3. Разн стихотворения 13

АКВАРИУМ

Три рыбки в аквАриумЕ  елозят хвостами,
а что у них там на уме -  не знают и сами.
Похоже, на лицах у них   подобье улыбок,
но грустно глядеть на троих   неоновых рыбок.
У пляжей тропических стран,   под синью небесной
шумит их родной океан,   а в клетке им тесно.
С полметра всего глубина,   туда и обратно.
Вообще же, вода холодна,   пресна неприятно.
Не больше ведра на троих   (отсюда и свары).
Одно утешенье у них:   хозяин их старый.
Он держит их возле окна,   души в них не чает.
он дал всем троим имена,   он их различает.
Всегда у них свежий мотыль   и вкусные крошки,
хоть сам он чудила, бобыль   и пьяница трошки.
Он любит на них поворчать,   меняя им воду.
Чего он не может им дать -   так это свободу.
Он носит худое пальто,   сидит на картошке.
Но что-то сегодня не то,   заминка в кормежке.
Уж полночь; везде в темноте   храпят по кроватям.
У рыбок бурчит в животе -   так хочется жрать им.
Буквально подводит живот,   совсем исхудали.
Но старый хозин нейдет;   дождутся едва ли
(хоть ждут от зари до зари)   знакомого шага,
пуская в воде пузыри   как мелкое саго.
Не знают зверушки о том,   что в комнате ванной
хозяин с разбитым виском   лежит бездыханный.
Должно быть, скользнула нога   по мокрому полу,
свалился старик - и ага:   привет комсомолу!
Не скоро нашли его труп.   Смердящая масса.
С полУразложИвшихся губ   сползала гримаса.
А рыбки в аквариуме -   водица им пухом -
лежали ни бе и ни ме,   короче, вверх брюхом.
Потеря, брат, не велика.   Подохли,- так что же?
Конечно, мне жаль старика,   и рыб его тоже.
И сам я такой же старик,   и много не стою.
Помру,- так других, как привык   не обеспокою.
Но дабы мне не повторить   подобных ошибок,-
не стану себе заводить   неоновых рыбок.
                              2009

ИСКУССТВО ГАСТРОНОМИИ
 
Гастроном незабвенных времен.  В стране,
занимающей двадцать процентов суши.
Продавец в грязном фартуке.  На стене
непременная схема коровьей туши.

(В старину говорили "разбор вола";
вол и впрямь на прилавке лежал, засранец,
а тому, что застали мы,- вуаля,-
мог бы рАдоватьсЯ лишь вегЕтариАнец).

Дай Бог памяти, возрасту вопреки!
Там вы видели красного цвета части
тела  бедной скотины;  сиречь - куски,
что берет покупатель, желая ясти.

Если мысленно кучкою их собрать
вокруг среднего с контуром ЭсЭсЭра,
то и выйдет целая, так сказать,
"Панговяда" нового Вегенера.

Помню, вырезка (также звалась - "филей"
и была обозначена первым сортом).
Но кому-то, может, кострец милей,
или, скажем, огузок, иль прочий мортум,-

голова, допустим, хвосты, рубцы,
сердце, почки, печенка, копыта, уши
и тому подобные образцы,
составлявшие в целом понятье "туши".

А еще - лопатка; грудинка тож;
а потом завиток, подбедерок, шея,
и бочок (бочок ни на что не гож),
да голяшка... впрочем, забыл уже я

остальной живописный советский сюр
на плакате с названьем "разделка мяса",
столь похожем по виду на лом фигур
Сальватора Дали или П.Пикассо.

              *

Я, конечно, искусств не большой знаток,
но каков мыслитель!  Ведь сидя дома,
я кубизма тайный открыл исток
на стене советского гастронома!
                         2009


ВОЖДЬ

Он, родившись, пищал, словно птенчик в дупле...
Как подрос - объедался вареньем,
мух проворно ловил на оконном стекле
      и давил с наслажденьем.

Мать вела их приличный, порядочный дом
с соблюденьем неписаных правил,
но мальчонка и ей подчинялся с трудом,
      а отца - в грош не ставил.

Ох, злопамятен парень, заносчив, упрям!
Чуть чего не по нем - бил посуду,
и дерзил гимназическим учителям,
      и был первым повсюду.

