Несколько переводов с нем. и с англ. 2011 - 2012 г

ЛЕВ ДО....

НЕСКОЛЬКО ПЕРЕВОДОВ С НЕМ. И С АНГЛ. 2011-2012 гг.

Эти работы выполнены "по следам" переводческих конкурсов на сайтах
                www.stihi.ru и www.poezia.ru

                I.   Список ссылок
                II.  Тексты

I.  Список ссылок

              Конкурсы сайта stihi.ru:
              (все переводы с английского)

01. Уистен Оден. Погребальный блюз      
W. H. Auden. "Funeral blues"   
http://stihi.ru/2019/08/09/7123

02. Конрад Айкен. Недолговечность
Conrad Potter Aiken. "All lovely things" 
http://www.stihi.ru/2019/08/10/3988


03. Эдна Миллэй. Сонет
Edna Millay. "I shall forget you presently, my dear"
http://stihi.ru/2019/08/10/5508

04. Эрнест Доусон. Осеннее
Ernest Dowson: "Autumnal"
http://stihi.ru/2019/08/10/6092

05. Роберт Хиллайер "Я провожу мой день как бы во сне"
Robert Hillyer. "I pass my days in ghostly presences"
http://stihi.ru/2019/08/10/1073

06. Джон Донн. Женская верность
John Donne. "Woman's Constancy"
http://stihi.ru/2019/08/10/7432


07. Вильям Брайант. Жёлтая фиалка.
William Bryant. "The Yellow Violet"
http://stihi.ru/2019/08/11/3323

 
              Конкурсы сайта poezia.ru:

08. Андреас Грифиус. О моих сонетах, с нем
Andreas Gryphius "Ueber meine Sonntag- und Feiertag-Sonette"
http://stihi.ru/2019/08/11/6229

09. Андреас Грифиус. Вечер, с нем
Andreas Gryphius "Abend"
Публикация  http://stihi.ru/2019/08/11/6250

10. Андреас Грифиус. Звёздам, с нем
Andreas Gryphius "An die Sterne"
http://stihi.ru/2019/08/11/6268

11. Роберт Геррик. Миссис Уилер, моей потерянной пастушке, с англ
Robert Herrick "Mrs Eliz. Wheeler, under the name of the lost shepherdess"
http://stihi.ru/2019/08/11/8222

12. Курт Тухольски. Идеал и действительность, с нем
Kurt Tucholsky "Ideal und Wirklichkeit"
 http://stihi.ru/2019/08/11/8244

13. Брет Гарт. Посвящение перу Томаса Старра Кинга, с англ
Bret Harte "On a pen of Thomas Starr King"
http://stihi.ru/2019/08/11/8281

14. Вильгельм Раабе. Рука человеческая, с нем
Wilhelm Raabe "Des Menschen Hand"
http://stihi.ru/2019/08/12/3192

15. Ричард Лавлейс. К Алтее, из тюрьмы, с англ
Richard Lovelace "To Althea, from Prison"
http://stihi.ru/2019/08/12/3215

16. Джордж Байрон. Памятник собаке, с англ
Lord George Gordon Byron "Monument to a dog"
http://stihi.ru/2019/08/12/3373

17. Аннете фон Дросте-Хюльсхоф. Мёртвый жаворонок, с нем
Annette von Droste-Huelshoff  "Die tote Lerche"
http://stihi.ru/2019/08/07/3756

18. Гуго фон Гофмансталь. Двое, с нем
Hugo von Hofmannsthal "Die Beiden"
http://stihi.ru/2019/08/12/3683

19. Эдвард Томас. Осины, с англ
Edward Thomas "Aspens"
http://stihi.ru/2017/04/20/3167

20. Готтфрид Келлер. Вечерняя песнь, с нем
Gottfried Keller "Abendlied"
http://stihi.ru/2019/08/12/3876

21. Джозеф Стикни. Раковина в пустыне, с англ
Joseph Trambull Stikney "On some shells found inland"
http://www.stihi.ru/2019/08/12/5803

22. Каролине фон Гюндероде. Звуки музыки, с нем
Karoline von Guenderode "Die Toene"
http://www.stihi.ru/2019/08/12/5823

23. Джон Бреннан. Осень, с англ
Christopher John Brennan "Autumn"
http://www.stihi.ru/2019/08/12/5842


II.  Тексты

(1). ИЗ УИСТЕНА ОДЕНА

Из Уистена Одена (1907 - 1973)
Погребальный блюз Funeral blues, с англ.


Вариант 1.

Остановите все часы, обрежьте телефон,
Псу дайте сахарную кость, дабы не лаял он.
Пускай молчит рояль, пускай
                лишь барабана дробь
И шаг скорбящих
                в этот миг сопровождают гроб.


Пускай аэропланов рой, кружа, вверху гудит
И чертит надпись в синеве: он умер, He Is Dead*.
Пусть креп повяжут
                голубям на мокрой мостовой,
Пускай перчаток чёрный шёлк натянет постовой.


Он был мой север, юг он был, восток и запад мой,
Еженедельный будний труд и отдых в выходной,
Он был и слово, и мотив, и день, и ночь моя.
Я думал, это навсегда; но заблуждался я.


Тушите звёзды, все они отныне не нужны,
Снимайте солнце с вышины, пакуйте диск луны,
Вон выливайте океан, уничтожайте лес.
Ничто хорошее
                вовек уж не случится здесь.



Вариант 2.

Остановите часы, выключите телефон.
Дайте псу мозговую кость, чтобы не лаял он.
Пусть клавишные молчат, и лишь барабана дробь
Да сдержанный шаг скорбящих сопровождают гроб.


Пусть, делая мёртвую пЕтлю, аэроплан гудит,
Выводит в небе известье: он умер, He Is Dead*.
Пусть креп обвивает белые шейки
                голу'бок на мостовой,
И перчатки чёрного ситца натягивает постовой.


Он был мой север и юг мой, восток мой и запад мой,
И труд мой ежедневный, и отдых в выходной.
Он был и полдень, и полночь, и слово, и песнь моя,
Навсегда пребудет эта любовь,-  так я думал;
                ошибся я.


Потушите же звёзды: к чему они тем, кто спит?
Разберите луну и солнце, упакуйте весь реквизит,
Вон выплесните океан и скатайте рулоном лес.
Ибо больше вовек не будет
                ничего достойного здесь.

* He Is Dead [хи из ди'эд] - англ:  он мёртв



Коротко об авторе по Википедии:

Уистен Хью Оден (англ. Wystan Hugh Auden, 1907 - 1973):  англо-американский поэт.
Родился в Великобритании в семье врача, после Второй мировой войны стал
гражданином США.
Одена называют одним из величайших поэтов XX в.
Он писал в жанре интеллектуальной лирики, обращаясь как к социально-радикальной,
так и к философско-религиозной проблематике.
Свою любовь к музыке и языку Оден связывал с церковными богослужениями, которые он
посещал в детстве, и постоянными переводами с латинского и древнегреческого в школах.
Он интересовался психоанализом и биологией. В подростковом возрасте начал писать стихи.
Хотя в 1925 г. состоялась помолвка Одена с медсестрой из Бирмингема, скоро он осознал
свою нетрадиционную ориентацию.
В 1928 г. Оден закончил Оксфорд и отправился в Берлин, где прожил девять месяцев.
Это путешествие способствовало формированию его социалистических взглядов.
В 1930-м г. была опубликована его первая книга,  где были очевидны влияния идей К. Маркса,
Ч. Дарвина и З. Фрейда.
В 1937 г. Оден отправился в Испанию, где шла гражданская война, надеясь стать водителем
санитарной машины в республиканской армии, но его назначили работать в отдел
пропаганды, который он покинул для того, чтобы отправиться на фронт. На него глубоко
повлияли эти семь недель, проведённые в Испании, а его взгляды на общество значительно
изменились, поскольку политические реалии оказались сложнее, чем он себе представлял.
У Одена был особый талант к дружбе, он часто делал благотворительные пожертвования
и очень огорчался, когда они становились общеизвестными. В 1935 г. он формально женился
на Эрике Манн, дочери Томаса Манна, для того, чтобы дать ей британский паспорт, с которым
она могла бы спастись от нацистов.
В январе 1939 г. Оден отправился в Нью-Йорк, затем служил преподавателем в Мичиганском
университете и т. д.  Вся его жизнь была наполнена творческой работой, лекциями,
разъездами, преподаванием, постоянным духовным поиском.
Оден умер в Вене в 1973 г.

Стихи Одена поражали разнообразием стилей и методов написания.
Кроме множества стихотворений Оден также создал сотни эссе и рецензий по литературе,
истории, политике, музыке и религии.  Он сотрудничал с друзьями в работе над пьесами,
оперными либретто, документальными фильмами и даже с одним нью-йоркским
вокально-инструментальным ансамблем.
Один из критиков резюмировал: «Тексты этого оксфордского эрудита богаты на аллюзии,
наслоение смыслов, посылов к событиям истории давней и не очень, священной и не
особенно, на реминисценции из английской и не только из английской литературы,
и вдобавок они формально отшлифованные, объединяющие достижения классической
английской поэзии с отчаянным экспериментом» (С)


От переводчика:

Нужно добавить, что Оден стал очень значимым человеком в жизни Иосифа Бродского,-
одним из почитаемых им поэтов и отчасти, возможно, образцом современного литератора.
Когда Бродского вынудили уехать из СССР, Оден старался помочь молодому и еще
неизвестному автору теми средствами, что были в его распоряжении.
На смерть Одена Бродский откликнулся своей "Элегией" на английском языке
(в моей трансляции см. http://stihi.ru/2019/07/30/6855)

Не исключено, что именно И. Бродский первым перевел "Похоронный блюз" на русский язык
(его переложение см. напр. http://www.baku.ru/frmpst-view.php?frmpst_id=16792033).
Вообще же данное стихотворение переводили множество раз  (к примеру, вот критический
разбор попытки известного переводчика Г. Кружкова:  http://alsit25.livejournal.com/40245.html).

Англоязычные комментаторы прослеживают в этом "... Блюзе"  ироническую интонацию.
Носителям или глубоким знатокам языка, конечно, виднее, лучше сказать - слышнее или
понятнее.
Однако ни в одном из известных мне переводов на русский язык, в том числе и у Бродского,
я распознать иронию не могу, во всяком случае, если переводчик работает добросовестно
и не ёрничает.


И вдобавок еще несколько моих (и не моих) соображений относительно пары мест в этом
опусе (далее номер строки относится к оригинальному английскому тексту, см. его в самом
конце):

02 строка, в частности, не может не напомнить о Байроне, о его Чайлд Гарольде, который
покидает свой дом, своих близких – надолго, возможно, навсегда:
Мой пес залает раз-другой / Разбудит воем тьму,
И станет первому слугой, / Кто бросит кость ему.

03 строка. Один из Интернет-комментаторов утверждает, что здесь piano – это пианола,
разновидность механического пианино, своего рода старинная игровая приставка;
и что автор, якобы, тем самым имеет в виду:  зачем, мол, нам фальшивый,
формальный, неискренний, бесчувственный траурный ритуал... 
Занятная точка зрения; но едва ли справедливая.

05 строка.  Оден был человеком глубоко верующим, религиозные аллюзии пропитывают
его стихи, и Аэроплан здесь как-то вызывает сопоставление с небесным вестником.
И что это он чертит там, в небесах? Тут уж невольно приходит на ум ассоциация с роковой
надписью, которую невидимая рука нанесла на стене валтасарова дворца в Вавилоне.

07 строка. Один из знатоков нашел в Сети, что public doves звали активисток пацифистского
движения,- "голу'бки мира, горлицы миролюбия, надоедавшими своими публичными
призывами видеть в жизни лишь светлую сторону".  Если это так, то возникает, конечно,
интересный подтекст.  Другие сравнивают public doves с public girls (почему?), а третьи
говорят, что речь идёт все-таки о публичных,- т.е. общественных, ничьих, обычных городских
голубях!  Я не знаю.

08 строка. Полисмен-регулировщик в чёрных перчатках заставляет вспомнить проводников
в царство мертвых из древних мифов.

09 –12 строки:  вся третья строфа похожа на молитву и лично мне напоминает ветхозаветный
псалом.  Еще один Интернет-комментатор заметил, что в английском Север (North), Юг (South)
и т. д. – это названия не только сторон света, но также и имена ветров (как у нас, допустим, во
фразе "после полудня задул свежий норд-ост" тоже говорится о ветре).  Возможно и так, но о
чём, собственно, это могло бы свидетельствовать?
А вот что' действительно интересно, так это то, в каком конкретно порядке перечисляются
страны света: North-South --- East-West (Север-Юг -- Восток-Запад): сверху вниз – справа
налево:  ведь это очертание креста, крестное знамение.
И последним поставлен запад, где – закатывается солнце и умирает день.

13-15 строки. По-видимому, в конце стихотворения тоже имеется отчётливое литературное
эхо: весь мир театр... и т.д. Пьеса (жизни) окончена, театр закрыт, теперь осталось разобрать
и упаковать декорации.


