Тернистый путь

    (ГАЛЛА ПЛАЦИДИЯ)
история римской Августы

В тумане времени, я вижу дым пожара,
Забыв про смерть, легионеры на стенах,
Воюют с готами Алариха, устало,
Забыв крадущийся в сердца, смертельный страх.
Еды нет в городе, и легион слабеет,
Кругом пожары и подмога не придет,
И лишь на Господа, в душе надежда тлеет,
Что сохранит Иисус их город, и спасет!
Уже три месяца в осаде город бьется,
Хоть пережил немало горя и смертей.
Но гордый Рим стоит, и войско не сдается!
И не откроет для врага, Сенат дверей!
Но, где - то там, во тьме, беда подстерегала,
Рабы голодные, уже людей едят.
Их сдерживать, у римлян сил не стало,
Рабы собрали, для предательства, отряд!
Безлунной ночью  Самарийские ворота,
Открыты  рабскими руками для врагов.
В ночи по Риму разносился конский топот,
И стук, срубаемых вандалами, голов.
Рассвет над городом, окрашен кровью алой,
Невинных жертв, звериной яростью  людей.
Не знал пощады от врага, ни стар, ни малый,
Стон боли плыл три дня по Риму, средь церквей!
Приказ Аларих дал, чтоб храм никто не трогал,
Дома и жителей, позволил  не жалеть.
Хотел он добрым, показаться перед богом,
Но не по нраву богу, сеющие смерть!
В сенате, в зале, он сидел на возвышении,
И, на плененных, с высока король взирал.
Подумав миг, он огласил свое решение:
Всех утопить в реке, Аларих приказал!
Молчали все, но вдруг толпа зашевелилась.
Среди плененных, смело девушка идет,
Перед  Аларихом, покорно не склонилась,
И гордо речь она пред варваром ведет.
- Вандал, послушай, как не надоело,
Тебе людей, без всякой пользы убивать?
Я предложу тебе совсем иное дело…
- Сначала, имя ты свое должна назвать.
И почему девица говорить решилась?
Кругом сенаторы и воины стоят!
А может, в Риме в женщин все переродились?
И потому, все так принижено молчат.
- Коль ты мужчина, и считаешь, что ты воин,
Не должен пленных мужей, словом оскорблять.
А раз король ты, среди готов, то достоин,
Ты имя словное, из уст моих узнать!
Зовусь я Галла! О Плацидии ты слышал?
Ганорий брат мой. Он заплатит за меня.
- Понятно мне. Ему сейчас письмо напишем,
Чтоб дал нам хлеба, как оплату за тебя!
Аларих весело по залу оглянулся.
Его вояки окружали пленный люд.
Девице смелой незаметно улыбнулся,
И произнес:
             - Ну что ж, сегодня не убьют
Тебя за дерзость, но не вздумай ошибиться.
Гонорий мерой полной должен заплатить!
А если нет, то с жизнью можешь ты проститься,
Я страшной смертью, прикажу тебя казнить!
В ответ, Плацидия невольно рассмеялась,
Хотя душа её, витала в облаках:
- Казнить меня? Помилуй, царь, какая храбрость!
Не ведом честной христианке, смерти страх!
Ведь бог по смерти, обещал нам жизнь иную,
Нас ждет та счастье, и огромная Любовь!
- Ну а раз так, пусть в Риме жители ликуют!
Аланы с готами, сейчас им пустят кровь!
Аларих дал приказ: беречь плененных зорко,
Решил Гонория, сестрою он сломить.
А Галла шла в темницу, и жалела горько,
Что не дала себя Алариху  убить.

Узнав про то, что Галлу готы захватили,
Гонорий консула к Алариху послал.
С ним, договор они про выкуп заключили,
Но цезарь, хлеб для готов, к сроку не собрал.
В плену, Плацидия иступлено молилась,
За жизнь народа, и за города страны,
А готы, словно саранча, на юг катились,
Ведь хлеб и золото Алариху нужны!
Но все укрыто, нет в Иллирии поживы,
Король решает, на Сицилию отплыть,
В проливе лодки, словно вороны, кружились,
Шли готы в море, что бы остров захватить.
Но не изведаны судьбы пути прямые,
Шторм разносил, и бил о скалы корабли,
Валы морские, грозно варваров топили,
И мало готов, кто добирались до земли.
Аларих понял: им придется возвращаться,
И в старой Галлии найти приют и кров,
Но скоро он, уже не мог в седле держаться,
Король не молод, слаб, и очень нездоров.
Так получилась, смерть ему закрыла очи,
Но пред кончиной, Атаульфа он позвал.
В шатре укрывшись, говорили до полночи,
Аларих, шурину корону передал.
На утро, готы  реку рабскими руками,
На восемь стадий, руслом новым отвели,
Для короля на дне могилу откопали,
И в ней Алариха, с почетом погребли!
Пустили воду, и рабов  в загон согнали,
Всех вместе, чтоб никто из них не показал,
Могилу царскую, и готы убивали,
Раба любого, кто о погребении знал!

