2. Разн стихотворения 13

EIFEL (*)

Горной реки монотонный шум,
пена в ее воде.
Господи, можно я попрошу
лишь один еще день.

Если долго смотреть с моста,
кружится голова.
Я не могу сосчитать до ста,
я потерял слова.

Время как нитка с веретена
сматывается в клубок.
Ночь в долине длинна, длинна,
сон в долине глубок.

Глубок, и дна его не достать,
не вытянуть из норы,
поскольку и солнце не в силах встать
из-за  той вон горы.

В сон зарыться, как в свежий снег
ангельской белизны,
чтобы, перевернувшись во сне,
выйти с той стороны:

в Айхеле, в крошечном городке,
где и когда не спишь,-
рука ли в реке иль река в руке -
вовсе не различишь.

В том, что касается городка,-
лучшего не сыскав,
его то выносит к мостУ река,
то прячет опять в рукав.

Здесь серый сланец блестит слюдой
и линии скал остры,
но также в заговоре с водой,
с водой, что бежит с горы.

Скрипят тяжелые жернова,
вся вечность - их оборот.
Вода бормочет свои слова,
таинственный приворот,

шаманит, плещет эф-ха-це-че,
эф-ха-це-че, ша-ща
под старой башней, на чьем плече -
плюшевый плащ плюща.

Здесь ласточек и голубей приют,
летучих мышей и сов,
здесь птицы тысячу лет поют
на тысячу голосов.

Встать на уступ, на крутой карниз,
выждать четверть часа -
и полететь, словно капля, вниз
с мельничного колеса...
            март 2008

........................
(*) Отроги Арденнских гор на западе Германии



"МНОГО МЕСЯЦЕВ..."

Много месяцев я не писал ни строчки.
Очевидно, я просто дошел до точки:
с пустотою внутри, с головною болью,
словно мозг из шерсти, и трачен молью.
Разве ночью, подобно летучей мыши,
мысль дурная вдруг выпорхнет из-под крыши,-
из-под крышки моей черепной, понятно,-
на подушке моей оставляя пятна
пота липкого, может быть слёз, их смеси,
чтобы тут же умчаться в иные веси,
в выси - будет точнее, вернее - в дали,
где ее, конечно, никак не ждали.

Проницая прокисший небесный творог
туч, собравшихся в круг для своих разборок,
не заботясь, придется некстати ль, кстати ль,
мысль прошепчет: откликнись, ау, 
                Создатель
вод и суши, небес, темноты и света -
для чего все это, зачем все это,
если то, что здесь происходит с нами,
навсегда закончится в черной яме,
и притом закончится очень скоро,
и притом для каждого без разбора.
 
Нам известно, что след оставляет семя,
но ведь всякий след затирает время,
ибо время есть просто синоним смерти
для всего: для нас, и небес, и тверди,
для души, и плоти, и даже слова.
Скажешь: как это пошло и как не ново,
скажешь: все эти бредни - банальный сор, мол...

Жил еврей, любитель заумных формул.
Впрочем, можно понять старину-Эйнштейна,
если выпить водки и вслед - портвейна
(хотя ясно, чем это потом чревато),
чтоб проникнуть в тайну эм-це-квадрата.

Выйдет: время есть то, что имеет массу.
Что впрямую относится к жилам, к мясу,
к сладким родинкам и волоскам на коже,
то есть к нам, и к нашим любимым тоже.

Вот что вертится в черепе острой, злою,
канифолью взвизгивающей юлою;
вот до коей до самой последней точки
я дошел в конце этой самой строчки.

Я ответа не жду. А понятье "вера"
чуждо мне.
         Там над нами - лишь атмосфера,
вероятно - пустая.
                     Но если в ложе
все же кто-нибудь есть?
                   А иначе кто же
нам радирует сверху глухою ночью,
прибегая к звездному многоточью?..
                 2008


ВОРОНА
        "Вот ворона на крыше покатой..."
         Ал. Блок, 1912 г

Небо снова с весной засинело.

Отряхнулась ворона несмело,
поскакала зеленою травкой.