Он учился отлично; в суждениях смел,
своенравен, запальчив, неистов.
Оттого-то он лучших друзей заимел
      среди юных марксистов.

Не на шутку увлекшись запретным кружком,
он отдался естественной тяге -
и в короткое время уж слыл вожаком
      всей братвы, всей ватаги.

Он подмял под себя их и властвовал всласть,
и его верховенству и воле,
признавая за ним притязанье на власть
      подчинилось подполье.

Жизнь - борьба, а не блюдо с прокисшей кутьей,
не болото, заросшее тиной!
Вот герои его: Демулен со статьей,
      Робеспьер с гильотиной.

Он стоял за рабочее дело; притом -
против оппортунистской заразы;
был особенно крут, коль страдал животом
      или пучили газы.

Но жандармские - тоже себе на уме.
Его брали, как важную птицу.
Только он, недовольный парашей в тюрьме,
      смог утечь за границу.

Впрочем, в Берне уже через пару недель
все обрыдло... эх, чешутся руки!
На партийные деньги ходил он в бордель
      пять раз в месяц от скуки.

А потом (то-то радость!) рыгнула война,
мир вернувшая к средневековью,
брат на брата, как звери, пошли племена,
      землю залили кровью.

Предвкушеньем резни, точно страстью, влеком,
он сварганил фальшивую ксиву
и примчался в товарном вагоне тайком
      в Петроград, на поживу.

Солдатня, распоясавшаяся вконец,
разметелила винные склады,
из орудий "Авроры" на Зимний дворец
      полетели снаряды.

Он, полжизни сидевший в подполье, на дне,
стал душой и зачинщиком бунта.
Сутки...  двое...  и вот уж у власти в стране
      вождь и вся его хунта.

Комиссары легко овладели толпой,
красноречьем погромным блистая,
и возглавили шабаш  кровавой, тупой,
      обезумевшей стаи.

Он бандитам дал волю пытать и казнить,
взял Россию не миром - но мором,
и виновных и правых сумел задавить
      беспощадным террором.

Демагог, инквизитор, трибун площадей,
кем, как в корчах давилась эпоха,-
он во имя идей ненавидел людей
      до последнего бздёха.
                    2009



СУХОЙ ОСТАТОК (ЭЛЕГИЯ)
 
Промчались годы. Мне седьмой десяток.
На дно души осела жизни взвесь.
И что я есмь? Я есмь  с у х о й  о с т а т о к.
Как говорится - был, да вышел весь.

Обрывки памяти... куда я с ними?
Да и зачем? - Нас прежних больше нет.
Итак, она звалась...  Опустим имя.
Тогда нам было по пятнадцать лет.

Красавицей ее не счел никто бы;
фигура - да, фигура хороша:
везде, где надо, много свежей сдобы.
Но у нее к тому ж была душа.

Моя NN в меня влюбилась пылко.
Ответь я ей - пошла бы до конца.
... Еще пятно на коже. От затылка
по шее вниз - затронув часть лица,

а может быть и грудь... (чего не видел -
того не видел... экий был дурак!)
Зачем же я тогда ее обидел?
И не со зла, ей-Богу,- просто так.

Простила ли она?  Надеюсь все же.
Забыла ли?  Почти уверен - да,-
та, первая из тех, кто после тоже
страдал по милости моей.  Тогда

я был особенно (признаться надо)
невыносим; ну впрямь - изюму фунт:
упрямство, гонор, блажь, сумбур, бравада...
Должно быть - просто гормональный бунт.

Так или этак, был я не подарок.
И вот - стыжусь за прежние грехи.
Мне их не искупить. Но без помарок
жизнь не прожить, не написать стихи.

Жизнь прожита. Довольно бестолково.
Стихи бездарны; в этих самых вот
мне глаз дерет как пыль сухое слово,
а вслух прочесть их - так и рот дерет.

Признаться ли? Стихи буквально гадки,
и если чем полны - то пустотой.
Так что ж имеем мы в сухом остатке? -
Нули: и до, и после запятой.

Жизнь затянулась. Тиною. Короче,-
я больше не желаю перемен,
и если жду чего,- то этой ночи:
вдруг мне приснится юная NN ?
                   2009


ЧЕРНЫЙ КВАДРАТ

Прочь палитру. Не краской - дымящимся варом
   Казимир зачернил полотно,
и внезапно подумал, что, верно, недаром
   "мир" и "свет" означают одно.