Правитель новый, размышляет неустанно,
Как долго могут готы с Римом воевать?
И почему Аларих вел себя так странно?
И Атаульф, решил Плацидию позвать.

Шла Галла гордо, хоть пугалась этой встречи,
Правитель новый, вдруг решил припомнить ей,
Её отчаянные, пламенные речи,
Когда в сенате, заступалась за людей.
Но на её лице, глаза сияли смело,
И поступь твердая, врагу дает понять,
Что поступала Галла, как сама хотела!
И диким варварам, её не запугать!
В шатре из шкур, правитель Галлу принимает,
Он очень долго в очи смелые глядит,
Потом,  присесть на лавку гостье предлагает,
И помолчав, ей очень тихо говорит:
- Твой брат, Плацидия, тебя конечно любит,
Но вряд ли, столько хлеба сможет он собрать.
На встречах лгать и изворачиваться будет,
А мне, охоты нет, девицу убивать.
Что скажешь ты?
                В ответ она молчала.
Не ждала Галла, столь прямых и честных слов.
Вандала девушка сейчас не понимала,
Что совершить над нею этот гот готов?
Но сердцем чувствовала: рядом смерть шагала,
И дева, в руки взяв себя, смогла сказать:
- О жизни, варвар, я тебя не умоляла,
Но что за радость, беззащитных убивать?
Ты ждешь обмена, сам же, грабишь поселенья,
А срежь пожарищ, хлеба Риму не сыскать.
Но вижу, воин, тебя мучают сомненья,
И мне о них ты собирался рассказать?
- Улыбка быстро появилась и пропала,
В усах мужчины. Дева нравится ему.
Она, как в книге, его мысли прочитала,
Ведь от убийства, прока нету никому.
- Сомнений нет, но хочется узнать мне
Об очень многом. Поведу я разговор,
О чем мне можно торговаться с Римской знатью?
Что есть для Рима честь и гордость, что позор?
- Так говори. А я, за знать тебе отвечу.
- Ты очень смелая, и это я ценю.
Вот потому тебя и вызвал я для встречи,
Вот потому то, я с тобою говорю!
Он замолчал на миг, и Галла помолчала.
Но Атаульф, стал очень странно говорить:
- Ты очень верные слова сейчас сказала,
Не воевать нам нужно, нужно нам любить.
Аларих мне, все мысли тайные поведал,
И перед смертью, слово твердое он взял,
Чтоб к Риму, ненависти, боле я не ведал,
И что бы с Римом, больше, я не воевал!
- Так не воюй!
                Плацидия смеется:
Всем станет жить без войн спокойней, веселей!
Ужель, король, иного дела не найдется,
Чем жечь селенья Рима, и рубить людей?
- Умна Плацидия, но есть еще вопросы:
Когда то, земли наши Рим завоевал.
Теперь ослабнув, Рим народы готов бросил,
Но путь к наживе, через кровь, нам показал!
- И что решил король? Что будешь делать дальше?
Я не пойму тебя, о чем ведешь ты речь?
- В словах Гонория, есть мед и много фальши.
С таким правителем, нам мира не сберечь.
Считает Рим вестготов, просто дикарями,
А договоры с нами, просто глупый звук.
А вождей племен, есть мысли те, что сами
Они возьмут у Рима все, что нужно.
                - Друг,
Так, как же быть? Что может измениться?
Война, к нам бедами и злом идет от вас!
- Должны народы готов, с Римом породниться.
- Как породниться можно?
                - Начиная с нас.
Вскочила Галла со скамьи, кипя от гнева:
- Как, грязный варвар, смел об этом мне сказать?!!!!
Но через миг, она как будто, онемела.
Других заложников король велел прислать.

Вошли сенаторы, и женщины из знати,
Понурив головы. Ведь их настигла смерть.
Гонорий, даже за свою сестру не платит,
Так что же им, теперь от цезаря хотеть?
Но Атаульф, позвал трех женщин, и седого
Мужчину рослого, и им письмо отдал:
- Спастись, вам случая не сыщется иного.
И их к Гонорию, в Ровенну отослал.
- Пусть поскорее на письмо мое ответит,
Тогда мы мирно, и спокойно заживем.
А если нет, то он сестру  живой не встретит.
Ему мы голову Плацидии пришлем!
Послы уехали, а Галла заметалась.
От странных мыслей, дух её лишился сил.
Она впервые так смертельно испугалась,
Понятно стало, о чем варвар попросил.

