, успокой меня,
Ведь после августа в колонке календарной шел декабрь.
Эй, я былая,где ты? Вспенит молчание заря.
В какую утварь на холсте ты превращаешь или тварь?
Вот мне- мыло для рук и веревка для сушки белья,
Письма- белые чайки,любимые мною, гордятся.
Сила святости- колокол, рябью рябины, а я
Пребываю в отсутствии Вас и пытаюсь смеяться.
Клевер в пять лепестков- ошалевшее детство мое-
Унесет в пятисловие млечного чувства "уйти",
Вот мне крест, остальное склюет,подхватив воронье.
И оправданно вспомнят- "лети, вместо ветра,лети".
Как изящно русалки с подножия скал призывают,
Так татарские девочки волосы в косы плетут.
Так же водоросли, только лотосы в сердце вплетают,
В пальцах клевер пятилепесточный, срывая,жуют.
Эй,я былая! Не связывайся даже, пострадаешь!
Я тебя берегу самым чистым своим родником.
Как по родинке, в птичьих силках пепелище узнаешь,
Я тебя призываю душой, а не скованным ртом.
Смысла нет в очевидном слиянии черного с черным,
Черта с чертом,ангела с ангелом, ртути и льда.
Вот мне глаза! Широченных зрачков, ибо парусом кровным
Предназначены мили у весел кликом добра или зла.
                ***
Эх,круги на воде,формул зодчих юродивых действий
В расписание дня,в опрометчивость тягостных дум
Совпадают в моем чемоданчике с ношей столетий
И с колличеством наигромаднейших в юности лун.
И еще мне струиться, еще мне,приблизившись, гаснуть,
На ладони твоей пятитомие будто читать,
И глаголом губить и песчаную желтую насыпь
В пальцах перебирать и другим по песчинке дарить.
Было в сквере темно,но до ночи в Тарусе так близко.
Хоронилась в углах, прирастала к камням и корням
И молила,узнав,попадая в обычное русло,
Чтобы соль на губах, чтобы гимн полуночным морям.
Родненький, Сереженька,упроси,чтоб меня- к тебе.
Вживила в гортань подкову цвета пурпурно- алого.
Вот я вижу алтарь! Не бросайте милых на заре
В жаровню огненных рельс рыжего снега талого.
You are daily bread for me, though my knife isn,t very shap.
Отче наш, даждь нам днесь вороненую сталью с креста,
Так в тройке колокольчик и отпечатки собачьих лап,
Так же хрусталь разбивают и в печах горит береста.
А потом был рассвет, я его не признав расстреляла,
У подножия скал притворилась и долго спала,
Вот теперь перед миром стою- неранимою стала.
Хороните меня.Нет земли! Только море и мгла.
Так Египетский бог целомудрия ищет мой голос.
Между жалостью с жала сухих потемневших крапив,
Голубым васильком, где мучительно-сладостный колос,
Все живое во мне благодарно с любовью отпив,
Воздает с нетерпением, чтобы лежать на ладони
И упругое семя вонзить в бездыханную грудь,
И скорей захлебнуться от ветра, от солнца и воли,
И, от пепельных стен отскочив, легкой птахой вспорхнуть.