И напоследок:
Если даже какие-то из этих предположений и объяснений справедливы, то это вовсе не
значит, что автор непременно задумывал или планировал именно так.
У людей способных, эрудированных, тонких, интеллектуально заряженных,- у таких людей
подобные на первый взгляд несложные, но на самом деле "умные" и содержательные стихи
получаются, конечно, как бы сами собой, без какого-либо специального намерения или
волевого усилия. И в них порою содержится даже больше, чем первоначально мог иметь
в виду сам автор.
Тут многое зависит также и от уровня читателя, от его воображения, от его способности
вглядываться в стихи и воспринимать их.
Я бы не исключил и обратного: высоколобые и многоучёные комментаторы иногда очень
и очень склонны усложнять существо дела, и видеть нечто многозначительное там,
где ничего особенного, вероятно, не существует.



Оригинал:
W. H. Auden .
Funeral blues 

01. Stop all the clocks, cut off the telephone,
02. Prevent the dog from barking with a juicy bone,
03. Silence the pianos and with muffled drum
04. Bring out the coffin, let the mourners come.

05. Let aeroplanes circle moaning overhead
06. Scribbling on the sky the message He Is Dead,
07. Put crepe bows round the white necks of the public doves, 
08. Let the traffic policemen wear black cotton gloves.

09. He was my North, my South, my East and West,
10. My working week and my Sunday rest,
11. My noon, my midnight, my talk, my song;
12. I thought that love would last for ever: I was wrong.

13. The stars are not wanted now: put out every one;
14. Pack up the moon and dismantle the sun;
15. Pour away the ocean and sweep up the wood.
16. For nothing now can ever come to any good.
                1938




(2) ИЗ КОНРАДА АЙКЕНА

Из Конрада Эйкена (1889 – 1973).
Недолговечность All lovely things, с англ.


Недолговечны бла'га мира,
Ничтожен всякий дар земной.
Растратив золото, транжира
Пойдёт с протянутой рукой.

И вас, красавиц, ждёт забвенье,
И вас, цветы, сразит зима.
Плоть не избегнет разложенья,
И помрачится блеск ума.

                *
Продлись, о молодость!
                Но нет,
Не остановишь бег мгновений,
Хоть очи жаждут видеть свет
И руки ждут прикосновений.

Любви и юности цветок,
Как цвет полей, ненастье косит,
И бурный времени поток
Куда – кто знает ? – их уносит...



От переводчика:

В оригинале приводятся названия конкретных цветов: goldenrod и daisies.
Я избег их в переводе, ибо если к маргариткам (daisies) особых претензий нет,
то золотарник (goldenrod) может по-русски вызывать не лучшие ассоциации.
Однако само их упоминание (наряду с тем, что автора отличал особенный интерес
к символизму), заставляет вспомнить о том, что называют "языком цветов".
На этом "языке" goldenrod - высокое, крепкое, неприхотливое, стойкое растение с обильным
золотым цветением - означает богатство, успех, изобилие.
Маргаритка же олицетворяет невинность, преданность и чистоту; она имеет латинское
наименование bellis perennis, что значит многолетняя, иначе – круглогодичная, вечная:
в Европе она цветет почти что круглый год.  Ее английское имя "daisy" - якобы,
переиначенное выражение day's eye – око дня.
Таким образом, говоря, что всё преходяще – и богатство, и красота, Эйкен не случайно
называет цветы, символизирующие именно эти понятия. Во второй строфе сказано о том, что
смертен и подвержен распаду (даже) goldenrod, в четвертой – что не вечна также и "вечная"
daisy.  И м.б. на подсознательном уровне с образом/названием маргаритки,-"ока дня",-
связана фраза  о том, как "глаза вожделеют видеть" в третьей строфе ?
И еще - паутина в конце второй строфы оригинала. В переводе это трактовано как помрачение
сознания, когда наш  мозг со временем словно заволакивается паутиной.
Но можно вспомнить и о том, что  под старость покрывающие голову волосы редеют,
седеют, истончаются, становятся похожи на легкую, колеблемую любым слабым дуновением
паутинку.  Что и черты лица покрываются паутинкой морщинок...
Так или иначе, Эйкен нашел ёмкие и содержательные образы для своего поэтического
пессимизма.


Коротко об авторе по Википедии:

Конрад Поттер Эйкен  (англ. Conrad Potter Aiken, 1889 - 1973): американский поэт и прозаик.
Член Американской академии искусств и литературы.
Лауреат Пулитцеровской премии (1930)  и Национальной книжной премии (1953) за сборники
стихотворений.
Родился в богатой интеллегентной семье. Когда будущему писателю исполнилось 11 лет
его отец, в результате психического расстройства, убил свою жену, после чего
застрелился сам.
Конрад воспитывался у своей тетки в Массачусетсе. После окончания частной школы
поступил в Гарвардский университет, где вместе Т. С. Элиотом редактировал журнал
«Адвокат», благодаря чему они подружились и сотрудничали в течение всей жизни.
В 1920 -1930-х гг. Айкен путешествовал между Англией и Северной Америкой.
Он был трижды женат.
Его первый сборник стихов был опубликован в 1914 году, и сразу создал ему репутацию
талантливого поэта.
Раннее творчество Эйкена отмечено влиянием его любимого учителя, философа
Джорджа Сантаяны. Произведения этого периода характеризуются глубокой
музыкальностью, философичностью в поисках ответов не только на собственные проблемы,
но и вопросы существования современного мира.
Сильное влияние символизма также особенно заметно в его работах начального периода. 
Многие произведения написаны им на психологическую тематику. Его отличал повышенный
интерес к психоанализу и развитию личности. Поэт тщательно изучал учение З. Фрейда,
У. Джемса, штудировал Эдгара По и французских поэтов.
На его могиле установлен камень в виде скамьи, на которой высечены слова:
«Передаю привет миру» и «Космический путешественник  - местонахождение неизвестно».



Оригинал:
Conrad Potter Aiken.
All lovely things

All lovely things will have an ending,
All lovely things will fade and die,
And youth, that's now so bravely spending,
Will beg a penny by and by.

Fine ladies soon are all forgotten,
And goldenrod is dust when dead,
The sweetest flesh and flowers are rotten
And cobwebs tent the brightest head.

                *
Come back, true love! Sweet youth, return!--
But time goes on, and will, unheeding,
Though hands will reach, and eyes will yearn,
And the wild days set true hearts bleeding.

Come back, true love! Sweet youth, remain!--
But goldenrod and daisies wither,
And over them blows autumn rain,
They pass, they pass, and know not whither.





(3) ИЗ ЭДНЫ МИЛЛЕЙ

Эдна С.-В. Миллей (1892 - 1950).
Сонет о недолговечности любви   I shall forget you presently, my dear, с англ.


Я вскоре вас забуду, милый друг.
Наполните же мною всякий час,
И день, и месяц, и полгода... вдруг
Умру, уеду, позабуду вас?

Я повторяю: близится конец,
Я позабуду вас; но между тем,
На ваши пени, мой любимый лжец,
Я возражу, как возражала всем:

И мне б хотелось, чтобы страсть жила,
Чтобы жар обетований не слабел,
Но веку им природа не дала,
Поставила естественный предел.

Найдём ли, нет ли то, что ищем все мы –
Не в этом биология проблемы.



От переводчика:

Не особо вдаваясь в тонкости различных вероятных трактовок этого стихотворения
(особенно последних многозначительных строк), я был бы склонен предположить, что
исходным пунктом для него можно рассматривать знаменитый сонет Петрарки, в котором
он со всем своим пылким красноречием клянётся подруге в вечной любви, и связь и
полемика с которым, мне кажется, явственно ощутима в данном произведении Э. Миллей.

Вот этот сонет:

  Благословляю месяц, день и час,
  Год, время года, место и мгновенье,
  Когда поклялся я в повиновенье,
  И стал рабом ее прекрасных глаз.
  Благословляю первый их отказ,
  И первое любви прикосновенье,
  Того стрелка благословляю рвенье,
  Чей лук и стрелы в сердце ранят нас.
  Благословляю все, что мне священно,
  Что я пою и славлю столько лет,
  И боль, и слезы – все благословенно.
  И каждый посвященный ей сонет,
  И мысли, где царит она бессменно,
  Где для другой вовеки мест.

Наша поэтесса, словно возражая знаменитому итальянцу, говорит своему возлюбленному:
не нужно, мол, возвышенности, выспренности, пафоса; будь проще, люби, пока любится.
Ведь не только любовь – и самая жизнь недолговечна и скоро кончается, порою даже внезапно.
Если в стихах и есть ирония, то самая скромная. Скорее, этот сдержанный текст наполнен
опытом и трезвой горечью: жизнь следует принимать такой, какой она есть: ненадежной
и преходящей.


Коротко об авторе по Википедии:

Эдна Сент-Винсент Миллей (англ. Edna St. Vincent Millay, 1892 - 1950): 
знаменитая американская поэтесса и драматург.
Она росла без отца, ее мать, профессиональная медсестра, много ездила с дочерьми
из города в город в поисках работы, учила их независимости и любви к литературе. Литературные таланты Эдны раскрылись еще в юности, с 15 лет она начала печататься. После одного литературного конкурса Миллей стала знаменитостью, а состоятельная
благотворительница Кэролайн Доу оплатила обучение поэтессы в колледже Вассар.
Окончив его в 1917 г., Эдна переехала в Нью-Йорк, где вела свободную богемную жизнь.
Слава её росла. В 1923 г. её сборник получил Пулитцеровскую премию - впервые этой
награды за стихи была удостоена женщина.
Миллей - мастер сонета, баллады, в форме она ориентировалась на классические традиции;
отзвуки злобы дня (место женщины в обществе и т. п.) также находили отражение в её
творчестве.  В 1943 г. Миллей получила медаль Роберта Фроста за выдающийся вклад
в поэзию.
В жизни Миллей, не скрывавшей бисексуальности и приверженности «свободной любви»
был ряд романов, оказавших на неё большое влияние: это отношения с критиком
Эдм. Уилсоном и поэтом Дж. Диллоном, с которым вместе она перевела «Цветы зла»
Бодлера. С 1923 г. она была замужем за голландцем Э. Бойсевейном, оказывавшим ей
значительную поддержку в жизни.
Эдна умерла через год после мужа от последствий сердечного приступа; её нашли мёртвой
в собственном доме.


Оригинал:
Edna Millay.
I shall forget you presently, my dear

I shall forget you presently, my dear,
So make the most of this, your little day,
Your little month, your little half a year,
Ere I forget, or die, or move away,

And we are done forever; by and by
I shall forget you, as I said, but now,
If you entreat me with your loveliest lie
I will protest you with my favourite vow.

I would indeed that love were longer-lived,
And oaths were not so brittle as they are,
But so it is, and nature has contrived
To struggle on without a break thus far, --

Whether or not we find what we are seeking
Is idle, biologically speaking.





(4) ИЗ Э. К. ДОУСОНА

Эрнст К. Доусон (1867 - 1900).
Осеннее Autumnal, с англ.


Сквозит в янтарных деревах
Скупой октябрьский свет.
                Взгляни:
Едва колеблются они.
Жалеть ли нам о летних днях,
Любимая, в такие дни!

Пусть осень станет нам судьбой!
Пусть ляжет тень у наших глаз,
Пусть в тихий сумеречный час
Страсть, что связала нас с тобой,
Как этот день обманет нас.

Мой друг, не лучше ль дома нам,
В осенней дрёме? Я и ты –
Мы предпочли плодам – мечты,
И сладким предадимся снам
В плену блаженной темноты.

Лежат зима и ночи мгла
За горизонтом бытия.
Мы ждём их мирно – ты и я, –
Пока любовь не умерла
В унылых дебрях ноября.


От переводчика:

Кумир Доусона Поль Верлен требовал от искусства поэзии "музыки прежде всего".
В этом прекрасном стихотворении Доусона действительно, на мой взгляд, музыка играет
основную роль. Ухо сразу воспринимает фонетическую красоту оригинала, которая
выражается подбором рифм и их двукратным проведением в первой и последней строфе,
повторением одних и тех же слов, варьированием сходных понятий...
Стихотворение кажется написанным в некоем трансе, оно предстает своего рода негромким
бормотанием не до конца внятной по смыслу, но полной чувства речи (можно отметить, какие
длинные предложения строит автор, какой у него искусный синтаксис – всё это, наверное, 
и создает ощущение текучего звучания и лёгкого дыхания).
Мне сдаётся, в переводе не столь важно передать точный смысл, сколь это тонкое настроение – ощущение осени природы и осени жизни, умиротворенного умирания.


Коротко об авторе по https://ru.qwerty.wiki/wiki/Ernest_Dowson и др. Интернет-источникам:

Эрнест Кристофер Доусон (англ. Ernest Christopher Dowson, 1867–1900):
английский  романист, писатель-новеллист, имя которого часто ассоциируется
с декадентством.
Более всего Доусон стал известен как поэт-импрессионист, испытавший влияние
французской литературы, особенно Верлена.
Э. Доусон родился в Лондоне, начал печататься в середине 1880-х гг.
Он был знаком с У.Б. Йейтсом, А. Саймонсом, Л. Джонсоном, любил вращаться в обществе,
кутил с друзьями-студентами, был постоянным посетителем музыкальных вечеров
и участником литературных журналов.
Он писал обзоры, критику, романы (собственный и в сотрудничестве с другом А. Муром),
был плодовитым переводчиком французской художественной литературы, в том числе
Бальзака, Гонкуров и Шодерло де Лакло.
Доусон создавал рассказы и, конечно, стихи, многие из которых были посвящены 
«Мисси» Фолтинович, дочери владельца одного польского ресторана.
Их центральные темы - любовь и смерть.
В жизни Доусона между тем одно за другим происходили драматические события.
В 1894 г. его отец, страдавший туберкулезом, умер от передозировки лекарства.
Его мать, которая была также чахоточной, повесилась в феврале 1895 г.
Вскоре Доусон начал быстро опускаться.
После замужества Фолтинович в 1897 г. он переехал во Францию, с трудом зарабатывал
на жизнь переводами, пристрастился к абсенту.
В 1899 г. его друг, издатель Роберт Шерард нашел Доусона почти без гроша в винном баре
и перевез в свой дом.  Там прошли последние шесть недель его жизни, там смерть настигла
его в возрасте 32 лет.
С огромным сожалением писал об этой потере Оскар Уайльд, а Артур Саймонс прямо назвал
его гением лирической поэзии..


