Доброта

Один из далёких послевоенных,
Разрухой отмеченных трудных годов.
От забот, порою почти непомерных,
Народ молчалив, по-сибирски суров.
Концы не сводили люди с концами,
Земляки голодали: и стар, и мал.
Те из нас, что остались тогда с отцами,
В разряд больших счастливцев попал.
Вернулся сосед – на груди медали.
Но какой от такого кормильца прок?
Дома куча детишек, а пенсию дали –
«Кот наплакал». Что делать теперь без ног?
Испытал солдат себя в новом деле:
Ремонтировал обувь, кастрюли лудил.
Хорошо, что руки ещё уцелели,
Он на них, опираясь на землю, ходил.
В воскресные дни, повесив гармошку,
На низкой тележке к базару катил,
Выпив «горькой» стакан перед тем на дорожку,
А медали с обиды убрал, не носил.
Рыдала гармошка в руках у солдата,
Катилась слеза по небритой щеке.
Пел про Сталина, Родину, то, как ребята,
Защищали её от родных вдалеке.
Женщины в ситцевых белых платочках,
Прижав ребятишек к своим подолам,
Плакали с ним о мужьях и сыночках,
Кому уж теперь не прийти по домам.
«Пропойца!» - презрительно кто-то бросает,
Зачем эти пьяницы небо коптят.
Видать, на бутылку ему не хватает.
Любят пить, а работать они не хотят».
Этим сытым, холёным, надменным, важным,
Кто шкуру берёг и добро копил,
Занимался в тылу своим делом бумажным,
Поклониться б ему, что он их защитил.
Как сокровище, добрые женские руки
Доставали на божий свет узелки,
Урезались порой вполовину покупки,
Но щедро в фуражку лились медяки.
Для меня эта заповедь вечно свята:
На себе держат землю люди такие.
Покуда в народе жива доброта,
До тех пор будет жить и моя Россия.