Тринадцатый вечный сюжет

Давным давно имеющие отношение к литературе люди спорят о том,  сколько же всего в литературе сюжетов. Кто-то утверждал, что всего четыре, кто-то говорил – около пятидесяти, другой ему возражал – нет, только сорок, хор кричал – тридцать шесть! Чей-то негромкий голос произнёс – двенадцать. Мне голос этот понравился, и я тоже стал считать, что вечных сюжетов двенадцать. И считал так до тех пор, пока… Но тут надо поподробнее.

В шестнадцать лет я был очень взрослый, умный и красивый. Вот только роста небольшого. Но я взял себе за эталон роста Наполеона Буонапарте и не заморачивался этим. Я занимался фехтованием, играл в футбол, в хоккей, да ещё и в школе учился. В общем, занят был сильно. И потому летом, после девятого класса, поехал отдохнуть от столичной суеты в Севастополь, где были у нас некие родственники.

Ехал я поездом, в плацкартном вагоне. Регулярно ездить в плацкартных вагонах я начал с двенадцати лет, как только достиг первых крошечных успехов в спорте. Поезда я любил за многолюдье и лёгкость общения с окружающими. А букой я не был и поговорить любил, и самые дальние путешествия меня не утомляли нисколько. Вот и в этот раз в купе нашем нашлась молодая симпатичная женщина лет двадцати пяти, Наташа, с которой мы чесали языки почти сутки. Оказалось, что она живёт в Севастополе на Воронцовой Горе, где и наши родственники, чуть ли не в соседнем доме.  Ну, как же не поговорить с соседкой! Мы даже уговорились вместе ехать с вокзала, но меня приехала встречать сестра, и уговор наш с Наташей порушился.

Отдыхалось мне замечательно. Сами понимаете – Чёрное море, июнь, сестра с мужем меня нисколько не притесняли. Лепота!  Пляжи в городе,  мыс Фиолент, танцы на Графской, чебуречная на Малаховом. Эх-ма…

Так прошла неделя. Вернувшись вечером домой, я узнал вдруг, что ко мне заходила какая-то женщина. Цели визита не объяснила, но сказала, что зайдёт ещё. Я несколько удивился – женщин знакомых в Севастополе у меня не было. Странно… Ну, ладно.
Прошло ещё три дня. Утром стояли мы с сестрой на автобусной остановке напротив дома.  И вдруг кто-то трясёт меня за плечо: - Ой, Виктор, привет! Оборачиваюсь – женщина. В ярком лёгком платье, широкополой светлой шляпе, в больших тёмных очках. Я чуть настороженно сказал: - Здравствуйте…
Женщина сняла очки, и я узнал соседку по вагону. – Наташа, привет! – И тут к остановке подходит автобус. Наташа скороговоркой сказала, что у неё есть ко мне дело, показала свой дом – через один от нашего – и назвала номер квартиры.

Вечером мы собирались на танцы, но меня мучило любопытство, и я пошёл к Наташе выяснить, что за дело у неё ко мне.
Мне показалось, что меня ждали. Небольшая однокомнатная квартира вся блестела, на столе, застеленном белой скатертью, стояли бутылка вина, два бокала и ваза с фруктами. Наташа чмокнула меня в щёку, велела мыть руки и садиться за стол. Зашёл разговор, лёгкий, ни о чём. Когда же о деле-то? А Наташа щебетала о погоде, о каких-то своих подружках, расспрашивала, как мне отдыхается, понравился ли мне город, где мы уже успели побывать. Я рассказывал, а сам ждал. И так с час, наверное. Наконец я не выдержал и спросил, за чем она приходила-то ко мне. Лицо Наташи резко изменилось, и даже голос изменился.  – Сейчас, я всё расскажу. Только давай выпьем.  – Она наполнила оба бокала, и мы выпили.

Рассказ Наташи я приведу коротко, без подробностей и деталей.

Вышла замуж она рано, сразу после окончания школы, за свежеиспечённого морского офицера. И служит он на Северном флоте. И она несколько лет прожила там, в Гремихе. Там и дочь у них родилась. Только девочка оказалась слабой, стала болеть – с лёгкими что-то, и врачи велели сменить климат. И она вынуждена была уехать с ребёнком на юг. А родители её вскоре умерли, сперва отец, а через полгода и мать. И помочь ей с дочерью стало некому. А тут новое несчастье. Во время похода, в шторм, мужа  смыло волной в море. К счастью, его спасли, но он долго лежал в госпитале. В общем, всё обошлось, но в результате переохлаждения организма мужская сущность его угасла. Врачи ничего сделать не могут...
Наташа ездит в мужу два раза в год. Он начал крепко выпивать, стал капризен и вспыльчив. Радости их встречи не приносят. А она ведь живой человек, и нервы у неё не железные, и так хочется порой простой человеческой ласки…