Но, как же быть ей? Он ведь варвар и убийца!
Она же, римлянка, Плацидия она!
У ног ее, лежала вечная столица,
Кто теперь она? Разбойника жена?!!!!
Недопустимы мысли, о женитьбе этой!
Нельзя мешать с врагом, священных римлян кровь!
Но за отказ, какой заплатит Рим монетой?
И разве жертва ради мира, не любовь?
Она же любить свой народ, и вечный город!
И выйдя замуж, она может их спасти.
Король вандалов, не глупец, хотя и молод,
Ему ведь тоже нелегко в мужья идти.
Король, средь готок, выбирает королеву,
А он, отступник, раз Плацидию берет.
Брак с Галлой будет у вандалов не приемлем,
А откажись она, то Рим погибель ждет.

Так в думах, день за днем, Плацидия металась,
Ей чужд был брак, но надо родину спасать.
И потихоньку, она мыслями склонялась,
Что ей придется королю согласье дать…..
Себе царевна, с детства не принадлежала,
И ей женитьбой, надо выгоду нести.
А если руку Атаульфу отдавала,
То тем. Империю могла она спасти.
Письмо от брата, не замедлило примчаться,
Он за Плацидию, без меры обещал
Богатый выкуп, но о свадьбе отмолчался.
Он так хитро, вандалу в свадьбе отказал.
Смеется варвар над письмом:
                - Глупцом считает
Меня твой братец! Ну так как с тобою быть?
Богатый выкуп за сестру он предлагает,
Но вот пока что, не сумел его добыть!
Тебе он волю просит.
                - Как же ты ответишь?
Спросила Галла, опустив к земле глаза.
- Среди вождей у нас, доверчивых не встретишь.
Ведь верить слову Рима, извини, нельзя!
Я выкуп ждать могу, хоть месяц, хоть столетье,
Но твой Гонорий, не сумеет заплатить.
А как король, обязан до зимы успеть я,
Ровенну гордую  до камня развалить!
- Не торопись, король!
                Тут Галла задохнулась,
Ужом холодным, ужас проползал по ней,
В груди сердечко, нежной птицей встрепенулось,
И застучало сразу тише и ровней.
- Я, Атаульф, согласна стать твоей женою,
В Нарбонне свадьбу станем мы с тобой играть.
Но прежде, договор заключим мы с тобою.
Ты на Ровенну, впредь не станешь нападать!
- Умна Плацидия!
                Король прищурил очи,
Пусть свадьба будет, как того желаешь ты.
С тобой в Нарбонну, мы доскачем к третьей ночи,
Нарбонна, - город небывалой красоты!
- Еще не все.
                Плацидия глядела
В лицо воитель. Огонь горит в глазах!
- Так что к словам своим прибавить ты хотела?
Смелее, Галла! Брось сомнения и страх!
- Скажу тебе. Господь обряды принимает,
Когда обряд по Римским правилам идет.
Когда священник в храме божьем обвенчает,
И нам молитву, как напутствие прочтет.
Король смотрел, и неприметно улыбался,
Потом сказал:
              - А я заметил, лишь сейчас,
Как ты умна, смела, и попросту, прекрасна!
Когда сжигал меня огонь из нежных глаз!
Пусть будет так, как ты сказала. Я согласен.
Народы наши, сможем мы соединить,
И Атаульф, для Рима больше не опасен!
Ну а меня, ты Галла, можешь не любить.
Ему в глаза смотрела Галла удивленно,
Не поняла она, что враг от свадьбы ждет.
Не хочет видеть Галлу он женой покорной.
- Я, как и ты, готов на все, за свой народ.
Сказал король, на мысли тайные ответив,
За тем, спокойно повернулся, и исчез.
Наверно он, её смущение заметил,
Но как дикарь, к ней в мысли тайные залез?