Оригинал:
Ernest Dowson.
Autumnal

Pale amber sunlight falls across
The reddening October trees,
That hardly sway before a breeze
As soft as summer: summer's loss
Seems little, dear! on days like these.

Let misty autumn be our part!
The twilight of the year is sweet:
Where shadow and the darkness meet
Our love, a twilight of the heart
Eludes a little time's deceit.

Are we not better and at home
In dreamful Autumn, we who deem
No harvest joy is worth a dream?
A little while and night shall come,
A little while, then, let us dream.

Beyond the pearled horizons lie
Winter and night: awaiting these
We garner this poor hour of ease,
Until love turn from us and die
Beneath the drear November trees.




(6) ИЗ РОБЕРТА ХИЛЛАЙЕРА

Роберт С. Хиллайер (1895 - 1961).
Мой день  I pass my days in ghostly, с англ.   


Я провожу мой день как бы во сне,
Когда ж в ночных долинах ветер спит,
Мотив далёкой флейты мне звучит,
И голос, чьи слова невнятны мне.

Порой и днём - неясно,- для кого,
Неясно,- где - печально зазвенев,
Родник пробьётся; и богам его
Отраден, мнится, мог бы стать напев.

Чреда видений, образов и тем,
Людей, событий, лиц, свободных дум,
Влюблённых, храмов, гоблинов, трирем,-
В уединеньи озаряет ум.

Так дайте волю солнцу! Пусть сверкнёт
В луче пылинка! Пусть мне хватит сил
Из мглы забвенья вырваться в полёт,
Соткать свой космос из ночных светил!


От переводчика:

Это стихотворение вызывает у меня невольную ассоциацию с пушкинским

".... я ... мечтаю, 
Иль думы долгие в душе моей питаю.

И забываю мир,- и в сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне: 
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит и ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем.

И тут ко мне идет незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей. 
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута – и стихи свободно потекут."

Не то же ли примерно и  у Хиллайера? 
– автор проводит свои дни в неясной мечтательности, и ночью слышит едва уловимую
   мелодию;
– также и днём, наяву, уже пробивается, звучит "источник Иппокрены";
– и вот воображение поэта захвачено мощным потоком свободных образов и ассоциаций;
– наконец, следует кульминация, момент творения новой поэтической Вселенной.


Кратко об авторе по английской Википедии:

Роберт Силлимэн Хиллайер (англ. Robert Silliman Hillyer, 1895 -1961):  американский поэт.
Хиллайер окончил Гарвардский университет в 1917 г., после чего добровольцем отправился на французский фронт в Первой мировой войне. Там он служил в корпусе скорой помощи.
Долгие годы он преподавал  гуманитарные дисциплины в различных учебных заведениях,
в том числе в родном Гарварде, где был профессором.
В своих взглядах и работах Хиллайер имел репутацию традиционалиста и консерватора.
Он получил несколько значительных наград, в т. числе Пулитцеровскую премию в 1934 г.,
был членом американской Академии искусства и литературы, издал ряд стихотворных
сборников, написал несколько романов, занимался переводами.



Robert Hillyer. 
I pass my days in ghostly presences

I pass my days in ghostly presences,
And when the wind at night is mute,
Far down the valley I can hear a flute
And a strange voice, not knowing what it says.

And sometimes in the interim of days,
I hear a fountain in obscure abodes,
Singing with none but me to hear, the lays
That would do pleasure to the ears of gods.

And faces pass, but haply they are dreams,
Dreams of a mind set free that gilds
The solitude with awful light and builds
Temples and lovers, goblins and triremes.

Give me a chair* and liberate the sun,
And glancing motes to twinkle down its bars,
That I may sit above oblivion,
And weave myself a universe of stars.



Примечание переводчика:
*Give me a chair в последней строфе – дайте мне стул – едва ли следует понимать буквально:
это выражение – идиома из американского английского, и оно означает "дайте мне место
свидетеля", "я намерен свидетельствовать", "я свидетельствую", - когда речь идет о
процессе судопроизводства. Можно сказать, это род клятвы: "я присягаю! .."




(7) ИЗ ДЖОНА ДОННА

Джон Донн (1572 - 1631). 
Женское постоянство (Женская верность)  Woman's Constancy, с англ.


Вариант 1.

Сегодня ты моя, моя вполне.
Но утром, уходя, что скажешь мне?

Что клятвы больше не связуют нас?
            И что сейчас
Уж мы не те? Что веры нет словам
Былой любви? Что от неё без драм
Гнев позволяет откреститься нам?

Что если в силах только смерть одна
Расторгнуть брака истинный союз,
То нас освободить от наших уз
Довольно и её подобья – сна?

Чтоб оправдать измену, не найдёшь
Пути верней: за правду выдать ложь.

Безумец жалкий, я (свидетель Бог!)
Увёртки б эти опровергнуть мог,
Но воздержусь, сомнение тая:
Вдруг завтра так же стану думать я?


Вариант 2.

Ты, целый день любившая меня,-
Что скажешь утром завтрашнего дня?

Что старый недействителен обет?
           Что больше нет
Нас прежних, тех, кто были мы с тобой?
Что веры нет словам любви былой,
Что жертвы, слёзы, клятвы – звук пустой?

И если в мире только смерть сильней,
Чем истинный союз, законный брак,
То наш, подобный брачному, контракт
Расторгнет сон, что так подобен ей?

Чтоб оправдать измену, не найти
Иного столь же скользкого пути.

Сходя с ума, всю эту болтовню
Я мог бы опровергнуть на корню,
Но поостерегусь: себе не враг,-
А вдруг я тоже стану думать так?


Вариант 3 (свободный).

Меня сегодня так любили Вы,
Но что заутра скажете?
                – Увы,
Что мы не те, какими раньше были,
Что прежний недействителен обет,
И чувства (фактом, что их больше нет)
Нас от священных клятв освободили?

Что если только смерти вечный сон
Способен разлучать мужей и жён,
То наш – не брак, а лишь контракт любовный –
Расторг обычный сон, простак-Морфей;
Что, собственно, здесь нет вины ничьей,
И, следственно,- свободен невиновный?

Софистикой измену оправдать –
Конечно, средства лучше не сыскать.

Противу лжи бессильны сантименты
И логика бессмысленна вдвойне.
Я воздержусь от них: а вдруг и мне
Понадобятся те же аргументы?


Коротко об авторе по Википедии:

Джон Донн (англ. John Donne, 1572 - 1631): 
английский поэт и проповедник, настоятель лондонского собора Святого Павла,
крупнейший представитель литературы английского барокко. 
Автор поэм, ряда любовных стихов, элегий, сонетов, эпиграмм, а также религиозных
проповедей.
Его родительская семья была католической. Донн учился в Оксфорде и Кембридже,
но ни там, ни там не получил диплома, поскольку для католиков действовали ограничения.
Он вёл рассеянный образ жизни, истратив большую часть своего наследства;
совершил путешествие на европейский континент, участвовал в военных походах на
Азорские острова, несколько лет прожил в Италии и Испании, знакомясь с законами
и обычаями и изучая языки этих стран.
По возвращении в Англию Донн устроился на работу секретарём у влиятельного
придворного.  Влюбившись в племянницу патрона, Анну Мор, втайне женился на ней.
Когда дядюшка супруги узнал об этом, он выгнал Донна и добился его заключения в тюрьму.
Через несколько лет отец Анны всё-таки признал его своим зятем.
Донн зарабатывал на жизнь адвокатурой и был помощником епископа Т. Мортона.
Теперь он углубился в богословие и стал писать памфлеты, направленные против своих же
единоверцев-католиков, а также против ордена иезуитов. На полемический дар Донна
обращает внимание король Яков I.
Дважды Донн становится депутатом парламента. У него много детей, он испытывает
серьёзные материальные трудности, к тому же переживает серьёзный духовный кризис
и наконец порывает с католической церковью.
В 1615 г. он был рукоположен в сан и стал англиканским священником.
Регулярно читал проповеди, а в 1618 г. получил степень доктора богословия, и еще через
три года стал настоятелем собора Святого Павла в Лондоне.
Донн скончался в 1631 г. и был погребён в соборной усыпальнице.
Его произведения не издавались при жизни и распространялись только в рукописях,
сам Донн не хотел их публиковать.
Для лирики Донна характерны изощрённость, усложнённый синтаксис, образность, игра на
контрастах, многозначность. Его стихи адресованы подготовленному читателю, способному
совершить определённое интеллектуальное усилие для их понимания.
Первыми произведениями Донна стали сатирические стихи на современное английское
общество. Любовные элегии Донна во многом полемизируют с сочинениями современных
ему поэтов, находившихся в плену отработанных шаблонов.
По обычаю того времени Донн много писал на заказ для своих друзей и покровителей.
Таковы две поэмы "на случай", которые стали серьёзным размышлением о распаде мира,
разрушенной гармонии, потери связи между человеком и вселенной, о противопоставлении
земного и небесного.
Одной из вершин творчества Донна считаются циклы сонетов.
Страстный драматизм поэтических произведений Донна  уступил в более поздние годы
спокойной уравновешенности. В последний период жизни Донн почти оставляет поэзию.


Оригинал:
John Donne.
Woman's Constancy

NOW thou hast loved me one whole day,
To-morrow when thou leavest, what wilt thou say ?
Wilt thou then antedate some new-made vow ?
Or say that now
We are not just those persons which we were ?
Or that oaths made in reverential fear
Of Love, and his wrath, any may forswear ?
Or, as true deaths true marriages untie,
So lovers' contracts, images of those,
Bind but till sleep, death's image, them unloose ?
Or, your own end to justify,
For having purposed change and falsehood, you
Can have no way but falsehood to be true ?
Vain lunatic, against these 'scapes I could
Dispute, and conquer, if I would ;
Which I abstain to do,
For by to-morrow I may think so too.



(7) ИЗ ВИЛЬЯМА БРАЙАНТА

По мотивам Вильяма Брайанта (1794 - 1878)
Желтая фиалка The Yellow Violet, с англ.


Вариация 1.

Чуть почки пробуждаются в апреле,
И трели робко пробует скворец –
Уж выйти норовит из бурой прели
Простой фиалки желтый бубенец.

Ещё пусты лесов просторных сени,
Вконец раскисло волглое жнивьё,
И воздух наполняется весенний
Неясным, нежным запахом её.

Свой первоцвет весна на почве голой
Затепливает, верно, неспроста,
И светит огонёк её весёлый
У самой кромки снежного пласта.

А жилки лепестков её горячих
Нам говорят без слова, что она
Под хмурым небом средь корней незрячих
Сырой землёй – от солнца рождена!

Принцесса-мальва, лилия-царица...
С волшебницами, что придут за ней,
Моя фиалка не дерзнёт сравниться
Ни стройностью, ни прелестью своей.

Её, чей взор улыбкой я встречаю
В апрельский хмурый день в лесной глуши,-
Я майским днём почти не замечаю
Среди подруг, что дивно-хороши.

Не так ли те, кто любят блеск и славу,
Бросают неудачливых друзей?
Я должен упрекнуть себя по праву:
Фиалка... нет, я не был верен ей.

Теперь, быть может, в час благословенный,
В лучах зари, пронзающих эфир,
Я не увижу скромницы смиренной,
Животворившей мой пустынный мир.



Вариация 2.

Едва припухнут почки ели
И трель опробует скворец –
Выпрастывается из прели
Фиалки желтый бубенец.

Пусты поля апрелем ранним,
В лесу сквозит со всех сторон,
И лишь её благоуханьем
Холодный воздух напоён.

Цветок фиалки удостоен
Весною – стать её гонцом,
Светиться в каждой из промоин
И тенькать тонким бубенцом.

Прожилки уст её горячих
Свидетельствуют, что она
Землёй среди корней незрячих
Была от солнца рождена!

И всё же, милая, не диво,
Что блеском новой красоты
Тебя затмили горделиво
Иные, поздние цветы.

В роскошном изобильи лета
Твой бледный девственный убор
Среди всеобщего расцвета
Ничей не очарует взор.

Иной, любя успех и славу,
Бросает близких и семью.
Таков и я. Казнюсь по праву:
Я предал скромницу мою.

К былому больше нет возврата,
И меркнет чистый образ той,
Что тихой прелестью когда-то
Одушевила лес пустой.



Коротко об авторе по Википедии:

Вильям Каллен Брайант (англ. William Cullen Bryant, 1794 - 1878):
американский поэт, журналист и редактор газеты Нью-Йорк Пост.

