Да что ты молчишь, не рассказываешь ни о чем?

Да что ты молчишь, не рассказываешь ни о чем?
Не спрашиваешь ни о чем, исподтишка не выпытываешь.
Нет чтоб меня донельзя выкрутить, как разводным ключом,
Чтоб что не история - то моральный выкидыш,
А ты - мне психологом и врачом.

Самым длинным сверлом о чем молчу пробурить,
Когда барьером вокруг возвожу скалу я,
Ты мне даже до конца не даешь договорить,
Затыкаешь мне рот, целуя,
Лишь бы не знать, о чем могу болеть, по кому хандрить.

Ты упрям, спокоен и безмятежен утренним штилем,
Смотришь сквозным и метким взглядом молодого джедая,
Ты не спрашиваешь, сколько б мы вместе с тобой не пили,
И я все в нетерпении выжидаю,
Когда ты будешь пьян, подкуплен и обиссилен.
 
Мне бы, знаешь, себя насквозь просветить рентгеном
До эмбрионов идей, до мелких извилинных вшей,
Кто был важен, тех я помню на уровне генном:
Рома носит точеный тигринный клык на шее,
Крис называет себя ублюдком и гексогеном.

Пусть ты не бог,  ты какое-то высшее существо,
Со своих, с моих извилин все вычищаешь дочиста,
Меня пропитываешь невидимым отрешающим веществом,
Исключаешь умственные процессы и почести,
Не оставляешь мне вобще ничего...

Я страюсь казаться старше, серьезнее, внушительнее,
Удивляешься, выгляжу молодо, почти шестнадцатилетней,
Мне бы тебя своей броней, своим утишителем,
Гарантией бессрочной, безвозмездной, многолетней,
Все внутри тобою горит - тут хоть песком, хоть огнетушителем.

Я проснусь как-нибудь с тобой рядом уставшей и повзрослевшей,
Про себя читаю мантры: "спрашивай, говори, говори!"
Мозг молчанием твоим исдавлен, отяжелевший,
Да все оно к черту, все огнем гори!
Да ты ни разу меня ментально не выжавший и не съевший!

И пока я из волченка - в чистокровную молодую волчицу,
Ты вонзаешь мне в шею клыки одиноким опытным волком,
Если ты жив - мне не живется, если рядом - не спится,
Если не рядом - то сотни твоих осколков
Впиваются в тело, как пули при Аустрелице.