В Нарбонне свадьба! Атаульфа поздравляют!
С женою Галлой, он по площади идет,
Им люди под ноги, дождем цветы бросают,
Их брачный пир давно, в стенах сената ждет!
В уборе царском, за большим столом накрытым
В богатой атрии Плацидия сидит!
Уже давно вино и мед в рога разлиты,
Веселой песней, праздник в городе звенит!
С невестой рядом, словно консул на приеме,
В одеждах римских, грозный воин восседал!
Он был Король, хотя сидел и не в короне,
И щедро воинов с вождями, угощал!
Потом он встал легко, поднял вино в бокале,
И громким голосом призвал друзей испить,
Вина за Галлу! Гости  с мест толпою встали,
И за отвагу, стали девушку хвалить!
Одни хвалили красоту, иные, - храбрость,
А третьи, пили за нее, ведь ныне кровь,
В сраженьях пролитая в прошлом оставалась,
И ярость с гневом, мир заменит, и любовь!
Но все ж, не всем по нраву Галла – королева.
Вожди Аланов, Гуннов хмурыми сидят.
Они в сраженьях с гордым Римом, бились смело,
И так же смело, королю в лицо глядят!
Король все понял, и зовет вождей из залы,
Дверь в дальней комнате, он плотно затворил,
Присел на стул, друзей обнял своих, и прямо
С вождями храбрыми, король заговорил:
- Я понимаю вас. Мы Рим, врагом считаем.
И бьемся с Римом, мы немало долгих лет,
Но нападая, мы того не понимаем,
Что в пораженьях и победах, смысла нет.
Вожди от слов таких, как будто онемели,
Они ведь бились смело, смерти не боясь!
Но что неправильное в этом ратном деле?
Король глядел на них, невесело, смеясь:
- Скажу вам прямо, победить в войне возможно.
Мы можем даже гордых римлян истребить.
Но коль задуматься, понять совсем несложно:
Как много готов, жизнь сумеют сохранить?
Мы год за годом италийцев убиваем,
Мы разрушаем их дома и города.
А сколько мертвых, на полях мы оставляем?
И сколько готов  не вернутся никогда
В свой дом к жене, к отцу, и малым детям?
Кто сосчитал у нас сирот и тихих вдов?
Кто на вопросы этим женщинам ответит:
Где их мужья теперь? В долине вечных снов?
- Но это, воина судьба!
                Алан могучий
Вскочил со стула:
                - Смерть Аланов не страшит!
Мы налетаем на врага разящей тучей,
И только после сосчитаем, кто убит!
- Скажите мне:-
                Спросил король, главу склоняя:
- Зачем на Рим мы каждый год идем войной?
Зачем воюем? Для чего мы убиваем?
Зачем в сражениях, мы жертвуем собой?
Алан немного помолчал, потом ответил:
Затем, чтоб хлеб, на римских землях захватить!
Ведь небосвод здесь, землю круглый год осветит,
Чтоб урожай богатый, Риму подарить.
- Конечно, прав, мой друг, но если разобраться,
Гораздо легче будет, землю распахать.
Чем, проливая свою кровь, за хлеб сражаться,
Хлеб сеять легче, чем годами воевать.
- Но кто позволит нам пахать поля и сеять?
На землях этих, нас проклятый Рим не ждет.
Нельзя никак словам Гонория поверить!
Он нас заманит, и предательски, убьет!
- Да, Рим спесив, жесток и горд без всякой меры,
Но готы Риму, все равно, как хлеб нужны.
Рим, нашей силой, защитит себя и веру.
И с гордым Римом, породниться мы должны!
Пусть силой нашей, сила Рима вырастает,
Ну а когда мне Галла мальчика родит,
Тогда для готов, перемен пора настанет,
Моего сына, Рим Августом, утвердит!
А, полуримлян – полуготт, иначе править
Начнет в стране. И здесь мы сможем дом найти!
Тогда уже, никто не сможет нас заставить,
С земли богатой, повернуться, и уйти!
Не скоро этому назначено случиться,
Но если мы отбросим ненависть и спесь,
То наш народ сумеет в Риме возродиться!
Я это будущее, начинаю здесь!

А в это время, Галла в зале наблюдала,
Как готы празднуют, и нрав у них какой.
И понемногу королева понимала,
Что перед ней сейчас, народ совсем иной!
Она наслышана, что готы, словно звери,
Рычат на празднествах, и кровь из чаши пьют.
А эти люди, предаваяся веселью,
Сидят, обнявшись,  и друзей своих, не бьют.
Они и шутят, и смеются, и танцуют,
Не говорят ей грубых и обидных слов.
Ей очень рады, веселятся и ликуют,
Видать, обычай у них праздновать, таков!
Они друзей своих погибших вспоминают,
И у кого то, по щеке сползет слеза.
За их помин, мужчины кубки поднимают,
Не проклиная их убийцу, за глаза.
Все это ей, как будто в странном сне приснилось,
Ведь это готы! Это звери! Дикари!
Но сердце девушки, к ним вдруг, поворотилось.
Они же были, как и римляне, Людьми!!!
В душе  у Галлы, непонятное смятенье,
Глазами стала жениха она искать.
Вот появился он, рассеялись сомнения,
И захотелось, Атаульфа ей обнять.
За его сдержанность, уступчивость и силу,
За непреклонность его правых честных слов.
Она уверена, что варвар, до могилы,
От бед и горя, защищать её готов!

