Мельник

Нет причин, для тоски и печали,
сердце бейся в груди веселей,
мы нашли с тобой то, что искали,
лес, река и раздолье полей.

Дом бревенчатый с мезонином,
мельник в нём, здесь когда-то жил,
был он простым крестьянским сыном,
барину верно служил.

В той семье был всегда достаток,
дом тот полною чашею слыл,
мельник знал в жизни толк и порядок,
деньги в кубышке копил.

А за домом был сад огромный,
на дворе он скотину держал,
но семнадцатый, переломный,
уничтожил всё, растоптал.

Разорили имение барское,
растащили добро по углам,
и подняв над собой знамя красное,
стали новым молиться богам.

А чем дальше, всё хуже и хуже,
голод, мор и репрессий вой
и валялся в кровавой луже,
герб отчизны моей родной.

Стал изгоем монах и пахарь, 
офицер- дворянин и купец,
да и те, кто честно работал,
обрели свой печальный  конец.

А что - ж мельник мой
и что с ним сталось,
почему я вдруг вспомнил его,
потому что уж так оказалось,
мне о нём рассказать суждено.

Год четырнадцатый был ужасным,
он не только для всей страны,
он ворвался пожарищем страшным,
в дом знакомой теперь мне семьи.

Но мой мельник мужик был крепкий,
да и барин его любил, отпустил ему лес,
дал денег и сказал, не тужи, живи,
 он построил себе пятистенок,
дом, в котором теперь я живу,
 Бог не дал ему малых, деток,
видно знал про его судьбу.

А судьба его так похожа,
на судьбу миллионов людей,
что мороз пробегает по коже,
при одной лишь мысли о ней.

ВЧК, Ревкомы, Комбеды,
вот набор сатанинских карт,
стали править страной Советы
и она превратилась в ад.

Без суда, по доносам, подлогам,
брали ночью с постелей людей,
хуже всем приходилось жёнам,
когда их уводили мужей.

Плачут дети, ревут пожилые,
знали точно, куда их ведут,
где решётки и двери стальные,
где жиды кровожадные ждут.

Их подвергнут таким истязаньям,
и мученьям подвергнут таким,
от которых потеря сознанья,
было лишь во спасение им.

А потом их поставят к стенке,
зачитают какой- то указ,
и скомандуют пли, по контре,
и ударят свинцом, между глаз.
 
Часть вторая.
 Мельник знал, понимал, не оставят,
 затаскают его в ГУБЧеКа,
если к стенке не сразу поставят,
то уж выселят наверняка.

Да к тому же, слух прокатился,
будто мельник, несметно богат,   
 и ему на храненье оставлен,
барский семейный клад.
 В ГУБЧеКа всё решается просто,
пулю в лоб и проблем, ни каких,
ведь не даром в изданиях РОСТа,
Маяковский печатает стих,
кто там шагает правой,
к стенке его,
левой, левой, левой.

Только вот ведь какая штука,
мельник то он один
и если его не будет,
муки приготовит, кто им
и в Ревкоме прошло совещанье,
мельника не убивать,
но хорошенько при этом,
дом его обыскать.

Навалились ищейки губернские,
в куртках кожаных, сапогах,
а уж лица такие масонские,
и пенсне на горбатых носах.

Но мой мельник, мужик православный,
крест нательный всегда он носил,
был спасён им, жидами оставлен,
до семидесяти трёх прожил.
   
Часть третья.   
Время шло, в эшелонах власти,
постоянно велась борьба,
за наследие идей марксизма,
за наследие идей Ильича.

Лес рубили и щепки летели,
с ними головы многих людей,
ни кого, ни кого не жалели,
ради этих безумных идей.

В этой жуткой грызне рождался,
вождь народов планеты всей,
и уж многим, многим казался,
что он Бог для живущих людей.

Но на западе в то - же время,
появился такой – же монстр,
и его посетила идея,
превратить шар земной в погост.

Они измы известны из школы,
но в основе обеих идей,
не любовь человека друг к другу,
а лишь ненависть, кличь, убей,
и сошлись две идеи, два Каина,
заключили временный пакт
и Европа от них содрогнулась,
это всем очевидный факт.