Вот желтеют под старою лавкой
прошлогодние мокрые стружки.
Это все у вороны игрушки.
И уж так-то ворона довольна,
что весна, и дышать ей привольно!..

Карр да карр... 
       скачет вбок глупым скоком,
вниз на землю глядит она боком,
вот взлетела на ветку повыше
и оттуда спорхнула на крышу.

Невдомек ошалелой вороне,
что за нею следит посторонний,
что внимательным следует глазом
сумасбродствам ее и проказам,
на минуту застыв у окошка
и завидуя птице немножко,-
за стеклом не видать человека...

Ей отпущено жизни три века,
полетает еще, поиграет!

Жаль, она никогда не узнает,
как же ей повезло ненароком,
что она переведалась с Блоком.
                             2008

ХРОНОС

Пожар, авария, нож в подворотне, рак - 
все это послано кем-то по наши души.
Нам за собою нельзя удержать никак
однажды занятой микрочастицы суши.
Стирает хронос, у коего мы в гостях,
все наши пятнышки спермы, чернил и туши.
Страшней всех звуков простое "тих-так, тих-так",
которое слышишь, и насмерть зажмурив уши.



ИЗ НИКОЛАЯ ЗАБОЛОЦКОГО

  Я люблю творчество Н.Заболоцкого, и вот кажется мне
  (или только так кажется?),- что  два чудных стихотворения –

  перекликаются между собою, имеют неясную, но ощутимую связь,
  выраженную в образе как бы  одушевленного подземного озера.
  Мне захотелось как-то материализовать эту связь, и я дописал пять
  соединительных строф, которые  выделяю звездочками и отступом 
  от оригинального авторского текста.
                2008

" На сверкающем глиссере белом
Мы заехали в каменный грот,
И скала опрокинутым телом
Заслонила от нас небосвод.

Здесь, в подземном мерцающем зале,
Над лагуной прозрачной воды,
Мы и сами прозрачными стали,
Как фигурки из тонкой слюды.

И в большой кристаллической чаше,
С удивлением глядя на нас,
Отраженья неясные наши
Засияли мильонами глаз.

Словно вырвавшись вдруг из пучины,
Стаи девушек с рыбьим хвостом
И подобные крабам мужчины
Оцепили наш глиссер кругом.

Под великой одеждою моря,
Подражая движеньям людей,
Целый мир ликованья и горя
Жил диковенной жизнью своей."

**        Но нечаянно к ребрам скалистым
**        На мгновенье я поднял лицо
**        И увидел, как телом ветвистым
**        Припадало к воде деревцо.

**        Верно, семя, причудой природной
**        В щель гранитную занесено,
**        Прорастало, из почвы бесплодной
**        Терпеливо тянулось оно.

**        И бессильно упавшею кистью
**        Словно перебирая лады,
**        Вырезные багровые листья
**        Трепетали у кромки воды.

**        Но водитель нажал на педали,
**        За корму побежала волна.
**        Мы таинственный грот покидали
**        С ощущеньем не яви, но сна.

**        Воздымалась, хребты напрягая,
**        Крымских гор голубая гряда.
**        Почему-то о нас, дорогая,
**        Я невольно подумал тогда:

" В этом мире, где наша особа
Выполняет неясную роль,
Мы с тобою состаримся оба,
Как состарился в сказке король.

Но когда серебристые пряди
Над твоим засверкают виском,
Разорву пополам я тетради
И с последним расстанусь стихом.

Пусть душа, словно озеро, плещет
У порога подземных ворот,
И багровые листья трепещут,
Не касаясь поверхности вод."



T-REX

Горячий молодой палеонтолог,
снискать желая нобелевский лавр,
нашел коленной чашечки осколок
и разъяснил, кем был тираннозавр.

Мол, он был страшен только по обличью,
а в самом деле - так себе зверек.
Питался больше падалью, не дичью,
поскольку, мол, охотиться не мог.

Он был тяжел, как сто слонов; но слабым.
И пред врагом испытывая страх,
он прятался, дрожа, за баобабом,
отсиживался где-нибудь в хвощах.