Полгода в Галлии, промчались незаметно,
И мужу Галла, в срок младенца родила.
Король к Плацидии, относится приветно,
Позволил ей, чтоб она сына назвала.
Был Феодосий крепышом, в отца глазами,
А в остальном, красой на маму был похож.
Своими пухлыми и слабыми руками,
Схватить старался у отца, тяжелый нож.
Уж больше года, после свадьбы пролетело,
Но звон мечей не утихает на полях,
Разят бойцов, как змеи жалящие, стрелы,
Легионеры умирают на стенах.
По договору, Атаульф за Рим сражался,
Не позволял врагам империю терзать.
Гонорий с ним, себя вести скромней старался,
А что поделаешь?  Союзник он, и зять!
Казалось, все идет прекрасно и достойно,
Уж больше года, Рим не ведает врагов,
Живет империя вольготно и спокойно,
Но не изведаны людьми, пути богов!

Жестокий Сар затеял бунт! Он хочет власти,
Он короля, в измене готам, обвинил.
Но легче выжить в Колизее, в львиной пасти.
Его король в бою, безжалостно убил.
Стоял предатель, с трех сторон зажат щитами,
Так по приказу Атаульфа он пленен.
На короля глядел он злобными глазами,
И был предатель Атаульфом поражен!
Но злоба эта, с его смертью не исчезла,
Она змеею, в души низкие вползла
Поглубже  в сердце злоба подлая залезла,
И для удара долго случая ждала.
В один из дней, король конями любовался,
Он был один в конюшне, без меча и лат.
И там, над готом добродушно усмехался,
Не вышел ростом тот, но Сару, кровный брат.
Лелея месть, клинок дружинник обнажает,
Подходит тихо к королю он со спины,
По рукоять в него предатель меч вонзает,
Призвав на помощь злобных демонов войны!
Испепеляющим огнем сверкнул глазами,
Король, изменника легко сбивает с ног,
Убийцы меч, своей рукою вынимает,
Но сделать, больше ничего король не смог.
Струилась кровь, полы в конюшне заливая,
Из сил последних, на ногах герой стоял.
Жизнь его, с кровью по ногам струей стекала,
И через миг, на землю мертвым он упал.