Мир по сути такой же, подумал он, бренный,
   как цветок у дороги, как ты.
Это было концом и началом Вселенной -
   этот черный провал пустоты.

В нем слились и смешались атОмные ядра,
   всё исчезло: материя, дух...
Мир, подобьем на пленке отснятого кадра,
   на мгновенье сверкнул - и потух.

Мир и свет?..  Только черный провал безупречен!
   Знает Бог, пребывающий в нем:
если мир, словно кадр, безнадежно засвечен -
   он становится черным пятном.

Время кончилось или же попросту стало,
   и умолк его глупый тик-так.
Коль чему-то дано повториться с начала,-
   то лишь так... только так, только так.
                         2009


ГОРЕЦ

Они страны не чуяли, не чуяли земли,
  ступали как по топкому болоту,
но так ли, этак - Иначе, наверно, не могли -
  и каждый день пускались на охоту.

Как гончие, безУмея от близости волкА,
  какая брань на вороту ни висла,-
слова срывались с привязи родного языка
  и убегали за границу смысла.

А бегство за границу - преступление, позор,
  и не случайно в гневе был неистов
кремлевский горец, грозный царь НавУходоносОр,
  пахан простых советских коммунистов.

Ну что ж, у горца есть  застенки, тюрьмы, лагеря.
  Он дал приказ одним движеньем брови.
Опричники шутя свернули шейку снегиря,
  при этом не пролив ни капли крови.

Дрозды, синицы, пеночки - все замолчали вмиг,
  забились кто куда, а в результате
все тихо, как в гробу, и как сказал один шутник -
  темней, чем у Малевича в квадрате.

Лишь утки злые крякали, и те из-под полы,
  да петухи порой бранились с ними,
да в поисках вредителей древесные стволы
  долбили дятлы клювами кривыми.

(ГОРЕЦ):
         Есть всякие пернатые: дрозды, грачи, скворцы,
           картавые еврейские вороны.
         Витают, размножаются да гадят, подлецы,
           вредя делам труда и обороны.

         Неправильную птицу, брат, не слушай, не жалей,
           но истребляй, куда б ни залетела.
         Зато, допустим, курица, кукушка, воробей
           да дятел - те совсем другое дело.

         А гусь... его, конечно, прегрешение старо,
           но все же обвинение не снято:
         ведь он давал не только пух,- но писчее перо;
           вы помните об этом, гусенята!

         А вот пустить бы лебедя в кремлевский, что ли, пруд?
           (Он согласился б на два, даже на три).
         Скользят себе, красивые,- и вовсе не поют:
           он видел их не раз в Большом театре.
                2009


ТОЛСТОВСКИЙ КОМАРИК

В последних числах апреля, когда запахло весной
проснулся тощий комарик, и ну жужжать надо мной.
Всю зиму не пил, не ел он, он голоден, точно волк.
В ушах моих раздается клыков его жадный щелк.
Он жаждет плоти и крови, как алчущий пищи лев,
уже не пищит - ревет он, решительно озверев.
Он над головой кружится, свистит, издает гудки,
и нА щеку мне садится,- откушать моей щеки.
При этом у комаришки во-всю в животе бурчит,
и Х (это значит, хобот) меж ног далеко торчит.
Мне жалко его, беднягу, он тоже ж ведь божья тварь,
но черт меня искушает: не медли, не жди - ударь:
ведь он - лазутчик, разведчик; вернется к своим,- поди,
тут будет целая стая, сожрут, того и гляди!
Я поднял мою десницу, себя по ланите хлоп!..
Где стол был яств бедолаге, там стал ему темный гроб.

Эх ты, любитель природы, сопливый натуралист.
Неужто тебе не стыдно? Сколь совестью ты не чист!
Садист, погубивший сотни клопов, муравьев, червей
и прочих малых созданий... оправдываться не смей!
Не смей смеяться, бесстыдник, убийца безгрешных душ!
За этих невинных крошек, за всю эту,- скажешь, чушь?-
за мнимую эту мелочь, за якобы ерунду
придется тебе ответить, придется гореть в аду!