Не рассчитывали жида – масоны,
на такой крутой поворот,
поспешили выпустить джина,
стал страдать иудейский народ.

Там и там, лагеря и тюрьмы,
пытки казни, кровавый смрад,
а в столицах оба Каина,
принимают военный парад.

Но неймётся им, руки чешутся,
бойни хочется мировой,
чтоб осталась одна идея
и чтоб не было в мире другой.

Пробил час,  война неизбежна
приготовься к потерям страна,
ведь встают на твою защиту,
лучшие дочери и сыновья.

Льётся кровь на полях сражений,
бьётся насмерть Божий народ,
и уже ни каких нет сомнений,
будет наш, сорокпятый год.

По молитвам пречистой Девы
и великих святых  страны,
над Рейхстагом знамя Победы,
водрузили твои сыны.

Счастье, радость, кругом безмерны,
горьких слёз, не видно совсем,
даже дети сироты и вдовы,
не рыдали в тот радостный день.
   
Но та радость не долго длилась,
был по - прежнему монстр у руля,
в нём идея сильней укрепилась,
роль играть мирового вождя.

Он был нужен, лишь властолюбцам,
позабывшим и совесть и честь,
для которых мерилом стало,
вероломство коварство и лесть.

Но старел и дряхлел Вседержитель,
позабыв, что он червь земной,
что ни Бог он, а лишь обыватель,
да к тому – же с не доброй душой.

Исподволь он готовил замену,
но страшился её самою,
в окруженье он видел измену,
даже тень он боялся свою.

По ночам не давали покоя,
жертвы тысяч и тысяч людей,
осуждённых безвинно, и павших,
от его, его палачей.

Но для смерти не нужно пропуск,
у чекистов Лаврентия брать,
она входит бесшумно в покои
и без скрипа ложится в кровать.

Пробил час, остановлено сердце, 
ни борца,  а слуги сатаны,
странно очень,  но многим казалось,
что лишились вождя они.

А вожди – то стояли рядками,
пальцем ткни, не промажешь ни как,
там Хрущёв, Маленков, там Берия
и конечно Буденный лошак.

Не волнуйся народ совковый,
слёз не лей,  по нему не рыдай,
ведь узнаешь ты очень скоро,
был наш вождь, большой негодяй.

А пока, толпы, толпы у гроба,
давка, вопли и крики людей,
и казалось, что всё, у народа,
вот таких – то не будет вождей.

Гроб несут Каганович, Берия,
Ворошилов и Маленков,
а на пятки им наступает,
не известный, пока, Хрущёв.
и процессия эта мрачная,
направляется в мавзолей,
где покоится мумия Ленина,
символ их большевистских идей.

Кем – же был, наш Ильич незабвенный,
вы узнаете годы  спустя,
а пока, рядом с ним, положат,
новопреставленного вождя.

Но пройдёт очень мало времени,
и в одну из тёмных ночей,
те – же вынесут тело гения
и зароют в могилу скорей.

Вот такие дела творятся,
в государстве рабочих, крестьян,
от – того – то нас мир стал бояться,
доверять перестал он нам.

А потом начались процессы,
при закрытых плотно дверях
и конечно в отсутствие прессы,      
даже той,  что в партийных кругах.

Был объявлен шпионом Берия,
этот страж большевистских идей,
Каганович его подельником
и мучителем многих людей.

Ворошилов, Булганин, Буденный
и примкнувший Шипилов к ним,
отщепенцами стали у партии,
значит места, нет в партии им.

 Всё смешалось опять в этой своре,
кость ни как не поделят они,
где уж думать им о народе,
им – бы власть поскорей обрести.

Вдруг затихла возня, на трибуне,
появляется новый вождь,
в украинской косоворотке,
на кого – то уж больно похож.

Он за шиворот взял науку
и культуру зажал в кулак,
а вы думали, будет иначе,
он же бывший холуй и батрак.

Кукурузу он ввёл повсеместно,
позабыл,  что не в штатах живёт
и про случай в О О Н конечно,
ни когда не забудет народ.