Сигерих, злобно хохоча, в покой вбегает,
Рукой кровавой, Феодосия схватил,
Ударом сильным королеву с ног сбивает,
И о плиту, ребенку голову разбил.
Схватил за волосы Плацидию рукою,
И за собой, через покои потащил.
Как будто куль, волок царицу за собою,
Мать, что лишилась чувств, царевича и сил.
Жестоко Галлу посреди рабынь поставил,
И приказал коней дружинникам седлать.
И вскоре город разоренный, он оставил,
А пленных женщин, пред конем заставил гнать.
Двенадцать миль, шагала босыми ногами,
Царица галлов, в окружении рабов.
Избиты ноги, но зажатыми губами,
Она не выдаст стона боли, горечь слов.
Сем дней прошли в аду обид и унижений,
Сигерих подлость свою, честью называл!
Он издевался над Плацидией, стремлений
Казнить её, убийца даже не скрывал.
Но ночь не вечна, день восьмой сверкает светом.
Король вестготов смело входит в темный зал.
Приехал он, призвать изменника к ответу,
И громким зовом, он Сигериха позвал.
Когда тот вышел, его воины схватили.
Промолвил Валия:
                - Ты готам, - первый враг!
Без рассуждений, ему голову срубили,
А тело сбросили за городом, в овраг.
В тяжелом времени, досталось готу править,
Его избрали королем. И должен он
Все беды, низкого Сигериха исправить,
И примирить людей, враждующих сторон.
Он понимал, что Галле больше нет здесь места,
Царицу готов, кто -то любит, кто -то нет.
Из этой трудности, он должен выйти с честью,
Ведь есть на тягостный вопрос, простой ответ.
Когда то, выкуп за Плацидию просили,
Король с Евлупием, к Гонорию послал
Письмо о том, чтобы за Галлу, заплатили.
И брат не медля, выкуп за нее собрал.
Шестьсот телег больших, по тысяче мер хлеба!
Такою названа за женщину цена.
И через месяц, вновь над Галлой Рима небо.
Но в дом приехала Плацидия одна.
Но мало горя ей, ползут по Риму сплетни,
О том, как с варваром Плацидия жила.
Как не служила христианские обедни,
И как любовников к себе она ждала.
Гонорий взялся прекратить пустые слухи,
Решил сестру свою, за Флавия отдать.
Там позабудутся пленение и муки,
А ему, выгоден такой покорный зять.
Узнав решение, Плацидия вспылила:
- Как ты посмел меня Констанцию отдать,
Ведь в жизни, я еще ни разу не любила,
Могу хоть в этом, я себе принадлежать?
- Нет, ты не можешь.
                Ей Гонорий отвечает.
- Довольно слухов нам о варварской любви.
Я за тебя теперь судьбу твою решаю,
Ты будь покорна, ну а нет, тогда смотри!
Тебе замужество за готом не забудут,
А за Констанцием, ты сможешь тихо жить.
Вокруг тебя, еще мужчины виться будут,
От мужа в тайне, можешь смело их любить.
Кипя от гнева, Галла выбралась из дома.
Опять замужество! Опять она раба!
Но видно, нет для Галлы выхода иного.
Видать, такая у Плацидии судьба.
И выходить ей надо замуж против воли,
Должна покорно унижения терпеть.
Мир почернел, и нет желания жить доле,
Решила женщина, что лучше жизни, - смерть.
Священник в храме, этим мыслям ужаснулся:
- Ты что надумала? Господь тебя спаси!
В молитву он, как будто в воду, окунулся.
- Ты у Христа, за все прощения проси.
За мысли эти, бог покорности нас учит,
А воля цезаря, для подданных, - закон!
И разве душу девы, может муж измучить?
Но слышит он, в ответ, рыдания и стон.
И кто Гонорию посмеет поперечить?
Играли свадьбу, раз уж цезарь приказал.
К супругам сам Гонорий, выступил на встречу,
И сам сестру свою, Августой называл.
Сидел на свадьбе Флавий, мрачный и угрюмый,
Затылок плотный, он от пота вытирал.
Слова приветствия встречал улыбкой хмурой,
И головою плоской он в ответ кивал.
За свадьбу, Галла глаз, ни разу не подняла,
Ей, почему  то, был противен этот пир.
Она сейчас, веселье готов вспоминала,
И ей казалось, тот честней, правдивей мир.
Душевней, проще, без предательства и лести,
Открытый смех вандалов, музыкой звучал!
Там были проще все понятия о чести,
И этот мир вестготов, Галлу восхищал!
Промчался год, родилась миленькая дочка,
Её Плацидия, в честь брата, назвала!
Но родилась она, видать, недоброй ночью.
Для Рима, девочка несет немало зла.
Уходит снова год родился сын у Галлы,
Его наследником Гонорий объявил!
Теперь Плацидия, как мать, Августой стала,
С собой в Равенне, её цезарь поселил.
Змеей гремучей, слухи стали расползаться,
Что любит Галлу император, не как брат!
Позор для цезаря, сестрою увлекаться,
О связи их, уже подробности смердят.
Раскол в Равенне, кто -то Галлу презирает,
И призывает всех Августу прочь изгнать.
Но готы, имя королевы возвышают,
И не желают италийцам уступать.
Интриги вьются, как разменною монетой
Играют Галлой интриганы и вожди.
Так и поплатится Плацидия за это:
Где лож и подлость, справедливости не жди.
Никто не знает, от чего так получилось,
Кто подливал в огонь, горящие масла?
Ворота в крепости Равенны отворились,
И смерть отряд жестоких готов принесла.
Они противников Плацидии искали,
Всех знали ворогов своих по именам.
Их, как ягнят в загоне волки, убивали,
Не спас врагов Августы ночью, даже храм.
Струилась кровь рекой, по улицам Равенны,
Убийством пьяные, рубили всех подряд.
Бежали жители средь ночи, не одеты,
Но настигал везде наездников отряд.
Пять дней рубились готы стойко за царицу!
И наконец, последний воин мертвым пал.
Велел сестру Гонорий выслать из столицы,
И у нее, Августы титул, отобрал.
Её в изгнаньи, Византия приютила,
Там с Валентином и Гонорией  жила.
Она была уже степенна, терпелива,
И возвращения на родину ждала.
Бессмертен бог, а императоры не вечны,
Не дарит жизнь без смерти, цезаря венец.
Тянулись дни, в пути обратном бесконечно,
И вот, в Равенну прибывает, наконец
Наследник власти! Он хотя и молод,
Но будет править за него августа, мать.
Сын император, бесконечно Галле дорог,
Во всем она ему, старалась потакать.
Но скоро стало ясно, ей одной не сладить
С делами Рима. Тяжек лестной власти груз.
Аэций грозный  ей поможет Римом править,
Об этом, тайный заключен у них союз.
Она ведь женщина, и будет нужен рядом
Мужчина верный, как опора и оплот.
Поможет ей Аэций добрым своим взглядом,
И от ошибок Галлу он остережет.
Текли года, путь Галлы дальше продолжался,
Сын уже взрослый, власть отдать ему пора.
Но Валентин, как мальчик, в жен чужих влюблялся,
Вся его жизнь была, любовная игра.