Комарик ты мой, комарик,  кошмарик ты мой ночной.
Лишь только глаза закрою - он кружится надо мной,
он мне не дает покою всю ночь до белого дня,
и думаю я с тоскою: уж лучше б он съел меня!
                                2009



ТРОИЦА

Я вспоминаю, как во время оно
в полночный час вертели блюдце мы
и вызывали дух Наполеона
из непроглядной замогильной тьмы.

Преображая наши лица - в лики,
качая тени по углам стола,
свеча чадила и бросала блики,
таинственно мерцали зеркала.

Мы спрашивали глупости у духа,
его не отпускали до утра.
Он отвечал нетерпеливо, сухо:
ему приелась скучная игра.

Но блюдце, заводясь с полоборота,
смущало наши юные умы:
нам было жутко, словно бы чего-то
запретного тогда коснулись мы.

На ободке дрожали наши пальцы,
под пальцами, дрожа, скользил фаянс,
слюна во рту горчила, будто кальций,
когда с рассветом кончился сеанс.

  .............................

И жизнь прошла. Вотще.
                      Напрасен ропот:
мы сами столько наломали дров.
Но мне пришел на память старый опыт
перед иконой "Троица" (Рублев).

Как бы посредством камеры-обскуры
вся сцена запечатлена была:
три существа, печальных три фигуры,
три ангела сидят вокруг стола.

Нельзя вообразить картины краше,
чем этот светлый, тихий этот вид.
Они сидят, и тянут руки к чаше,
что между них на скатерти стоит.

Что в этой чаше? Думается,- жребий.
И, размышляя о добре и зле,
они сейчас определяют в небе,
все, что свершится после на земле.

Но может быть, иное здесь сокрыто?
(От святотатства, Отче, сохрани!).
Вдруг эти трое - в вышних три спирита?
Но если так - кого зовут они?

У них в деснице серный огнь и миро,
они владеют миртом и мечом.
Какого духа, из какого мира
хотят спросить они? Спросить о чем?

И что за имя носит он? И где он?
Среди каких он сфер? С которых пор?
Какой природы темный этот демон,
каких мистерий тайный режиссер,-

кого они зовут сейчас из бездны
для совершенья правого суда
и перед кем все пени бесполезны?
Не может быть...  но если...  - что тогда?
                2009


БОРИСУ К., К ЮБИЛЕЮ 
 
Привет, Борис.  У нас довольно жарко.
А жизнь?.. ЧтО жизнь?  Когда вам за полста,
она, скорей, небрежная ремарка,
иль, может быть, случайная помарка,
пока еще не стертая с листа.
Она течет себе - и слава Богу,
поскольку истекая,- все ж течет
(а то, что иссякает понемногу,-
того мы ей не будем ставить в счет).

Дней пять тому: я отдыхаю дома,
как вдруг влетает муха мне в окно.
Гляжу - она мне что-то незнакома
(я с местными "на ты" уже давно:
для каждой у меня своя кликуха, 
ведь мы друзья, я им приятель всем,
да и меня любая знает муха.
Ах, сплетницы! Жужжат мне прямо в ухо
про то, где, мол,  когда, и кто, и с кем.
Я их кормлю кусочками котлеты,
водою минеральною пою,
я посвящен в их детские секреты,
но тайны никому не выдаю.
Я различаю тут же, без вопроса,
их по лицу, я знаю их полет.
Вот, скажем, та - блондинка, та курноса,
у той крыло растет немного косо,
у этой вот ноги недостает:
совсем недавно я ее, кокетку,
едва сумел спасти от паука,
к которому она попала в сетку,
раскинутую возле потолка;
при этом я помял ее слегка;
ну и т.д.). 
            Но эта незнакомка,
в окно мне залетевшая сейчас,
кружит, жужжит довольно-таки громко,
фасетчатых с меня не сводит глаз
и говорит мне: 
               "Sorry, извините,
я пролетала тут невдалеке
и услыхала вдруг, как Вы бубните,
причем на чистом русском языке.
Вы, стало быть, земляк мой! Как приятно!
А я с курорта: в отпуске была,-
на Мальте... вот, спешу в Москву обратно,
там у меня семья и все дела.
Ах, Мальта! Ах, какие там помойки!
Ах, море, солнце, горы!... Ла-ла-ла!
Я там нашла подружек; ох и бойки!
Я с ними там весь месяц прожила.
Не где-нибудь в трущобах,- нет, на вилле,
в роскошных комнатах, в бельэтаже.
Мы там весь день летали неглиже.
Меня почти уже уговорили
остаться насовсем, на ПМЖ.
Но я, как всем известно, патриотка,
в Москве гнездится вся моя родня
от бабушки до брата-одногодка;
ну как там обойдутся без меня?
Мой старый мух - мой муж - большой чиновник,
он состоит при городском Главе,
у нас детишек сотня... или две? -
совсем забыла; да, еще любовник...
простите, все смешалось в голове.
А поглядите, как я похудела:
на пару граммов, нет, на все на три!
А к Вам в окошко просто залетела
на огонек - по-дружески, без дела,
услышав, как бубните Вы внутри,-
я сразу различила, что по-русски..."