Он жил не одиночкою, а стадом,
привык тиранизировать своих.
Вот чем он отличался - это смрадом:
он так вонял - хоть выноси святых.

Вокруг навоза громоздились кучи -
ведь по размеру был он великан,
хотя по существу ничуть не круче,
чем наш козел, наш боров, наш баран.

Ленив в любви, не бегал за молодкой
и (звался хоть Tyrannosaurus Rex)-
имел всего раз в год - и то короткий -
минутный,- а не поминутный секс.

Что вымер он - тут дело не в болиде,
как до сих пор считал ученый свет:
он вечным сном уснул, на яйцах сидя,
тому назад сто миллионов лет.

            *

Нет, парень, брось, избавь от этих басен.
Тебе предмет еще не по плечу.
T-REX - он был опасен и ужасен,
и я таким считать его хочу.

Тут, видишь ли, дружок, какая штука:
великое - лишь червь унизить рад.
Способна только "желтая" наука
признать, что наш T-REX - дегенерат.

Давай, копай, оно не так уж плохо,
для истины усилий не жалей,
но только помни: каждая эпоха
не может не иметь царя зверей.
                2008


ПАДУЧАЯ ЗВЕЗДА
 
Среди звезд, среди их сиятельств
мне желаннее всех одна
та, что силою обстоятельств
с небосвода упасть должна.
Вот о серого неба серу
чиркнул спичкой суровый Бог,
и сквозь влажную атмосферу
бледный затрепетал сполох,               
вспыхнул белый бесшумный магний,    
заискрил на лету, погас,                       
и залило кипящей магмой                        
синь слезою омытых глаз.                       
Оскудевшее мирозданье
вся дрожа, бороздит Земля,
не успев загадать желанье,
чтоб начать нашу жизнь с нуля.
                 2008



ЭНГЕЛЬБЕРТ ХАМПЕРДИНК

Танцы под Новый год.
           Новенькая пластинка
вертится под иглою.
           Тесная полутьма
сладостным, бархатистым
           голосом Хампердинка
нас, пятнадцатилетних
           сводит,   сводя с ума.


Качка, как на воде.
           Лайнер ошибся портом,
и о причал гавайский
           трется скрипучий борт.
Пол в физкультурном зале,
           пахнущем нашим потом,
выкрашенный мастикой,
           только вчера натерт.


Звездочки конфетти,
           ленточки серпантина,
вспугнутые ресницы,
           вспыхнувшие зрачки,
лапы еловых веток
           в облаке терпентина,
сладкого лимонада
           острые пузырьки.


Под потолком кружАщего -
           в крошке зеркальной - шара
зайчики световые,
           бликов калейдоскоп.
Шумная толкотня,
           нечем дышать от жара,
дрожь, лихорадка пульса,
           адреналин, озноб.


А за окном снежок
           с привкусом мандарина,
с запахом крепких яблок
           и молодой хвои.
Все они, как магнит,
           Ольга, Эсфирь, Марина,
близкие и чужие,
           общие и твои.


Музыка, ворожи!
           Робким полуобъятьем
пары на пять минут
           вдруг соединены.
Пальцы сквозь крепдешин
           жгут под шуршащим платьем
пуговки и бретельки
           со стороны спины.


Тает в твоей руке
           чьей-то ладони льдинка
и замирает сердце
           так, как еще не знал.
    ........................

И - полвека спустя:
           голосом Хампердинка
давится и хрипит
           черный винил. –     
                         Финал.
              2008


ОКТЯБРЬ

Всё в огне. Но не крикнут "Горим!",
хотя скоро сгорит без остатка
эта осень, нероновый Рим
в золотую эпоху упадка.

Лес шумит, как языческий пир
в пестроте одеяний и масок,
наполняя дряхлеющий мир
вольным буйством сияющих красок.

Речка, вспенясь, бубнит под мостом.
Старый каменный мост круглогубый
весь завален кленовым листом
и похож на селедку под шубой.