Но вот однажды, сына мать к себе позвала,
Она решила о делах поговорить.
Все взвесив вдумчиво, Плацидия сказала:
- Уже пора тебе, сынок, учиться жить.
Ты император, только власть, такая штука,
Что не умеючи, её не удержать.
А вот сестра твоя, дворцовую науку,
Вполне усвоила, и сможет трон занять.
- О чем ты, мама? Ведь Гонория не властна,
С моей главы корону цезаря стащить!
- Конечно нет, но для тебя сестра опасна.
Есть много способов венец твой захватить.
- За что же, мама. Ты Гонорию не любишь?
И Юсту, хочешь ты зачем оговорить?
- Своей доверчивостью, сын, себя погубишь,
Но что ужасней, можешь Рим ты погубить!
Она хитра, умна, и для тебя, опасна,
Для своих прихотей, на все она пойдет.
Жадна к вниманию, без меры сладострастна,
Она погибнет, если только не свернет
С пути опасного.
                - Она свернуть сумеет?
- Наверно нет, мой сын. Ты должен ей помочь.
Тебе Гонория, перечить не посмеет,
Её ты вышли из Равенны.
                - Выслать прочь?
Мою сестру? Чему меня ты учишь?
- Я – мать правителя. И жалость, мне чужда.
Оставь сестру в Равенне, ты войну получишь,
Живут в Гонории, лишь властность и вражда!
Но выслать дочь, куда попало, не позволю.
К тому ж, нельзя из вида, Юсту потерять.
- Тогда, указом в монастырь сестру пристрою,
И её девственность, велю я охранять!
- Ей надо жить в твоем полнейшем подчинении,
Она сестра твоя, и очень любит власть.
Взлететь желает высоко в своем стремлении,
Но забывает то, что может и упасть.
Жена твоя тебе наследника не дарит,
А ты с любовницами, позабыв про стыд,
Проводишь время. Только шанса не оставит,
Тебе судьба, коль Юста мальчика родит.
Тебе племянника, мой сын!
                - Да, я все понял.
И вышел прочь.
             С тех пор дела пошли на лад.
Он очень быстро слово матери усвоил:
Коль власть отняли, значит, сам ты виноват!

Однажды, днем поэт Евгений появился,
Он Валентину свою оду прочитал,
И перед Юстой, он почтительно склонился,
Когда достоинства принцессы воспевал.
Писал он так:
          «Кто из мужчин решит жениться,
На Юсте Пламенной, то должен будет с ней,
В бою смертельном, как с Фетидою, сразиться,
И победить её, как победил, Пелей!»
Теперь еще ясней свою судьбу увидел
Правитель гордый. Дал приказ он наградить
Поэта славного, хоть тот, его обидел,
Ну а сестру, он в монастырь велел закрыть.

Металась Юста, как тигрица по арене,
Как он посмел её в обитель запереть?!!!
Она царица! Её место здесь, в Равенне!
Не станет Юста унижения терпеть!
Тяжелым вздохом, шевельнулись занавески,
Открылись двери, входит цезарь к ней, и брат.
- Тебя назначил я, в Христовые невесты,
И в монастырь, тебя проводит мой отряд.
- Я что? Рабыня?!!!!
                Юста гневно вопрошает:
- За что меня, в обитель скорби ты послал?
- Судьбу всех римлян, воля цезаря решает,
Все будет так, сестра, как я сейчас сказал!
- Конечно, братец! Властью можешь ты гордиться!
И тем, что жизни радость у меня отнял.
Ты с губ блудниц уже успел любви напиться,
А мне, глотка любви моей, испить не дал!
Но помни, брат, судьба тебя еще накажет.
За то, что ты сестру, в темницу отослал.
- Центурион пусть настоятелю прикажет,
Чтоб тот к Гонории, мужчин не допускал.
Так цезарь Юсту, в монастырь глухой отправил,
Двенадцать евнухов должны за ней следить.
А тайной страже, страшный он приказ оставил:
Мужчину каждого, кто к ней войдет, - убить.

Прошло два года, снова смута назревает,
Друзья Гонории, хотят её вернуть.
И Валентин, отряд за Юстой отправляет,
Чтоб проводить свою сестру, в обратный путь.
Но и в Равенне Юста снова в заточеньи,
Желанья властвовать, нельзя в ней удержать.
Семь верных евнухов у Юсты в окруженьи,
Чтоб чистоту и честь принцессы охранять.
Но уследить за нею, все же, не сумели,
Вдруг ночь поздней в спальне заскрипела дверь.
У Юсты пойман был поэт, в её постели,
И, заперт в клетку был Евгений, словно зверь.
Узнав об этом, Валентин пылая гневом,
Хотел обоих палачам на смерть отдать.
Но лишь восход окрасил небо алым светом,
В опочивальню, постучала его мать.
Она сказала:
           - Ты казнить сестру не смеешь!
Сестру свою, ты будешь должен извинить.
Сыграй обиженного, это ты умеешь,
Ну, а поэту, надо голову срубить.
- Не все ты знаешь.
                Валентин пылает злобой.
- Мне доложил мой лекарь. Юста понесла!
Так пусть за грех свой умираю они оба,
Раз свою честь, она поэту отдала!
- Нет, так не будет, сын!
                Плацидия вспылила:
- Казнить не станешь ты сестру. Её прости.
Пока Гонория  ребенка не родила,
Добром её, ты в Византию отпусти.
- Пусть будет так. Но там замужество устрою,
Я ей с сенатором. Опасности в нем нет.
И этим, я ее беременность прикрою.
- Я слышу цезаря, достойнейший ответ!