Что за болтушка, право... шу-шу-шу!

"Сударыня, отведайте закуски,-
вот сыр, печенье - милости прошу.
Хотите пива? Может, дать водицы?
Вот, кстати, сахар... я не ждал гостей,
но чем богат, тем рад, как говорится.
Располагайтесь просто, без затей.
Да, я бубнил, душа моя, Вы правы,
искал - не смейтесь!- рифмы для стишка.
Я сочинял его не для забавы,
не честолюбья ради или славы,-
а так,- хотел порадовать дружка,
хотел его поздравить с днем рожденья;
Вам, между прочим, Боря не знаком?
Вот тут приправы: специи, коренья...
Отведайте ж вишневого варенья!
Вот баночка - лизните язычком.

Послушайте, коль Вы в Москву летите,
то, может быть, листок возьмете Вы
и юбиляру стих передадите
и пожеланья лучшие?
                        Увы,
теперь друг другу люди на компьютер
все чаще лишь сухие мэйлы шлют
(чтО вряд ли бы одобрил строгий Лютер!).
Так будьте Вы мой славный дистрибьютор
и не сочтите просьбицу за труд."

Моя Жужу капризничать не стала
и чокнулась со мной на брудершафт.
Ее прабабку, как она сказала,
брал в космос знаменитый астронавт.
"Она тогда была совсем девчонка,
еще соображала не вполне,
и, в шутку залетев в скафандр Армстронга,
с ним вместе побывала на Луне!"

- Какую чушь несет она, ей-богу,
подумал я,- но как занятно, блин!
Сколь оживил визит мою берлогу!
Сегодня я хотя бы не один.

Был разговор меж нами не короткий,
и я в конце сидел совсем косой,
поскольку выпил до поллитра водки,
закусывая хлебцем с колбасой.

Мы с ней сошлись в процессе разговора
при свете дня, а после при свече,
в один момент у нас дошло до спора,
потом мы помирились...  и не скоро
она заснула на моем плече.

Когда мы встали - солшнышко блестело.
Полдня ушло у ней на макияж
(все зеркало она мне обсидела!),
а я слонялся, не имея дела.
- Так как же стих? - спросил я. - Передашь?

Моя Жужу охотно согласилась,
и, наизусть стишок мой прожужжав,
со мной расцеловалась, распростилась,
- Не забывай! - сказала, и пустилась 
в мое окно раскрытое стремглав,
и растворилась в небе каплей ртутной...

Храни ее и в небе, и опричь,
храни ее, Господь!
                 Ты, ветр попутный,
ей помоги златой Москвы достичь!
Пусть доберется мушка невредимо
до родины своей, святой Руси,
а воробьев, стрижей и галок - мимо,
прошу тебя, о ветер, пронеси.

Препятствий на пути у ней немало,
но я надеюсь, мухе пофартит.
Она к тебе еще не залетала?
Я думаю, сегодня залетит.
Я дал ей адрес, Боря, где живешь ты,
она твой дом средь городских громад
найдет не хуже электронной "пошты"
(иль так в Москве теперь не говорят?).

Поставь на стол ей в блюдечке варенье,
да размочи в воде крупу и рис.
Она прочтет тебе стихотворенье:
так ты мое получишь поздравленье.

Раскрой окно - и жди ее, Борис.