Что ни день - из огня в полымя -
мы с тобой не заметим, что эта
осень нас, и тебя и меня,
потихоньку сживает со света,

что октябрь отцветает, что он
льет по нам крокодиловы слезы
под зловещие крики ворон
на ветвях обнаженной березы.

Что ж, ведь жизнь и твоя и моя -
не мелодия, даже не нота,
но лишь то, чем планета Земля
платит общий налог с оборота.

И она не оставит улик,
ни следа,- как дыханье на стали,
и продлится не дольше, чем миг
в затянувшемся сальто-мортале.
                 2008



ОКТЯБРЬ

Пролетело горячее лето,
отзвенело, умерило пыл.
Но сегодня мне радостно: это
мой любимый октябрь наступил.

Начинай же, расшвыривай горстью
все богатства свои по пути,
и в конце мою душу, как гостью
хоть на несколько дней приюти.

Приюти среди рощиц знакомых,
в чаще в той, где хранишь ты казну.
Я в твоих светозарных хоромах
буду сутки бродить, не засну.

Буду петь и шататься как пьяный,
словно снова я юн и везуч.
Всюду алый, лимонный, багряный,
охра, сьенна, кармин и сургуч.

Я готов оставаться до смерти
в белоствольном твоем терему,
где веселые ведьмы и черти
заварили теперь кутерьму.

Весь твой лес - драгоценный подарок,
и кленовый трепещущий лист,
словно пламя летучее, ярок,
прямо с ветки срывается в твист.

Льется листьев пылающих ливень,
воздыхают лесные меха.
Под ногою червонцев и гривен
вороха, вороха, вороха.

Это теплое ясное солнце,
этот чистый сверкающий луч!
Он певуч, словно скрипка Бергонци,
как медовая нитка тягуч.

Удалое, шальное веселье,
день и ночь напролет, день и ночь!
Но потом наступает похмелье,
и тогда уж ничем не помочь.

И тогда, забывая проститься,
незаметно уходит октябрь,
и закатное солнце сочится
кровью  из-под заржавленных жабр.

И уже бесполезна бравада,
и под пепельным сводом небес
стынут кроны поникшего сада
и как в воду опущенный лес.

Бесконечное листьев круженье
слышишь даже и ночью, во мгле,
и все больше растет притяженье
зренья к небу и тела к земле.
                     2008


ИЗ КЛАССИКИ

          "Они любили друг друга..."
           М.Лермонтов, из Гейне

Они так любили друг друга... 
               почти до потери речи.
Но из гордости оба
               держали себя в руках
и в этом не признавались.
              А если случались встречи -
то болтали об общих знакомых,
              о всяческих пустяках.

Они шли своими путями,
          и лишь снились друг другу оба.
Жизнь влюбленных  вовсе не походила
                          на бланманже.
А когда на могилы их
             намело два больших сугроба,
было поздно о чем-либо плакать
                         и сожалеть уже.
                      2008
 

МАРБУРГ, 2008

Версия 1

Кто тАм? Наверно, почтальон!
    Звонок - картечью.
И он как есть без панталон -
    с крыльца навстречу.

Прислали б на год хоть пятьсот,
    ну ладно, двести.
Он с громким треском тут же рвет
    конверт на месте.

Всё завитушки, кренделя...
    Они б и рады,
да нет, вишь, денег ни рубля...
    Ах, суки, гады!

Он вытер задницу письмом
    в отхожей будке.
Остался талер серебром,
    тут не до шутки.

Казенный кошт куды хорош,
    нет слов! А ну-ка,
сюда бы питерских вельмож,-
    была б наука! 

Не то в неметчине житье,
    не всем по нраву.
Тут на российское жулье
    нашли б управу.

Здесь хлеба можно взять в кредит,
    но уж в субботу
изволь - хозяин проследит! -
    платить по счету.

Бумагу, перья покупать,
    портки, сорочки.
За угол надо бы отдать
    хозяйской дочке.

Он квартирует у вдовы,
    а дочь-то  -  пышка!
Тут вся латынь из головы,
    пропал парнишка!