В дороге Юста не спала, почти не ела.
Она не знала: как теперь ей дальше жить?
Она до судорог в руках, любви хотела,
И до трясучки, власть хотела захватить!
Но как то ночью деве, странный сон приснился,
Она, как мать, средь готов, воины кругом.
Пред нею весь народ, почтительно склонился,
Ведь рядом воин грозный, на коне верхом!
Очнулась Юста, ничего не понимала,
А сне ее, все думы, мучают и жгут.
Событья сна, она в уме перебирала,
И догадалась: боги знак ей подают!
Она припомнила рассказы про Атиллу!
О нем в империи, лишь тихо говорят.
Он словно бог войны, проносится по миру,
А его гунны, всех без промаха, разят!
А если……
          Юста крепко губы закусила,
О счастье с гунном, захотелось помечтать.
Она повозку среди дня остановила,
И принялась, письмо опасное писать.
Письмо закончено, печать его закрыла,
Фамильный перстень с пальца женщина сняла,
Позвала евнуха, шепнула, что -то мило,
Ему на ухо, и посланье отдала.
Был Геацинтус, верным женщине слугою,
Четыре месяца Атиллу он искал.
Нашел его у готов, раннею зимою,
И от Гонории, посланье зачитал.
Писала пленница:
                «Приди за мною, воин!
Мой брат, в темницу меня хочет заточить.
А ты, единственный, кто мужем быть достоин,
Моим навечно! Что бы власть со мной делить.
Спаси меня, я в этой ссылке погибаю,
А после свадьбы, можно с братом разделить
Весь Рим и мир! Атилла, я к тебе взываю!
К тебе воитель мой! Хочу тебя любить!»
Атилла выслушал, и криво усмехнулся.
Рукой могучей, он усами поиграл.
Потом подумав, он над евнухом пригнулся,
И перстень с камнем, из руки ослабшей, взял!

Горели села и поля, стонало море,
Земля, и та, впитать не успевала кровь.
Атилла с гуннами, здесь сеял смерть и горе.
Так заплатили италийцы за любовь
Несчастной женщины. Атилла бесновался,
И грубо требовал Гонорию отдать.
Весь Рим растерзан, алой кровью умывался,
Просили цезаря, ни в чем не возражать.
Но Валентин послал своих гонцов к Атилле,
И сообщил: что Юста, замужем давно.
За эту дерзость, люди жизнью заплатили,
Их гунны, связанными бросили на дно
Реки широкой. Вновь Атилла ищет встречи,
С невестой Юстой, но не может отыскать.
Но вот проведал грозный гунн о тайной речи,
Где скрыта женщина, и отправляет рать
В Константинополь. Там Гонория найдется!
Она ему невеста, так тому и быть!
А это значит то, что цезарю придется,
Свою империю, с Атиллой разделить!
Но император не дремал, искал измену.
Вот Геацинтуса на суд к нему ведут.
Из-за него, народ такую платит цену
Своими жизнями. И пытки его ждут.
Сначала думал Валентин, казнить и Юсту.
Он привезти её в Равенну приказал.
Но вспомнил мать, что умерла. Поддался чувству,
И палачу на казнь, сестру он не отдал.

Пришел монах под вечер, в тихие покои,
Принес сосуд с вином, и в чашу ей налил.
Сказал понурено:
              - Отпей, и бог с тобою.
Умрешь без мук, покуда цезарь не казнил.
Взяла Гонория дрожащею рукою,
Страшась, напиток смерти, пила не спеша,
Любовь добыть хотела кровью и войною,
Но за любовь, погибла грешная душа.
Слеза скатилась по щеке, померкли свечи,
В глазах темно, на сердце мрак и пустота.
Уходит Юста к своей матери навстречу.
Так умерла её любовь и красота.

В Равенне после, очень долго вспоминали,
Про женщин двух!
                Одна любила для людей,
А за другую, гунны римлян убивали.
Та, храм любви, хотела строить из костей!
Вот так случилось. Хорошо то, или плохо,
Не нам судить. Должны историю принять
Такой как есть. Мы все ответим перед Богом,
Но путь Гонории, не стоит повторять.

     КОНЕЦ

10,07,2011г