Заплатили деньги не малые,
ни его штрафанули, страну,
и такое мы с ним претерпели,
всем известно, но ни ему
и опять съезд проходит закрыто,
объявили, что болен он,
подорвал мол, своё здоровье,
  при поездке в далёкий О О Н.

Случай этот,  прямо не вяжется,
с вечера, был  здоров,
а под утро представьте, окажется,
что не жив, наш генсек и не мёртв.
   
Замерла страна в ожиданье,
кто – же будет, следующий вождь,
и какие нам ждать испытанья,
и кому та достанется кость.

Помнят все, целовался с прежним,
больше всех Леонид Ильич,
значит, будет генсеком Брежнев,
так на кухне народ порешил.

Впрочем, наш народ не ошибся,
помнил он, завет Ильича,
мол, кухарки и коммунисты,
могут тоже, стоять у руля.

Новый вождь заварил нам кашу,
до сих пор всё хлебаем её,
ведь в Афгани погибли наши,    
ни за что, ни прочто.

Говорят, мол, за ту  же идею,
что в семнадцатом к нам вползла,
ведь на западе иудеи,
прикормили её не зря.

Мысль одна, развалить Россию,
уничтожить её народ,
а остатки, пускай в Сибири,
добывают им углерод.

 Умер Брежнев, отец застоя,
пятизвёздочный наш мудрец,
а потом началось такое,
все подумали,  нам конец.

Стал вождём, чекист Андропов,
этот старый и хитрый лис,
был – ли он иудеем, не ясно,
но уж точно, великий марксист.

Слава Богу, прожил он недолго,
а не – то, как и прежде встарь,
кто, там шагает правой,
к стенке его братцы ставь
и опять началась потасовка,
всё не могут ту кость поделить,
ну, кино вам скажу, ну массовка,
это как – же нам дальше жить.

Магазины пусты,  на прилавках,
не увидишь теперь еды,
лишь заказы на предприятиях,
да и то лишь в пределах Москвы
и народ призадумался крепко,
ведь подсунут опять старика,
чтобы завтра,  за счёт народа,
хоронить вождя у Кремля.

Замерла страна, народ в ожиданье,
мнётся, шепчется по углам,
а в Кремле всё идёт заседанье,
выбирают лидера нам.

Так и есть, не ошибся страдалец,
стал Подгорный править страной,
он ведь тот – же кремлёвский старец
да к тому – же, совсем больной.

Вождь недолго пробыл у власти,
месяца два, или три,
 как опять похоронные страсти,
начались у Советской страны.

На ТВ, в газетах, некролог,
о безвременной смерти вождя,
и о том, как он был нам дорог,
да, народ это помнил всегда.

Опустела казна, да к тому – же,
углероды упали в цене,
и Афган оказался не нужен,
мы погрязли, в этой войне.

Всё, надежд ни каких, только на Бога,
лишь на Бога, его, одного,
ведь такого страдальца народа,
видно не было у него.
А пока продолжает у власти,
находится марксистский вождь,
он пытается, он старается,
не отдать преславутую кость.

Но к нему уже подбирается,
тройка из ГКЧП,
и Лукьянов во всю старается,
дать ей знать, о себе стране.

Пробил час, вождь арестован,
также как и Хрущёв,
был в Саросе наш лидер низложен,
бывший Ген, президент, Горбачев.

Затрещал колосс совковый,
рушится, рушится на глазах,
видно всё- таки был на глиняных
и на хрупких стоял ногах.

Под обломками этой махины,
не увидишь, остался – ли кто,
но копошатся и выползают,
бывшие члены Полит – Бюро
и впервые за долгие годы,
облегчённо вздохнул народ,
ну, теперь заживём, слава Богу,
но не знал он, что его ждёт.

Развалился Союз на части,
рухнул Варшавский блок,
и как мутный поток, в ненастье,
наш народ за собой поволок.

Да, хуже нет, не видали такого,
видно, всё ещё  впереди,
даже в сердцах, подумывать стали,
может Сталина, где найти.

Но уж поздно, в каждом уделе,
появились свои царьки,
от свободы такой обалдели
и границы свои провели.