Уже в 1808 году Брайант обратил на себя всеобщее внимание своей политической сатирой
на президента США Томаса Джефферсона.
На 16 году жизни он поступил в Вильям-колледж, где приобрел солидные познания в древних
языках, а затем посвятил себя изучению права и стал юристом.
Несмотря на то, что он имел значительную практику, в 1825 г. Брайант решил отказаться от
адвокатуры и переселился в Нью-Йорк. На новом месте жительства он сначала сотрудничал
в журнальном обозрении, а затем стал редактором одной из наиболее уважаемых газет того
времени, и неустанно ратовал за свободу торговли и против рабства. 
В 1856 г. Брайант стал одним из основоположников республиканской партии США.
В поэзии Уильям К. Брайант создал прекрасные картины природы, заложил основы
американской поэтической традиции. Также Брайант - один из лучших переводчиков Гомера
на английский язык.
На рубеже 19-20 вв. на страницах «Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона»
давалась следующая оценка его поэтическому творчеству: «Как поэт, Брейент очаровывает
мелодиею языка, чистотою чувства, философским, но отнюдь не туманным взглядом на
жизнь, благородною моралью и глубоким пониманием красот природы».
Брайант успешно занимался журнально-публицистической и общественной деятельностью
и стал одним из главных представителей А. Линкольна на востоке Америки.
Он внёс значительный вклад в основание музея Метрополитен и был инициатором создания
Центрального парка в Нью-Йорке.



Оригинал:
William Cullen Bryant.
The Yellow Violet

WHEN beechen buds begin to swell,
And woods the blue-bird's warble know,
The yellow violet's modest bell
Peeps from last-year's leaves below.

Ere russet fields their green resume,
Sweet flower, I love, in forest bare,
To meet thee, when thy faint perfume
Alone is in the virgin air.

Of all her train, the hands of Spring
First plant thee in the watery mould,
And I have seen thee blossoming
Beside the snow-bank's edges cold.

Thy parent sun, who bade thee view
Pale skies, and chilling moisture sip
Has bathed thee in his own bright hue,
And streaked with jet thy glowing lip.

Yet slight thy form, and low thy seat,
And earthward bent thy gentle eye,
Unapt the passing view to meet,
When loftier flowers are flaunting nigh.

Oft, in the sunless April day,
Thy early smile has stayed my walk;
But midst the gorgeous blooms of May
I passed thee on thy humple stalk.

So they, who climb to wealth, forget
The friends in darker fortunes tried;
I copied them--but I regret
That I should ape the ways of pride.

And when again the genial hour
Awakes the painted tribes of light,
I'll not o'er look the modest flower
That made the woods of April bright.



(8) ИЗ АНДРЕАСА ГРИФИУСА

Из Андреаса Грифиуса (1616 - 1664)
Сонет о сонетах  Ueber meine Sonntag- und Feiertag-Sonette, с нем.


Версия 1.

Весь ужасом объят, едва терпя страданье,
Поверженный мечом и пламенем, когда
Друзей разила смерть, родных гнала нужда,
И Бог оставил нас врагам на поруганье,

Когда клеветников я слышал порицанье –
Я взялся за стихи. Мне втиснула беда
Своё перо в кулак. И таял без следа
Дымок наветов злых при ясном свеч сияньи.

Хулители мои, беснуйтесь, войте. Что ж:
Коль ветер не трясёт ветвей, не мочит дождь,–
То может быть и плод на ветке не дозреет.

Так мощный ныне дуб, когда-то быв ростком,
Пробился из земли с усильем и трудом;
Так то, что гнали вы, вас пережить сумеет.



Версия 2.

Претерпевая страх, охваченный тоскою,
Познав и огнь, и меч, и – в довершенье бед –
Смерть лучших из друзей, и горький яд клевет,
Родных моих исход, гонимых нищетою,

Оставленный Творцом наедине с судьбою,–
Я стал простым пером писать стихи. О нет –
Пером самой нужды; и что же? Злой навет
Взвился как едкий дым над ясною свечою.

Завистники мои, что мне ваш хриплый лай?
Под ливнем лишь полней нальётся урожай,
И буря освежит зелёные посевы.

Вы втаптывали в грязь ничтожное зерно,
Но время подошло – и проросло оно,
И будет жить и цвесть, когда умрёте все вы.



Версия 3.

От страха трепеща среди земного ада,
Железом и огнём мучительно язвим,
Оплакав смерть друзей, не зная, как родным
Помочь, чтоб их спасти от нищеты и глада,

Покинутый Творцом, страдающий от яда
Завистливой вражды – я стал писать. Моим
Пером вела нужда. Но клевета, как дым,
Вилась, покуда мрак гнала моя лампада.

Хулители мои, ваш лай мне нипочём.
Так зреет сочный плод под ветром и дождём.
Где розы – там шипы.
                И всё же зло не в силах

Добиться торжества. Так древо из ростка
Стремится к небесам, взмывает в облака.
Росток топтали вы. Он жив – а вы в могилах.



Коротко об авторе по информации сайта www.poezia.ru :

Андреас Грифиус (нем. Andreas Gryphius, 1616 - 1664):
немецкий поэт и драматург эпохи барокко.
Сын лютеранского пастора из силезского города Глогау, Грифиус рано потерял отца.
В 1628 г. в родной город Грифиуса пришла Тридцатилетняя война — протестанты,
к которым относилась и семья Грифиуса, были вынуждены покинуть свои дома.
В том же году умерла мать Андреаса. Его отчим тем временем получил пасторскую
должность в городе Фрауштадте. Тут Грифиус, играя в школьном театре, снискал лавры
талантливого актера и написал свою первую пьесу на латинском языке
В 1634 г. Андреас оказался в Данциге, который в то время был одним из крупнейших
торговых, культурных и научных центров Европы. Здесь он занимался у прославленного
астронома и поэта Петера Крюгера, который разъяснял своим студентам учение
Н. Коперника, Г. Галилея и И. Кеплера.
Несколько лет прослужив у юриста Георга Шёнборнера, в 1638 г. Грифиус стал студентом
прославленного Лейденского университета. Он изучал юриспруденцию, медицину, посещал
лекции известного поэта и историка Д. Гейнзия. Очень привлекали Грифиуса анатомический
театр и кунсткамера.
В 1649 г. он женится на  дочери зажиточного купца. В должности синдика Грифиус
проявил недюжинный дипломатический талант, защищая протестансткий город Глогау
и его суверенные права от посягательств австрийской короны.
Он скоропостижно скончался в расцвете лет  во время заседания городского совета.
Андреас Грифиус написал и опубликовал при жизни пять трагедий, считающихся ныне
вершиной немецкой барочной драматургии, несколько книг сонетов, од и эпиграмм.
Обширное рукописное наследие Грифиуса издал его сын, ученый и поэт, Кристиан.


Оригинал:
Andreas Gryphius.
Ueber meine Sonntag- und Feiertag-Sonette

Umringt mit hoechster Angst, verteuft in grimme Schmerzen,
Bestuerzt durch Schwert und Feuer, durch liebster Freunde Tod,
Durch Blutverwandter Flucht und Elend, da uns Gott
Sein Wort, mein Licht, entzog; als toller Feinde Scherzen,

Als falscher Zungen Neid drang rasend mir zu Herzen,
Schrieb ich, was itzt kommt vor; mir zwang die scharfe Not
Die Federn in die Faust. Doch Laestermaeuler Spott
Ist als der erste Rauch um hell entbrannte Kerzen.

Ihr Neider, bellt und nagt! Was nicht der Wind anficht,
Was nicht der Regen netzt, bringt selten reife Frucht.
Die Ros ist immerdar mit Dornen rings umgeben.

Manch Baum, der itzt die Aest hoch in die Luft aufreckt,
Lag als ein unnutz Kern zuvor mit Erd bedeckt.
So was ihr unterdrueckt, wird, wenn ihr tot seid, leben.





(9) ИЗ АНДРЕАСА ГРИФИУСА

Из Андреаса Грифиуса (1616 - 1664)
Сонет "Вечер" Abend, с нем.


Вариант 1.

День промелькнул – и нет. Ночь, развевая стяг,
Возводит звёзды ввысь. Работники и жницы
Покончили труды. Где были звери, птицы --
Не стало никого. Сколь быстро день иссяк!

Всё ближе гавань к нам, куда влечётся всяк.
Равно' как свет исчез,- ты, я, иные лица,
Всё, что имеем мы, что видим -- всё истлится
В немногие лета. У жизни скорый шаг.

Господь, не попусти в пути мне оступаться,
Ни страхам, ни страстям, ни злату подчиняться,
Будь светочем моим, сияй мне впереди.

Пусть, плотию почив, пребуду жив душою,
И в тот вечерний час, как я глаза закрою,
К себе из тёмных бездн восхить и приведи!


Вариант 2.

День промелькнул – и нет. Сверкают с высоты
Рои вечерних звёзд. Из мастерских и с поля
Бредёт усталый люд. В лесах не видно боле
Ни птицы, ни зверья. О время! где же ты?

Плывёт к причалу челн. Роняет клён листы.
Ещё немного лет – и мы, исполнив роли,
Покинем этот свет помимо нашей воли,
Поскольку жизнь есть путь во тьму из темноты.

На скользком сем пути, молю, Великий Зодчий,
Не оставляй меня твоей любовью отчей,
Но огненным столпом сияй передо мной,

И в миг, когда душа, покинувшая тело,
Не ведая, куда, направится несмело –
Восхить её к себе из темноты ночной!



От переводчика:

Это один из самых лучших сонетов Андреаса Гриффиуса.
Он многократно разобран и прокомментирован литературоведами,
германистами, филологами.
Он настолько содержателен и совершенен, что едва ли поддаётся адекватному
переводу. И он настолько хрестоматийно-знаменит, что ему посвящена
специальная и довольно обширная статья в немецкой Википедии.


Коротко об авторе  см. выше номер (8)



Оригинал:
Andreas Gryphius.
Abend

Der schnelle Tag ist hin. Die Nacht schwingt ihre Fahn
Und fuehrt die Sternen auf. Der Menschen muede Scharen
Verlassen Feld und Werk. Wo Tier und Voegel waren,
Traurt itzt die Einsamkeit. Wie ist die Zeit vertan!

Der Port naht mehr und mehr sich zu der glieder Kahn.
Gleich wie dies Licht verfiel, so wird in wenig Jahren
Ich, du, und was man hat, und was man sieht, hinfahren.
Dies Leben koemmt mir vor als eine Rennenbahn.

Lass, hoechster Gott, mich doch nicht auf dem Laufplatz gleiten!
Lass mich nicht Ach, nicht Pracht, nicht Lust, nicht Angst verleiten!
Dein ewig heller Glanz sei vor und neben mir!

Lass, wenn der muede Leib entschlaeft, die Seele wachen,
Und wenn der letzte Tag wird mit mir Abend machen,
So reiss mich aus dem Tal der Finsternis zu Dir!




(10) ИЗ АНДРЕАСА ГРИФИУСА


Из Андреаса Грифиуса (1616 - 1664)
Сонет "Звёздам" An die Sterne, с нем.


Вариант 1.

Цветы небесных нив, манящих наши взгляды,
Светильники, чей блеск украсил свод небес,
Чей пламень над землёй в ночи сияет без
Начала и конца, не ведая преграды;

Вы, светочи Творца, лучистые плеяды,
Апостолы Его деяний и словес,
Которым только Он один и знает вес
(Не нам, кротам, судить о них, хоть мы и рады!) –

Я к вам стремлюсь душой.
                Как много я ночей
С вас не сводил моих взыскующих очей,
Вы, странники времён!
                О если бы судьбою

Дано мне было вас – когда мой час придёт
Освободить меня меня от всех земных забот –
Любовно созерцать в пучине
                под собою!


Вариант 2.

Вы, яркие огни,
                зенита и надира
Горящие во тьме живые пламена,
Чьи чистые лучи летят сквозь времена,
Вы, горних нив цветы, вы, странники эфира,

Присяжные Творца при созиданьи мира,
Которым мудрость дел и слов Его ясна
(А нам, слепцам земли, неведома она,
Чего бы о себе ни мнил иной проныра), –

Свет радости моей!
                Один, в тиши ночей
Я наблюдал игру искрящихся лучей.
Герольды времени!
                О если бы судьбою

Дано мне было к вам высокую любовь
Навеки сохранить – и вас однажды вновь,
Свободно воспарив, увидеть под собою!


Вариант 3.

Вы, ясные огни, столь радостные взорам,
Вы, факелы, чей свет сиять не устаёт,
Вы, горние цветы, что дальний небосвод
Украсили во тьме мерцающим узором,

Вы, Господа-Творца свидетели, которым
Смысл дел своих и слов открыл Он наперёд, –
Как перед вами слеп и жалок смертный тот,
Кто тщится их постичь своим сужденьем скорым!

К вам страстью воспылав,
                о сколько я ночей
Бессонный, созерцал калейдоскоп лучей!
Посланцы времени!
                Да будет мне уделом

С любовию хранить в уме и в сердце вас,
Чтоб в бездне под собой увидеть снова в час,
Как воспарит душа, расставшись с бренным телом.



От переводчика:  моя

Фантазия на тему сонета Андреаса Грифиуса "Звёздам":

              Ночное возвращение старого безвестного пииты
              из деревенского кабачка после доброй выпивки.

Ни огонька в селе. Средь непроглядной тьмы
Себе навеселе бреду я из корчмы.
Свод неба надо мной – что кубок из порфира,
Сверкают звёзды в нём от сотворенья мира.
Вот Антаре'с-брильянт, вот яркий Альтаир,
Как аметист, лучист... вот Сириус-сапфир...
Там Орион, Пегас, там, блеска не жалея,
Сияет красотой сама Кассиопея...