Ведь Лизхен давеча...
                  ну как
    не быть счастливым?
Пойти, что ль, вечером в кабак,
    налиться пивом?

Он хоть и голоден, как волк
    (два дни не жрамши!),-
а любит здешний тон и толк,
    батисты, замши,

напевы, легкие на слух,
    простые нравы,
капусты кислой  острый дух
    и вкус приправы,

коротких трубок крепкий дым
    и шнапс пшеничный...
Эх, хорошо быть молодым,
    да нет - отлично!..



Версия 2

Кто там?... верно, почтальон.
И с крыльца навстречу
он как был без панталон
полетел картечью!

Сколько шлют? Рублев пятьсот?
Ну, пускай хоть двести...
В нетерпеньи  с треском рвет
он конверт на месте.

Ах, куратор, ах свинья,
придушил бы гада!
Денег, нет, вишь, ни копья,
подождать бы надо.

Ах ты сука, старый гном
с плутовскою рожей!
Вытер задницу письмом
в будке он отхожей.             

На такой казенный грош
посадить бы этих               
чванных питерских вельмож -
да и в том нагреть их!

Им в неметчине житье
было б не нраву:
на российское ворьё
тут нашли б управу!

Ладно, хлеб дают в кредит,
но уж во субботу
надо (лавочник сердит)
уплатить по счету;

да чернил, да перьев взять,
да хозяйской дочке
за постой пора отдать,
зачинить сорочки.

Он снимает у вдовы,
ну а дочь-то  - пышка!
Вся латынь из головы,
пропадай, парнишка!

Гретхен давеча... ну как
тут не быть счастливым?
Завалиться, что ль, в кабак,
нахлестаться пивом?
 
Хлопец голоден как волк,
уж два дни не жрамши!
Любит он немецкий толк,
их шелка да замши,

песни, легкие на слух,
ум, в сужденьях здравый,
их сосиски, пряный дух,
остротУ приправы,

толстых трубок едкий дым,
крепкой шнапс пшеничный.
Хорошо быть молодым,
хорошо, отлично!            



Версия 3.

Кто тАм? Почтальон?
И с маху навстречу
он бЕз панталон
пустился картечью!

Сколь шлют-то? Пятьсот?
Ну, пусть хоть бы двести...
Отчаянно рвет
пакет он на месте.

Куратор - свинья,
урыть его, гада!
Вишь нет ни копья,
мол, ждать еще надо.

Ты, питерский гном,
поганая рожа!
Зад вытер письмом
он в будке отхожей.

На этакой грош
поставить бы этих
столичных вельмож -
да в том и нагреть их!

Тут было б житье
им вряд ли по нраву:
на наше ворье
тут сыщут управу!

Хлеб брал он в кредит,
но надо б в субботу
(уж пекарь сердит)
сквитаться по счету;

бумаги бы взять,
да славной хозяйке
за угол отдать,
за кофий и яйки.

Хозяйка сама
как сдобная пышка!
В нее без ума,
влюбился мальчишка.

А ночью... ну как
не быть тут счастливу?
Пойти, что ль, в кабак,
налопаться пиву?

Средь немцев он свой,
свой в доску, хоть тресни!
Он хлопец живой,
он знает их песни.

Учиться он рьян,
сметлив разуменьем,
не лезет в карман
за словом и мненьем.

Всяк рад выпить с ним
настойки горчичной.
Эх, быть молодым –
да как же ж отлично !



ПОД НОВЫЙ (2009) ГОД

Год окончен.
             Итак, налегке
мы с тобою со скоростью пули
еще раз на одном челноке
наше Солнце-звезду обогнули.
ЧтО есть плюс.
            Но иной пассажир,
озираясь вокруг, замечает
к своему удивленью, как мир
понемногу - но явно - дичает.
И порою настолько претит
дух его беспощадно-брутальный,
что, похоже, и Землю мутит
от мороки ее орбитальной.
Вот бы жизнь отложить на потом...
Но увы - не в моей это воле,
и довольно ли радости в том,
что покамест и мы еще "в доле"?..