Рассказ этот так впечатлил меня, что домой я пришёл лишь под утро…

Прошло шестнадцать лет. Я успел отслужить три года в армии, закончить институт, и работал в министерстве. А тут командировка в Ейск, на завод, по линии Комитета Народного Контроля. Командировка классная, две недели летом на Азовском море – красота! Мы всё сделали, что нужно было, накупались, хорошо загорели, наелись фруктов – пора и домой. Сели в поезд и поехали. Нас – четверо, заняли купе, выпили, поели. Мужики решили поиграть в карты, а я в карты не играю. Меня обругали, и пошли искать четвёртого. Вскоре привели очень даже симпатичную женщину лет тридцати, назвавшуюся Зоей. Компания играла весь день в преферанс, пила вино, рассказывала байки и анекдоты, ржала на весь вагон, а я за всем этим наблюдал с верхней полки. В Москву поезд прибывал где-то в начале двенадцатого ночи. К вечеру Зоя отложила карты, сославшись на усталость, и попросила у меня сигарету – курящий из мужиков я был один. Я вышел с ней покурить. Лицо у Зои было усталое и грустное. Я спросил, что с ней. Она помолчала немного и спросила, готов ли я услышать невесёлую история. Я согласился, и был немало удивлён услышанным.

Едет Зоя на север, поезд её из Москвы отправляется завтра днём. На севере служит её муж, моряк. Женаты они уже двенадцать лет, сыну одиннадцать. Вот только есть проблема. Муж её во время шторма был смыт волной за борт, и….
Да, нелегка служба морского офицера. А о жизни офицерских жён я знал не понаслышке – сам вырос в гарнизонах и военных городках. И что я мог предложить бедной женщине, кроме понимания и сочувствия?

Прошло ещё двадцать пять лет. Взыграл во мне радикулит, и поехал я полечиться зимой в подмосковный санаторий ВМФ. Санаторий оказался вполне приличным и по лечению, и по развлечениям. Я неожиданно приобрёл популярность, почитав на одном из вечеров свои стихи. Честное слово, ко мне даже подходили с просьбой "списать слова"!  У нас образовалась весёлая компания: четыре женщины-дальневосточницы с ТОФ, два подполковника из Москвы и я. Мы катались на лыжах, ходили в клуб на танцы, плавали в бассейне. В общем, продуктивно отдыхали. Как-то соседки (две наших дамы жили в соседней палате) подошли ко мне с таинственными лицами и заявили, что я после ужина должен с бутылкой коньяка явиться к ним в палату. У них у всех звание было выше моего, и мне оставалось только ответить – есть!
Как оказалось, у Марины случились именины. Ну, что же, бывает. Собрались – семеро постоянных членов, и восьмой – незнакомый полковник, несколько излишне представительный в районе талии. Моя бутылка коньяка оказалась четвёртой.
Руководила собранием Марина, виновница торжества. Она мне нравилась: среднего роста, спортивная подтянутая фигура, коротко стриженные тёмные волосы, быстрая и в словах, и в движениях. И чувствовалась в ней внутренняя сила.
Всё шло хорошо. Я выпил немножко, поел виноградику, и стал вкушать благодать. Увидел на тумбочке фотографию в рамке, заинтересовался, взял в руке. На фото была Марина, но в какой-то непонятной чёрной форме и чёрном берете. Что за форма такая? Услышал маринин голос: - Что, не узнаёшь? – Узнал, конечно, вот только форма… - Так я же в морской пехоте служу, старший мичман, командир взвода.
Я выпал в осадок. Женщина в морской пехоте? Это же крутейший спецназ! Как это может быть? А Марина объясняет: - Я занималась восточными единоборствами, была чемпионкой флота по карате, вот меня и взяли. Двадцать лет, как служу.
Я смотрел на неё с восхищением.

Но тут плавный ход событий стал нарушаться. Пришлый полковник малость  перебрал, стал слишком громкоголос и женолюбив руками. И объектом внимания его явно стала Марина. Дело запахло скандалом. Пришлось принимать меры. Я достал сигареты и показал Марине глазами на дверь. Она изящным неуловимым движеним выскользнула из-за стола и оказалась у двери. Я вышел вслед, быстро открыл свою палату, мы вошли, и я закрыл дверь. Закурили, и я заметил, что у неё мелко подрагивают губы.
- Марина, ну, что ты, успокойся, перестань, стоит ли из-за дурака…
Но у неё уже потекли слёзы из глаз.
- Вот так всю жизнь у меня: как только что-то хорошее, тут же гадость какая-то…
Я стал утешать её, дал носовой платок, налил в стакан коньяка из заначки. Она выпила, закашлялась, и вдруг,  уткнувшись мне в грудь и шмыгая носом, стала быстро рассказывать, как она рано вышла замуж за выпускника военно-морского училища, родила ребёнка, а муж  служил на сторожевом корабле и его во время шторма смыло волной за борт…

Вот я и думаю нынче, а не тринадцать ли этих самых вечных сюжетов?