А я, седой старик, одышливо, с трудом
Тащусь едва-едва, не зная, где мой дом.
Заброшен, одинок, бреду я, путник поздний,
Забыв, куда идти, и выбираю румб
Едва не наугад, как славный муж Колумб,
Сообразуясь лишь с блестящей картой звёздной.

Вот узкою тропой я выхожу в поля,
И постигаю вдруг: мой дом – сама Земля.
Отец-Создатель дал её нам во владенье.
Что завтра ждёт меня? Недуг – кончина – морг –
Могила, крест над ней?
                Тем глубже мой восторг,
Тем жарче я люблю весь мир и всё творенье!

Усталый, я присел на берегу пруда.
Его черным-черна стоячая вода,
Как антрацит блестит покойное зерцало,
И небеса, больших и малых звёзд полны,
И Млечный путь по ним, глядящий с вышины,-
Всё подо мной в воде недвижной замерцало.

Взойдя на ветхий мост, я вниз гляжу с моста,
И голова моя кружи'тся неспроста,
И мнится, будто я легко парю в эфире,
Взлетаю в высоту, раскинув крылья рук,–
Пространство вкруг меня становится всё шире,–
Взмываю к облакам... и вниз свергаюсь вдруг,
В провал небытия...
                O, ponte dei sospiri !

Я мыслию до звёзд дерзаю досягнуть,
Я сердцем их люблю, я к ним стремлюсь душою.
О как блестят глаза, о как трепещет грудь!
Благодарю, Господь, за этот Млечный путь
И в горней вышине, и в бездне подо мною.


Коротко об авторе см. выше номер (8)


Оригинал:
Andreas Gryphius.
An die Sterne

Ihr Lichter, die ich nicht auf Erden satt kann schauen,
Ihr Fackeln, die ihr stets das weite Firmament
Mit euren Flammen ziert und ohn Aufhoeren brennt;
Ihr Blumen, die ihr schmueckt des gro;en Himmels Auen;

Ihr Waechter, die, als Gott die Welt auf wollte bauen,
Sein Wort, die Weisheit selbst, mit rechten Namen nennt,
Die Gott allein recht misst, die Gott allein recht kennt;
(Wir blinden Sterblichen! was wollen wir uns trauen!)

Ihr Buergen meiner Lust! Wie manche schoene Nacht
Hab ich, indem ich euch betrachtete, gewacht!
Herolden dieser Zeit! Wenn wird es doch geschehen,

Dass ich, der eurer nicht allhier vergessen kann,
Euch, derer Liebe mir steckt Herz und Geister an,
Von andern Sorgen frei werd unter mir besehen?




(11). ИЗ РОБЕРТА ГЕРРИКА

Из Роберта Геррика (1591 - 1674). 
Миссис Уилер, моей потерянной пастушке
Mrs Eliz. Wheeler, under the name of the lost  shepherdess, с англ.


Вариант 1.

В саду, предавшися унынью,
Я повстречал Любви богиню.
Где,- я спросил её, тоскуя,-
Пастушку милую сыщу я?

- Несчастный! – был ответ.  – Её ж
Во всякой прелести найдёшь.
Узри: гвоздика та хранит
Цвет уст ея и цвет ланит,
Фиалка в чашечке чудесной –
Оттенок глаз ея небесный,
И благородной крови тон –
Сей нежно-розовый бутон.

- Всё так! вскричал я, и как тать
Пустился те цветочки рвать,
Дабы из них собрать букет.
Цветок, другой... и вдруг их нет.

Я замер, я поник в печали.
- Твоя судьба не такова ли! –
Она воскликнула. – Мечты
Исчезнут... Так сии цветы
Тебя оставили, невежду...
Теперь и ты оставь надежду.


Вариант 2.

Средь миртов, томный, я бродил,
С Венерой, скромный, говорил.
Где,- воздыхал,- в каком саду
Мою пастушку я найду?

– Несчастный! – был её ответ. –
Она во всём, что жизнь и свет.
Гвоздика алая хранит
Цвет уст её и цвет ланит,
Фиалка в чашечке простой –
Очей оттенок голубой,
И благородной крови тон –
Душистый розовый бутон.

– О да! вскричал я, и как тать
Давай цветки скорее рвать,
Чтобы из них своей рукой
Составить образ дорогой
Возлюбленной во всей красе;
Вдруг – лепестки поникли все.

Я обмер, а богиня мне:
– Твоей судьбе сродни оне.
Увы, но прелести подчас
Нас поманив, исчезнут с глаз,
И вот уж упований нету,
Как жизни этому букету.



Коротко об авторе с сайта  www.poezia.ru.

Роберт Геррик (англ. Robert Herrick, 1591 - 1674):  английский поэт, представитель группы
т.н. «поэтов-кавалеров», сторонников короля Карла I, ученик и друг Бена Джонсона.
После окончания учёбы Геррик живёт в Лондоне, ведя праздную жизнь, и пользуясь
славой анакреонтического лирика и мастера эпиграмм.
В 1623 г. он принял сан священника.
Бо'льшая часть стихотворений Геррика опубликована в 1648 г. в поэтическом сборнике
«... Сочинения светские и духовные» в котором представлена пасторальная,
анакреонтическая, религиозная лирика. Мир любви, воссозданный в поэзии Геррика,-
это счастливый и беззаботный мир. 
В книге представлены стихотворения, свидетельствующие о чрезвычайной
разносторонности автора.
Здесь можно найти и колдовские заклинания, и оды во вкусе Горация, и песни о природе,
и застольные песни, и изысканные безделушки в адрес воображаемой дамы сердца,
а также стихотворные сказки и эпиграммы.
После выхода этой книги Геррик отошел от поэтического творчества.



Оригинал:
Robert Herrick.
Mrs Eliz. Wheeler, under the name
               of the lost shepherdess

Among the myrtles as I walk'd
Love and my sighs thus intertalk'd:
Tell me, said I, in deep distress,
Where I may find my Shepherdess?
- Thou fool, said Love, know'st thou not this?
In every thing that's sweet she is.
In yond' carnation go and seek,
There thou shalt find her lip and cheek;
In that enamell'd pansy by,
There thou shalt have her curious eye;
In bloom of peach and rose's bud,
There waves the streamer of her blood.
- 'Tis true, said I; and thereupon
I went to pluck them one by one,
To make of parts an union;
But on a sudden all were gone.
At which I stopp'd; Said Love, these be
The true resemblances of thee;
For as these flowers, thy joys must die;
And in the turning of an eye;
And all thy hopes of her must wither,
Like those short sweets here knit together.





(12). ИЗ КУРТА ТУХОЛЬСКИ

Из  Курта Тухольски (1890 - 1935).
Идеал и действительность Ideal und Wirklichkeit


Вариант 1.

Бессонной ночью мучишься в постели
тем, что судьба тебе недодала.
Гуляют нервы. Вот бы мы имели
то, без чего вся жизнь нам не мила!
Наполнены подобною петрушкой
бесплодные фантазии твои.
Мечтаешь о царевне – спишь с лягушкой;
уж вот такая вот, ребята, селяви.

Как на шарнирах бёдрами качая,
она блондинкой рослой быть должна
(фунт убери, была б уже худая)...
О, золотых волос её волна!
Эх, заиметь такую бы подружку!
А что имеешь ты? – Эрзац любви.
Искал царевну – глядь, нашел лягушку,
уж вот такая вот, ребята, селяви.

Ту, что мечталось, трубку с перламутром *
ты, как назло, не смог приобрести.
Ты сам решил пробежку делать утром,
но не встаёшь, хотя решил.  Почти...
Желали мы под кайзеровским гнётом
республики,- ну вот она; ну – И ?!..
Всегда царевну хочется, чего там!
А получаешь ли? – Вот то-то! Селяви.

--------------------------------------------
От переводчика:

* Идея "трубки с перламутром – пробежки утром" заимствована мною
из перевода этого зонга Сергеем Шестаковым на сайте www.poezia.ru.
Вообще-то эту сладкую парочку "утра и перламутра" можно встретить
не так уж редко, но обычно ее используют для описания природы,
погоды и т.п. А С. Шестаков сумел применить ее довольно-таки
нетривиально.


Вариант 2.

Бессонной ночью вертишься в постели.
Нервишки накалились добела.
Как жаль того, что жизнь на самом деле
могла бы дать, но, сука, не дала.
И эта мысль гуляет черепушкой,
как ты её ни гонишь – эй, вали!
Мечтая о царевне, спишь с лягушкой,
но между прочим, это селяви.

Плыви, плыви русалкой белокурой,
бедром как на подшипнике виляй!
Нигде ни фунта лишнего. Фигурой
и волосами – чисто Лореляй.
И распалясь (тебе б такую бабу!),
пускаешь руки в ход взамен любви.
Хотел царевну – а имеешь жабу.
Но между прочим, это селяви.

Мечтал купить ты трубку дорогую,
но этой нет; вздохнув, эрзац купил.
Решил зарядку делать силовую,
но утром встать, ей-богу, свыше сил.
При кайзере как малышам – игрушки
хотелось нам республики... увы,
царевен, братцы, нет – одни лягушки.
И между прочим, это селяви.



Вариант 3.

Ты ночь не спишь,- всё вертишься в кровати,
и думаешь, что жизнь зазря прошла.
Ты весь на нервах. Эх, как было б кстати
Иметь бабло, и баб, и все дела.
Твой котелок наполнен мутной юшкой,
но кто уймёт фантазии твои?
Мечтаешь о царевне – спишь с лягушкой.
Се моветон, но в целом се – ляви.

Она идет, качаясь в бёдрах – чудо! –
по лепесткам благоуханных роз!
Ещё хоть фунтом меньше – было б худо.
О! задохнуться в золоте волос!
Скрипишь зубами, стонешь, мнёшь подушку,
и, суетясь, грешишь взамен любви.
Хотел царевну, а <.....> лягушку.
Се моветон, но в целом се – ляви.

Ты часто бредил трубкой кости белой,
но попадались тёмные одни.
Ты заставлял себя: пробежку делай,
и заводил будильник...  и ни-ни.
Наш старый кайзер был отнюдь не душка,
но и республика – по грудь в крови.
Лёг спать с царевной. Встал,- глядишь,- лягушка.
Но в целом, братцы, всё же, се - ляви.



Коротко об авторе по информации сайта www.poezia.ru.

Курт Тухольски (нем. Kurt Tucholsky, 1890 - 1935): 
немецкий журналист и писатель еврейского происхождения.
Он относился к числу наиболее известных публицистов времён Веймарской республики.
Занимаясь политической журналистикой, Тухольски работал на поприще общественной
критики в традиции Г. Гейне. В то же время зарекомендовал себя как талантливый сатирик,
кабареттист, поэт-песенник, лирик и  романист.
Тухольски относил себя к левым демократам, пацифистам и антимилитаристам
и предостерегал от угроз антидемократического развития в направлении национал-
социализма.
После прихода к власти в Германии нацистов эмигрировал в Швецию, где покончил жизнь
самоубийством.


Оригинал:
Kurt Tucholsky.
Ideal und Wirklichkeit

In stiller Nacht und monogamen Betten
denkst du dir aus, was dir am Leben fehlt.
Die Nerven knistern. Wenn wir das doch haetten,
was uns, weil es nicht da ist, leise quaelt.
Du praeparierst dir im Gedankengange
das, was du willst - und nachher kriegst das nie ...
Man moechte immer eine grosse Lange,
und dann bekommt man eine kleine Dicke -
C'est la vie -!

Sie muss sich wie in einem Kugellager
in ihren Hueften biegen, gross und blond.
Ein Pfund zu wenig - und sie waere mager,
wer je in diesen Haaren sich gesonnt ...
Nachher erliegst du dem verfluchten Hange,
der Eile und der Phantasie.
Man moechte immer eine grosse Lange,
und dann bekommt man eine kleine Dicke -
Ssaelawih -!

Man moechte eine helle Pfeife kaufen
Und kauft die dunkle - andere sind nicht da.
Man moechte jeden Morgen dauerlaufen
und tut es nicht. Beinah ... beinah ...
Wir dachten unter kaiserlichem Zwange
an eine Republik ... und nun ists die!
Man moechte immer eine grosse Lange,
und dann bekommt man eine kleine Dicke -
Ssaelawih -!
                1929



(13). ИЗ БРЕТ ГАРТА

По Брет Гарту (1836 - 1902). 
Перу Томаса Старра* On a pen of Thomas Starr King,  с англ.


Редакция 1.

Артист почил, и выпустил из рук
Тростник певучей флейты поневоле.
Она ещё тепла, но дивный звук
Её не слышен боле.

Решится ль кто с земли её поднять
И разбудить дыханьем невесомым,
Чтобы тростник заговорил опять
Глухим органным громом?

Запомним же пера его черты,
А в них – и граций милые проказы,
И золото сердечной доброты,
И элегантность фразы.

С людьми полушутя, полувсерьёз
Он истиной делился откровенно,
И то добро, что ближним он принёс,
Поистине бесценно.

Увы, нам не по силам волшебство:
На наш призыв из гроба он не встанет,
И с чародеем светлый дар его
В одной могиле канет...


Редакция 2.

Артист скончался, выпустил из рук
Тростник свирели певчей поневоле.
Она ещё тепла, но дивный звук
Не слышен боле.

Решится ль кто теперь её поднять
И разбудить дыханьем невесомым,
Чтобы она отозвалась опять
Органным громом?

Его пера летучие черты!
А в них – и граций милые проказы,
И золото сердечной доброты,
И тонкость фразы.

Не назидая, но полувсерьёз
Он истиной делился сокровенной,
И то добро, что ближним он принёс –
Оно бесценно.

Прощай же, друг, прощай же, Томас Старр.
Он нам ни слова более не скажет,
И с мудрецом его волшебный дар
В одну могилу ляжет.



Коротко об авторе и его герое по информации из англ. Википедии
и с сайта www.poezia.ru, в сокращении:

Фрэнсис Брет Гарт (англ. Francis Brett Harte, 1836 -1902):  американский прозаик и поэт.
Отец Гарта, преподаватель греческого языка в колледже, рано умер, и будущему писателю
пришлось самому зарабатывать на жизнь.  В 1854 г. он перебрался в Калифорнию,
где перепробовал множество профессий.
Свои первые рассказы Фрэнсис  опубликовал в 1856 г. в журнале, который он сам
и редактировал.  В 1870-е гг., уже известным писателем, Гарт жил в Нью-Йорке, а затем
уехал в Европу: был американским консулом в прусском городе Крефельд, затем в Глазго.
Остаток жизни провёл в Англии.
Брет Гарту принадлежат роман «Гэбриел Конрой», ряд повестей, из которых наиболее
известна поздняя трилогия «Степной найдёныш», «Сюзи» и «Кларенс», оригинальные
стихотворения, популярные в своё время литературные пародии на Диккенса, Ш. Бронте,
В. Гюго и др., а также пьеса, написанная в соавторстве с М. Твеном. Однако наибольшую
популярность ему принесли рассказы, а в них — образы простых людей Дикого Запада.
Прозой Брет Гарта восхищались Диккенс и молодой Киплинг. В 1895 г. в Петербурге вышло
собрание сочинений Брет Гарта в шести томах.
Связь Брет Гарта с Россией этим не ограничивается: путешествие русского купца Резанова
в Америку и обручение его с дочерью коменданта испанской крепости, знакомое нынешнему
читателю и зрителю по поэме А. Вознесенского и мюзиклу А. Рыбникова «Юнона и Авось»,
сотней лет раньше послужило сюжетом для баллады Брет Гарта «Консепсьон де Аргуэльо»...


*Томас Старр Кинг (1824-1864):  министр, влиятельный масон, религиозный проповедник,
лектор, оратор, чья роль в сохранении Калифорнии в пределах американского Союза
во время Гражданской Войны удостоена статуями в Капитолии США и в Golden Gate Park
в Калифорнии.
Две горных вершины, гигантская секвойя, несколько школ, улиц, зданий и парков 
названы его именем.
В своих страстных проповедях Старр Кинг нередко использовал патриотические стихи
Брет Гарта.  Он... призывал сограждан к милосердию в своих речах во время Гражданской
войны в США...
Популярность Кинга была очень велика, на его похороны собралось более 20 тысяч человек.


Оригинал:
Bret Harte.
On a pen of Thomas Starr King*

This is the reed the dead musician dropped,
With tuneful magic in its sheath still hidden;
The prompt allegro of its music stopped,
Its melodies unbidden.

But who shall finish the unfinished strain,
Or wake the instrument to awe and wonder,
And bid the slender barrel breathe again,
An organ-pipe of thunder!

His pen! what humbler memories cling about
Its golden curves! what shapes and laughing graces
Slipped from its point, when his full heart went out
In smiles and courtly phrases?

The truth, half jesting, half in earnest flung;
The word of cheer, with recognition in it;
The note of alms, whose golden speech outrung
The golden gift within it.

But all in vain the enchanter`s wand we wave:
No stroke of ours recalls his magic vision:
The incantation that its power gave
Sleeps with the dead magician.





(14). ИЗ ВИЛЬГЕЛЬМА РААБЕ

По Вильгельму Раабе (1831 - 1910). 
Рука человеческая Des Menschen Hand, с нем.


Вариант 1.

Коль посетит тебя удача вдруг,
Верни судьбе, что взял у ней однажды.
Боль радостью сменяется, мой друг,
А утоленье – новым чувством жажды.

Рука людская – детская рука –
Подряд хватает всё, что только может,
И ей не успокоиться, пока
Она всего вокруг не уничтожит.

Рука людская – детская рука,
В сердцах людских – ребяческие бредни.
Держи кусок! Не упусти куска!
И плачет тот, кто хохотал намедни.

Пускай судьба вручит тебе венок –
Ты сам его разрушишь совершенство,
И, рассыпая лепестки у ног,
Оплачешь жизнь и всё её блаженство.


Вариант 2.

Коль посетит тебя удача вдруг,-
Верни судьбе, что взял у ней когда-то,
Ибо на всё никак не хватит рук,
А счастье новой горестью чревато.

Но человека детская рука
Всё хочет удержать без исключенья,
И разоряет землю с кондачка,
Послушная рефлексу разрушенья.

У человека – детская рука
И буйные ребяческие страсти.
Держи скорей! Хватай наверняка!
Глядишь – и всё он растащил на части.

Хоть может быть суждён тебе венец,-
Сам оборвёшь красу листов невинных,
Сам расточишь всю жизнь, чтоб под конец
Рыдать над ней, бродя в её руинах.



Версия.

Когда тебе везёт иль не везёт –
Не радуйся, мой друг, не сетуй втуне:
Удач и неудач круговорот
Как всем известно, свойственен фортуне.

У человека – пара детских рук
И скорая ребяческая хватка.
Он заполняет праздный свой досуг
Уничтоженьем мира и порядка.

У человека – пара детских рук
И буйный детский нрав. Его утеха –
Хватать, держать, иметь... и всё вокруг
Так разорить, что станет не до смеха.

Возьми ж от жизни лучший цвет и сок,
Её дарами не пренебрегая,
Когда тебе, быть может, даст венок
Из радостей земных
                судьба благая.



Коротко об авторе с сайта www.poezia.ru:

Вильгельм Раабе (нем. Wilhelm Raabe, 1831 - 1910):
известный немецкий романист, писавший сначала под псевдонимом Якоб Корвинус
(Jakob Corvinus).
Вступил на литературное поприще идиллией «Хроника воробьиной улочки»
и фантастическими рассказами. В последующие годы Раабе написал более двух десятков
популярных романов.
В своих лучших произведениях писатель обнаруживает много юмора и соединяет стремление
к истинному реализму со склонностью к фантастической изобретательности замысла.


Оригинал:
Wilhelm Raabe.
Des Menschen Hand

Legt in die Hand das Schicksal dir ein Glueck,
Musst du ein andres wieder fallen lassen;
Schmerz und Gewinn erhaeltst du Stueck um Stueck,
Und Tiefersehntes wirst du bitter hassen.

Des Menschen Hand ist eine Kinderhand,
Sie greift nur zu, um achtlos zu zerstoeren;
Mit Truemmern ueberstreuet sie das Land,
Und was sie haelt, wird ihr doch nie gehoeren.

Des Menschen Hand ist eine Kinderhand,
Sein Herz ein Kinderherz im heftgen Trachten.
Greif zu und halt! ... Da liegt der bunte Tand,
Und klagen muessen nun, die eben lachten.

Legt in die Hand das Schicksal dir den Kranz,
So musst die schoenste Pracht du selbst zerpfluecken;
Zerstoeren wirst du selbst des Lebens Glanz
Und weinen ueber den zerstreuten Stuecken.






(15). ИЗ РИЧАРДА ЛАВЛЕЙСА

Из Ричарда Лавлейса (1618 - 1658). 
К Алтее, из тьюрьмы To Althea, from Prison, с англ.


Едва Морфей впорхнёт ко мне
В тот склеп, где я гнию,-
Я засыпаю, и во сне
Тебя я узнаю,
В твоих глазах и волосах
Тону, любовь моя.
Ужели боги в небесах
Свободнее, чем я?

Вина кипучий эликсир
И розы вкруг чела:
Нас клятва верности на пир
Сегодня созвала.
Утопим нашу грусть в вине!
Греми, веселья глас!
Хмельные рыбы в глубине
Ужель свободней нас ?

Когда как пойманный щегол
Я буду – тру-ля-ля! –
Монарший воспевать престол
И скипетр короля,
Когда взовьётся песнь, вольна,
Как Феникс из огня –
О, разве ветер и волна
Свободнее меня ?

Невинность сердца
                превратит
Тюрьму, где слёзы льют,
В уединенный тихий скит,
В отшельника приют,
Где ты, любовь, горишь во мне
Сильней день ото дня,
Так, что лишь ангелы одне
Счастливее меня!



Информация об авторе и комментарий  Александра Лукьянова, победителя конкурса
на перевод этого стихотворения на сайте www.poezia.ru, в сокращении:

<< Ричард Лавлейс (англ. Richard Lovelace, 1618-1658) принадлежал к плеяде "поэтов-кавалеров",
творивших при дворе Стюартов, как и Р. Геррик, Дж. Саклинг, Э. Марвелл,  Р. Крэшо и другие.
Он был сыном кентского рыцаря и получил образование в Оксфорде.
В 1642 г. Лавлейса ненадолго заключили в тюрьму, потому что он представил в Парламент
ходатайство о восстановлении епископатов. Страстный роялист, он служил во французской
армии во время гражданской войны.
По возвращении в Англию в 1648 г. поэт опять попал в заключение, потерял своё состояние
и умер в чрезвычайной бедности.
Лавлейса помнят как автора двух исключительно изящных и мелодичных стихотворений:
"К Алтее, из Тюрьмы" и "К Люкасте, уходя на Войну".
 
Лавлейс хотел провести закон о епископате, но англиканский парламент усмотрел в этом уступку
католичеству и посадил Лавлейса в тюрьму.  Отсюда он и написал Алтее стихотворное послание.
В данном стихотворении Лавлейс вспоминает пир роялистов, как и вспоминает Алтею, которая
не то чтобы реально пришла в тюрьму, а именно Любовь в образе крылатого Эрота как бы
подводит Алтею к решётке, и Лавлейс видит её в своих мечтах. Единственно, что реально,
это восхваление своего короля... >> (С)


Оригинал:
Richard Lovelace
To Althea, from Prison

When Love with unconfined wings
Hovers within my gates,
And my divine Althea brings
To whisper at the grates;
When I lie tangled in her hair,
And fetter'd to her eye,
The gods, that wanton in the air,
Know no such liberty.

When flowing cups run swiftly round
With no allaying Thames,
Our careless heads with roses bound,
Our hearts with loyal flames;
When thirsty grief in wine we steep,
When healths and draughts go free,
Fishes, that tipple in the deep,
Know no such liberty.

When (like committed linnets) I
With shriller throat shall sing
The sweetness, mercy, majesty,
And glories of my king;
When I shall voice aloud how good
He is, how great should be,
Enlarged winds, that curl the flood,
Know no such liberty.

Stone walls do not a prison make,
Nor iron bars a cage;
Minds innocent and quiet take
That for an hermitage;
If I have freedom in my love,
And in my soul am free,
Angels alone that soar above,
Enjoy such liberty.




(16). ИЗ ДЖОРДЖА Г. БАЙРОНА

Джордж Г.  Барон (1788 - 1824)
Памятник собаке Monument to a dog, с англ.


Когда, дожив бесславно до седин,
Сойдёт под землю важный господин,
Сооружают памятник ему
И пишут в эпитафии – кому.
Сия же, украшая пьедестал,
Нам говорит скорей, – кем он НЕ стал.

А бедный друг его, усердный пёс,
Что столько лет ревниво службу нёс,
Боготворил владыку своего,
Встречал его и охранял его,
Кто был вернее самых верных слуг –
Зарыт без поминания заслуг.

Се человек! На рай надеясь сам,
В бессмертьи он отказывает псам!

Свой век ничтожный проживает он
Унижен рабством, властью ослеплён.
Вглядись в него: земли недолгий гость,
Он есть лишь прах, летучей пыли горсть.
Его любовь груба и нечиста,
И словом, и улыбкой лгут уста.
Натурой подл, он свой позорит род.
Быть схожим с ним стыдился б даже скот.

Остановясь у памятной плиты,
Прочти на ней простую надпись ты,-
О верном друге скромных пару строк.

Я знал лишь одного.
                Он здесь и лёг.


Примечание:

Надпись на памятнике ньюфаундлендской собаке, виденном Байроном:

"Вблизи этого места покоятся останки того, кто обладал Красотой без
Тщеславия, Силой без Наглости, Отвагою без Свирепости,
и всеми Достоинствами Человека без его Пороков.
Эта Похвала, которая была бы бессмысленной лестью, если бы она была
начертана над человеческим прахом, есть ничто иное, как только
дань памяти Ботсвану, собаке."

Данная надпись приведена Валерием Савиным на сайте www.poezia.ru,
как часть его конкурсного перевода байроновского стихотворения.


От переводчика:

В Интернете я нашёл два славных перевода этот стихотворения – 
Игн. Ивановского и Ф. Червинского.
Оба они отличаются, однако, прямо-таки убийственной серьёзностью.
Иосиф Бродский однажды заметил, что в России Байрона считают мрачным
демоническим гением, ипохондриком, в то время как он был в первую очередь
чрезвычайно остроумный господин.
Мне кажется, что в данном стихотворении двадцатилетнего автора явственно
ощутима ироническая усмешка,- даже в том, как он гремит наподобие библейского
пророка,  гиперболически обличая человеческие грехи и ставя людям на вид
собачьи добродетели.



Оригинал:
Lord George Gordon Byron.
Monument to a dog

When some proud son of man returns to earth,
Unknown to glory, but upheld by birth,
The sculptor's art exhausts the pomp of woe,
And storied urns record who rests below.
When all is done, upon the tomb is seen,
Not what he was, but what he should have been.
But the poor dog, in life the firmest friend,
The first to welcome, foremost to defend,
Whose honest heart is still his master's own,
Who labors, fights, lives, breathes for him alone,
Unhonored falls, unnoticed all his worth,
Denied in heaven the soul he held on earth
While man, vain insect! hopes to be forgiven,
And claims himself a sole exclusive heaven.
Oh man! thou feeble tenant of an hour,
Debased by slavery, or corrupt by power--
Who knows thee well must quit thee with disgust,
Degraded mass of animated dust!
Thy love is lust, thy friendship all a cheat,
Thy smiles hypocrisy, thy words deceit!
By nature vile, ennobled but by name,
Each kindred brute might bid thee blush for shame.
Ye, who perchance behold this simple urn,
Pass on--it honors none you wish to mourn.
To mark a friend's remains these stones arise;
I never knew but one--and here he lies.
                1808



(17). ИЗ АННЕТЕ ф. ДРОСТЕ-ХЮЛЬСХОФ

Аннете фон Дросте-Хюльсхоф (1797-1848).
Мёртвый жаворонок Die tote Lerche, с нем.


Вариант 1.

Я шла вдоль поля в день весенний.
Остановившись на краю
Посевов, у твоих владений,
Я услыхала песнь твою.
Ты нёсся к солнцу чёрной точкой,
И в рифму бились два крыла,
И словно водопад цветочный
Благая песнь с высот текла.

Не так ли я сама боролась
За новый день – и это был
Как будто собственный мой голос
И взмах моих смятенных крыл.
Светило знойное хотело
Испепелить меня, – но нет! –
Я не боялась, я летела
Как мотылёк на яркий свет.

Вдруг ты упал комочком пыли,
Как уголёк, сгорев дотла.
Едва подёргивались крылья...
И я на месте замерла.
Жизнь истощив в последней песне,
В последнем взлёте в никуда,
Лежал ты недвижимый здесь,
                не
Достроив нового гнезда.

И я оплакиваю в горе
Мою судьбу как жизнь твою:
Я чувствую, я так же вскоре
Вдруг догорю и отпою.
И вы, останки смертной плоти,
Покой средь зелени полей
Близ моего гнезда найдёте
На тихой родине моей.


Вериант 2.

Тропинка вдоль зелёной нивы
Вилась; посев, густой как лес,
Шумел, и голос твой счастливый
Лился с сияющих небес.
Ты нёсся к солнцу без усилья,
Напоминая мотылька,
И песнь текла, и бились крылья
Ритмичным трепетом стиха.

И на какое-то мгновенье
Мне показалось: это я
За новый день веду сраженье
На рубеже небытия.
Светило, искрами сверкая,
Жгло мой висок, мою щеку,
И я купалась, как хмельная,
В лучах, подобно мотыльку.

И вдруг – как будто срыв, сниженье...
Ты падал угольком в поля,
И так, следя твоё паденье,
Не чуя ног, стояла я.
На высоте твоих усилий
Замолкла песня навсегда,
И ты лежал как горстка пыли
У полусвитого гнезда.

Я горько над тобой рыдаю
От боли, от сердечных мук.
Так жизнь моя, я знаю, знаю
Обречена исчезнуть вдруг.
И в одинокий гроб положат
Среди полей моей земли,
Где их никто не потревожит,
Останки бренные мои.


-----------------------------------------------

От переводчика:

Немецкая поэтесса Аннете фон Дросте-Хюльсхоф  написала это стихотворение
о высоко взлетевшем и разбившемся при внезапном падении жаворонке.
Она родилась в дворянской семье, была строгой католичкой, с детства отличалась
слабым здоровьем.  Её любовные истории не завершились замужеством, она осталась
одинока.
И в  этом стихотворении бросается в глаза, с какой предельной искренностью
старается Аннете передать свое острое переживание каждого мгновения жизни,
ощущение ненадежности и драматизма бытия, необходимости ежедневно бороться
за обычное физическое существование.

-----------------------------------------------

Об авторе из Википедии:

Аннетте фон Дросте-Хюльсхофф (нем. Annette von Droste-Huelshoff, (1797-1848):
немецкая поэтесса и новеллистка.
По происхождению принадлежала к родовитой католической рейнской земельной
аристократии.
В своём творчестве противопоставила растущему промышленному городу
идиллию дворянского поместья. Но намечающиеся глубокие противоречия эпохи,
в частности оскудение дворянства, вызвали в её творчестве раздвоенность
между патриархально-дворянскими традициями и новыми веяниями бюргерской
мысли, между глубокой религиозностью и скептицизмом; в художественном
отношении эта раздвоенность выразилась в борьбе двух стилей: романтизма
и раннего реализма.
Лирические произведения Дросте-Хюльсхофф принадлежат к лучшему, что создано
на немецком языке. Широкой известностью пользовалась также её новелла
"Judenbuche" и эпическое произведение с историческим сюжетом из жизни
города Мюнстера, родины Дросте-Хюльсхофф, "Битва при Ленербрухе",
рисующее с большим художественным мастерством и реалистической силой
сцены из эпохи Тридцатилетней войны.

-----------------------------------------------

Annette von Droste-Huelshoff. 
Die tote Lerche

Ich stand an deines Landes Grenzen,
An deinem gruenen Saatenwald,
Und auf des ersten Strahles Glaenzen
Ist dein Gesang herabgewallt.
Der Sonne schwirrtest du entgegen,
Wie eine Muecke nach dem Licht,
Dein Lied war wie ein Bluetenregen,
Dein Fluegelschlag wie ein Gedicht.

Da war es mir, als muesse ringen
Ich selber nach dem jungen Tag,
Als horch’ ich meinem eignen Singen
Und meinem eignen Fluegelschlag;
Die Sonne spruehte gluehe Funken,
In Flammen brannte mein Gesicht,
Ich selber taumelte wie trunken,
Wie eine Muecke nach dem Licht.

Da ploetzlich sank und sank es nieder,
Gleich toter Kohle in die Saat,
Noch zucken sah ich kleine Glieder
Und bin erschrocken dann genaht;
Dein letztes Lied, es war verklungen,
Du lagst, ein armer kalter Rest,
Am Strahl verflattert und versungen
Bei deinem halbgebauten Nest.

Ich moechte Traenen um dich weinen,
Wie sie das Weh vom Herzen draengt,
Denn auch mein Leben wird verscheinen,
Ich fuehl’s, versungen und versengt;
Dann du, mein Leib, ihr armen Reste!
Dann nur ein Grab auf gruener Flur,
Und nah nur, nah bei meinem Neste,
In meiner stillen Heimat nur!



(18). ИЗ ГУГО ф. ГОФМАНСТАЛЯ

По ст. Гуго фон Гофмансталя (1874 - 1929)
Двое Die Beiden, с нем.


Вариант 1.

Бела, мягка
                её рука,
Бокал налит до ободка.
Бокал вина
                несла она,
Ни капли не пролив вина.

Тверда, крепка
                его рука,
Он скачет на коне горячем
И рвёт внезапно удила,–
                чем
Осаживает рысака.

Но в миг, когда его рука
К бокалу лёгкому тянулась, –
О, сколь им стало тяжело!
Как два пугливых мотылька,
Рука с рукою разминулась,
И зелье в землю истекло.


Вариант  2.

Красива де'вичья рука
И поступь плавная легка.
Большой бокал несёт она,
Ни капли не пролив вина.

Могуча рыцаря рука,
Он мчится на лихом коне, и
Небрежным жестом перед нею
Осаживает рысака.

Но в миг, когда его рука
Бокала звонкого касалась –
Всё существо их потряслось,
И руки их качнулись врозь
Как два цветка, пока.... пока
Вино на землю изливалось...


Вариант 3.

Бокал несла её рука,
Он был налит до ободка.
Легко и плавно шла она,
Ни капли не пролив вина.

Сильна была его рука,
Он жеребцом горячим правил,
И смелым жестом
                стать
                заставил
Дымящегося рысака.

Но стоило ему слегка
Коснуться звонкого бокала –
Ах! им обоим дурно стало,
Их била дрожь, и, неловка,
С рукою не сошлась рука,
И зелье наземь побежало.



Версия (шуточная).

Она цвела
               бела,
                мила,
Она с вином бокал несла,
Скользя походкой юной цапли...
Вина не вылилось ни капли.

И он был молод и пригож,
И на коне летел как птица,
Дабы пред ней остановиться
И оный взять бокал... и что ж?

Ох эта наша молодёжь!
Увы героям данной сцены!

Обоих вдруг забила дрожь,
Их руки, ноги, все их члены
Выписывали кренделя...

И ток кипучий Иппокрены
Вбирала жадная земля...



Коротко об авторе по Википедии:

Гуго фон Гофмансталь (нем. Hugo von Hofmannsthal, 1874 - 1929):
австрийский писатель, поэт, драматург, выразитель идей декадентства.
Родом из состоятельной дворянской семьи.  Блестящий гимназист, полиглот и книгочей,
он дебютировал стихами в 1890 г. Тогда же познакомился с Артуром Шницлером,
с Генриком Ибсеном и Стефаном Георге.  Много путешествовал по Европе,
притом чаще всего на велосипеде.
Изучал право и романскую филологию в Венском университете. В 1898 г. познакомился
с Рихардом Штраусом, для которого написал несколько оперных либретто, затем с
Р. Рильке, Рудольфом Касснером.
Фон Гофмансталь автор сценических обработок трагедий Софокла, Еврипида, драм
Кальдерона, комедий Мольера, много лет он сотрудничал с выдающимся режиссёром
Максом Рейнхардтом.
В годы Первой мировой войны служил по интендантскому ведомству. Впоследствии
занимался журналистикой. Крупнейший драматург австрийского и европейского
символизма, автор нескольких книг стихов, эссе, большой и малой прозы...
Будучи декадентом-символистом, сам писатель любил называть себя неоромантиком.
Драмы Гофмансталя ставились в России начала 20 в. (В.Мейерхольд, Ф. Комиссаржевский,
К. А. Марджанишвили, А.Санин), их переводили Ю. Балтрушайтис, А. Ремизов, М. Кузмин,
спектакли оформляли Нат. Гончарова, Б. Анисфельд, А. Головин и др.
Своим творческим идеалам Гофмансталь остался верен до конца жизни, хотя
в 1921-1923 годах попытался  написать несколько комедий, но из этого ничего не вышло.



Оригинал:
Hugo von Hofmannsthal.
Die Beiden

Sie trug den Becher in der Hand
- Ihr Kinn und Mund glich seinem Rand -,
So leicht und sicher war ihr Gang,
Kein Tropfen aus dem Becher sprang.

So leicht und fest war seine Hand:
Er ritt auf einem jungen Pferde,
Und mit nachlaessiger Gebaerde
Erzwang er, dass es zitternd stand.

Jedoch, wenn er aus ihrer Hand
Den leichten Becher nehmen sollte,
So war es beiden allzu schwer:
Denn beide bebten sie so sehr,
Dass keine Hand die andre fand
Und dunkler Wein am Boden rollte.
                1896



(19). ИЗ ЭДВАРДА ТОМАСА

Эдвард Томас (1878-1917).
Осины Aspens, с англ.


В любую пору, ночью, утром ранним
у кузницы, у лавки зеленной
осины еле слышным лепетаньем
своих листов -- беседуют со мной.

Кузнечный молот бьёт по наковальне
как век назад, полвека, как вчера.
То смех, то говор, то мотив печальный
несутся с постоялого двора.

Но шум осин, не смешиваясь с ними,
совсем отдельно слышится окрест.
На зов его дорогами глухими
во тьме влекутся духи этих мест.

Из кузницы, из лавки, из трактира --
скользя в лучах луны, в ночной тени --
созданья невещественного мира,
повсюду собираются они.

Осина не собою быть не может,
и в ожиданьи кары за грехи
дрожит листва, и шум её тревожит
людей сильнее, чем мои стихи.

Дрожу и я в тревоге поминутной,
потерянным листам теряя счёт,
но не поймёт моей печали смутной,
в ком кровь иного дерева течёт.


---------------------------------------------------------

Об авторе:

Эдвард Томас (англ. Edward Thomas 1878 - 1917): англо-валлийский критик и поэт. 
Учился в Оксфорде. Обратился к поэзии в 1914 г., когда уже был состоявшимся
журналистом.  Вступил в армию в 1915 г. и погиб в битве при Аррасе во время
Первой мировой войны, вскоре после прибытия во Францию.

---------------------------------------------------------


Edward Thomas.
Aspens

All day and night, save winter, every weather,
Above the inn, the smithy, and the shop,
The aspens at the cross-roads talk together
Of rain, until their last leaves fall from the top.

Out of the blacksmith`s cavern comes the ringing
Of hammer, shoe, and anvil; out of the inn
The clink, the hum, the roar, the random singing –
The sounds that for these fifty years have been.

The whisper of the aspens is not drowned
And over lightless pane and footless road,
Empty as sky, with every other sound
Not ceasing, calls their ghosts from their abode,

A silent smithy, a silent inn, nor fails
In the bare moonlight or the thick-furred gloom,
In tempest or the night of nightingales,
To turn the cross-roads to a ghostly room.

And it would be the same were no house near.
Over all sorts of weather, men, and times,
Aspens must shake their leaves and men may hear
But need not listen, more than to my rhymes.

Whatever wind blows, while they and I have leaves
We cannot other than an aspen be
That ceaselessly, unreasonably grieves,
Or so men think who like a different tree.



(20). ИЗ ГОТФРИДА КЕЛЛЕРА

Готтфрид Келлер (1819 - 1890). 
Вечерняя песнь. Abendlied, с нем.


Вариант 1.

Вы, зрачки мои, окошки глаз!
Белый свет я вижу через вас,
Открываю мир за разом раз.
Но и вы угаснете в свой час.

Ставни век закроют взор пустой,
А душа, сбираясь на покой,
Повздыхав, уляжется босой
В закуток, в сундук унылый свой.

В темноте ей кажется: далёк,
Теплится какой-то уголёк,
А потом и этот огонёк,
Пролетев, погасит мотылёк.

Но пока бреду я по стерне
С солнцем золотым наедине,
Пейте, мои очи, в вышине
Всё, чем божий мир сияет мне!



Вариант 2.

Вы, глаза, чудесных два окна,
Через вас вселенная видна,
Блеском солнечным озарена.
Но в свой час померкнет и она.

Веки западут, и на щеке
Синева, и свечка в кулаке...
И душа умчится налегке,
Чтоб укрыться в старом рундуке.

Всё темно, и лишь издалека
Ей видны два слабых огонька
До тех пор, их тусклый свет пока
Не погасят крылья мотылька.

Я брожу в полях, забыт и сир,
Неводом ресниц ловлю эфир,
Пью зрачками чистый эликсир –
Всё, чем мне сияет божий мир...



Коротко об авторе по информации сайта http://persona.rin.ru

Готфрид Келлер (нем. Gottfried Keller, 1819-1890): 
швейцарский романист и поэт, классик швейцарской литературы.
В 1840-1842 гг. учился живописи в Мюнхене. Разочаровавшись в своем призвании,
обратился к поэзии.
Первый томик его стихов вышел в свет в 1846 г., а вскоре Келлер получил
правительственную стипендию, что позволило ему уехать в Германию и учиться
сначала в Гейдельберге, а затем в Берлине.
В Берлине Келлер свел знакомство с ведущими немецкими литераторами, а лекции
философа  Л. Фейербаха оказали определяющее влияние на его мировоззрение.
В Берлине же им была начата работа над романом "Зеленый Генрих".
В 1855 г., снискав первый успех на писательском поприще, Келлер вернулся в Швейцарию,
где в 1861 г. получил должность статс-секретаря кантона Цюрих.
В 1870 г. он возобновил литературную деятельность и в последующие десятилетия
опубликовал романы и новеллы, принесшие ему европейскую славу; они имеют
первостепенное значение в истории немецкоязычной литературы.
Поэзии Келлера свойственна задушевность и простота образов и колорита...


Оригинал:
Gottfried Keller
Abendlied

Augen, meine lieben Fensterlein,
Gebt mir schon so lange holden Schein,
Lasset freundlich Bild um Bild herein:
Einmal werdet ihr verdunkelt sein!

Fallen einst die mueden Lider zu,
Loescht ihr aus, dann hat die Seele Ruh;
Tastend streift sie ab die Wanderschuh,
Legt sich auch in ihre finstre Truh.

Noch zwei Fuenklein sieht sie glimmend stehn,
Wie zwei Sternlein innerlich zu sehn,
Bis sie schwanken und dann auch vergehn,
Wie von eines Falters Fluegelwehn.

Doch noch wandl ich auf dem Abendfeld,
Nur dem sinkenden Gestirn gesellt;
Trinkt, o Augen, was die Wimper haelt,
Von dem goldnen Ueberfluss der Welt!





(21). ИЗ ДЖОЗЕФА СТИКНИ

По сонету Джозефу Стикни (1874 – 1904).
Раковина, найденная в пустыне
On some shells found inland, с англ.


Вариант 1.

Вот раковина древняя. Она
Хранит свой голос миллионы лет,
Хотя ушла за океаном вслед
Её уста ласкавшая волна.

Стихия, величава и вольна,
Пурпурный полдень, огненный рассвет –
Исчезло всё... и никого здесь нет,
Кому её мелодия слышна.

Кто ей вернёт прибой былых морей,
Коль всё ушло? Так будь же справедлив:
Втопчи её в песок или разбей,

Рассей по ветру прах иных начал,
Чтоб прежних песен ангельский мотив
В чужой вселенной больше не звучал.


Вариант 2.

Вот раковины... в их груди пустой
Спит чистый голос. Дети глубины,–
Они ещё хранят напев простой,
Подслушанный когда-то у волны.

Их времена от наших далеки.
Отхлынул океан, прибой затих.
А глина, щебень, камни и пески
Не внемлют им, не замечают их.

Кто им вернёт волну родных морей,
Владевшую их древним языком?
Будь милосерд: о камни их разбей
Иль растопчи тяжелым каблуком:

Пусть воспарят из праха в небеса
Их – ангельских нежнее – голоса.



Вариация на тему сонета Джозефа Стикни
"Раковина в пустыне".

Вот полузанесённая песком,
Забытая – с каких, кто знает? – пор
Раку'шка со спиральным завитком,
Былых морей причудливый фарфор.

Её слегка зазубренная грань,
Её поверхность, гладкая, как лёд,
Таинственная полость – грудь? гортань? –
И перламутра радужный налёт,–

Всё совершенно в ней. Всё говорит,
Что найденную мной среди песка
Раку'шку – создавала и хранит
Божественного скульптора рука.

Идут века, стирая все следы,
И может быть сегодня в ней одной
Ещё живёт чуть слышный плеск воды,
И ветра шум, и грозный рёв морской.

И, верно, неспроста с начала дней
Свои напевы бережёт она:
В младенчестве уста ласкала ей
И чистый голос ставила волна.

Теперь кругом пустыня. Там и тут
Сухих растений копья и ножи,
И воздух раскалён, и в нём текут
И тают призрачные миражи.

О раковина, кто тебе вернёт
Родное море, мир, забытый днесь?
Твоя гортань – она ещё поёт,
Но это пенье неуместно здесь.

Пусть тот, кто милосердию знаком,
Решится наступить тебе на грудь
И раздробить осколки каблуком,
Чтоб небу голос ангельский вернуть.



Коротко об авторе, компиляция из разных Интернет-источников:

Джозеф Стикни (англ. Joseph Trambull Stikney, 1874 - 1904) родился в Женеве и объездил
разные города и страны вместе с родителями, которые много путешествовали:
Висбаден, Флоренция, Ницца, Лондон, Нью-Йорк...
Он получил домашнее образование под руководством отца, изучил греческий язык
и латынь, а в 1891 г. поступил в Гарвардский университет, который окончил с отличием
в июне 1895 года.
Следующие восемь лет он был аспирантом в Сорбонне в Париже, и для получения ученой
степени написал две диссертации,- одна была посвящена письмам Эрмолао Барбаро,
бывшего в 15-ом ст. послом в Риме, а другая афоризмам в греческой поэзии.
Его драматические стихи были опубликованы в Бостоне в 1902 г. и посвящены его другу
Джорджу Лоджу, который будет затем редактировать посмертный сборник стихов Стикни.
В 1903 г. Стикни получил должность преподавателя греческой литературы в Гарварде,
и с апреля по июнь этого года стажировался в Греции.
Развившаяся опухоль мозга вызывала у него сильнейшие головные боли
и привела к частичной потере зрения, а затем к смерти в Бостоне 11 октября 1904 года.


Оригинал:
Joseph Trambull Stikney.
On some shells found inland

THESE are my murmur-laden shells that keep
A fresh voice tho' the years be very gray.
The wave that washed their lips and tuned their lay
Is gone, gone with the faded ocean sweep,
The royal tide, gray ebb and sunken neap
And purple midday, - gone! To this hot clay
Must sing my shells, where yet the primal day,
Its roar and rhythm and splendour will not sleep.
What hand shall join them to their proper sea
If all be gone? Shall they forever feel
Glories undone and world that cannot be?--
'Twere mercy to stamp out this aged wrong,
Dash them to earth and crunch them with the heel
And make a dust of their seraphic song.
                1902




(22). ИЗ КАРОЛИНЕ ф. ГЮНДЕРОДЕ

Каролине фон Гюндероде (1780 – 1806).
Звуки музыки Die Toene, с нем.


Субстанций косных пленники живые,
Вы, жаждущие воли существа, –
Кто растворит узилища глухие
И даст вам, звуки, гласные права,
Кто вервие сорвёт с эфирных крылий,
Чтоб воспарить могли вы без усилий?

Но лишь восстал мятеж на злые силы –
Взорвали звуки склепов немоту
И вырвались как духи из могилы,
Везде распространяясь на лету.
Вот с ликованьем устремились к тучам
И ураганом пронеслись могучим.

Вот зашептались в листьях, шумным градом
Посыпались в зелёные поля,
Со скал сорвались пенистым каскадом
И отозвались в пенье соловья,
И наконец однажды – через уши
Проникли в человеческие души.

О том, кто их в любви и с добротою
Взлелеял в сердце, дал дыханье им,
Они, спеша воздушною стезёю,
Поведают собратиям своим,
И, обретя гармонию впервые,
Вдаль полетят, неся черты людские.



Кратко об авторе по информации сайта www.poezia.ru:

Каролине фон Гюндероде (нем. Karoline von Guenderode, 1780-1806)  была дочерью
надворного советника и писателя, её семья принадлежала к франкфуртской аристократии,
но её отец умер, когда девочке было 6 лет. Она воспитывалась в городском приюте для
знатных дам.
Дружила с Беттиной фон Арним и всем знаменитым семейством немецких романтиков
Брентано.
Выход ее дебютной книги стихов приветствовал Гёте.
Её первой большой и безответной любовью был Фридрих Карл фон Савиньи.
Впоследствии она сблизилась с исследователем мифологий мира Георгом Крёйцером,
который был женат и не мог разделить её чувство.  В отчаянии девушка покончила с собой,
бросившись в Рейн.


Оригинал:
Karoline von Guenderode.
Die Toene

Ihr tiefen Seelen, die im Stoff gefangen
Nach Lebensodem, nach Befreiung ringt;
Wer loeset eure Bande dem Verlangen,
Das gern melodisch aus der Stummheit dringt?
Wer Toene oeffnet eurer Kerker Riegel?
Und wer entfesselt eure Aetherfluegel?

Einst, da Gewalt den Widerstand beruehret,
Zersprang der Toene alte Kerkernacht;
Im weiten Raume hier und da verirret
Entflohen sie, der Stummheit nun erwacht,
Und sie durchwandelten den blauen Bogen
Und jauchzten in den Sturm der wilden Wogen.

Sie schluepften fluesternd durch der Baeume Wipfel
Und hauchten aus der Nachtigallen Brust,
Mit mut'gen Stroemen stuerzten sie vom Gipfel
Der Felsen sich in wilder Freiheitslust.
Sie rauschten an der Menschen Ohr vorueber,
Er zog sie in sein Innerstes hinueber.

Und da er unterm Herzen sie getragen,
Heisst er sie wandlen auf der Luefte Pfad
Und allen den verwandten Seelen sagen,
Wie liebend sie sein Geist gepfleget hat.
Harmonisch schweben sie aus ihrer Wiege
Und wandlen fort und tragen Menschenzuege.



(23). ИЗ ДЖОНА БРЕННАНА

Джонн Бреннан (1870 – 1932).
Осень Autumn, с англ.


Год клонится к концу. Всё гуще тьма,
и жертвенный огонь почти остыл.
Мир, тщетно расточивший юный пыл,
со страхом ждёт, когда придёт зима
и ввергнет злым заклятием своим
всё то, что дышит,- в обморочный сон.
Лес молчалив, тревоги полон он,
и в бледном свете солнечном над ним
я замечаю: тает, словно дым,
воздушных замков красочный мираж,-
мои мечты развенчанные; их
не выдаст ни рыдание, ни стон.
Среди деревьев голых и кривых
нам нет приюта. Самый голос наш
окоченел, утратил всякий звук.
И далеко в просторах ледяных
безжизненным сияньем блещет Юг.


Коротко об авторе, информация Ник. Винокурова, сайт www.poezia.ru:

Кристофер  Бреннан (англ. Christopher John Brennan, 1870-1932): признанный классик
австралийской поэзии. Большой поклонник французских символистов и, в частности,
Малларме, с которым состоял в переписке и стилю которого во многом следовал.



Оригинал:
Christopher John Brennan.
Autumn

Autumn: the year breathes dully towards its death,
beside its dying sacrificial fire;
the dim world's middle-age of vain desire
is strangely troubled, waiting for the breath
that speaks the winter's welcome malison
to fix it in the unremembering sleep:
the silent woods brood o'er an anxious,
and in the faded sorrow of the sun,
I see my dreams' dead colours, one by one,
forth-conjur'd from their palaces,
fade slowly with the sigh of the passing year.
They wander not nor wring their hands nor,
discrown'd belated dreams! but in the drear
and lingering world we sit among the trees
and bow our heads as they, with frozen mouth,
looking, in ashen reverie, towards the clear
sad splendour of the winter of the far south.