Сергий Жадан. Кантри энд вестерн

начиная говорить о приближении осени,
о клочках неба над супермаркетами,
о буднях, из которых прорастают дикие кусты салата,
я всегда теряюсь, будто мне выворачивают карманы
и печальные сержанты выискивают крошки в швах
и на изломах покроя,
ища стебли и корни марихуаны -
свидетельство теплых пустынь,
голоса побережья, запахи водорослей и пойманной рыбы
они наклоняются над карманами как над раковинами,
слушают шепот, перетирая крошки собранные перед этим
и синие, едва видимые ангелы непрухи виснут над их волосами.
снова непруха, снова,
снова ни травы, ни птиц над травой,
мелкая монета, всего одна
лишь остатки хлеба и остатки вина,
которыми вряд ли насытишь отделение,
начиная понимать, куда исчезают листья с деревьев на обочинах,
начиная звать собак по именам, на которые они откликаются.

я проснусь перед этим безвременьем,
сбиваясь на личности -
там армия, правительство, гендерные штуки, разная ***ня в бортприборах, 
насекомые фарах и бортовом стекле,
испуганные субмарины касаются
мокрыми холодными носами
аквариумного стекла,
души дельфинов выпрыгивают из воды
и ловят куски провианта из твоих замерзших пальцев.
молодости и дотаций уже не будет
             повторяю я, развивая
тему и усложняя сюжет,
по всему корпусу, по всему накоплению
домов бьется сквозняк,
осенний пограничный сквозняк - такой длинный, что клюв
его уже касается осени, а хвост
еще теряется в остатках августа, шевеля темными
листьями в аллеях.
сырость в помещениях - кому это может понравиться,
разве что какому-нибудь укуренному работнику
              министерства путей сообщения, даже
не вникающему , чем именно соединяют пути его министерства
куда их направляет их министр
и что это за странные надземные пути,
на которые выходит он в слякотный рассвет на
первую платформу,
где нумерация вагонов гниет с
головы поезда
и смотрит
как идут на юг отяжелевшие тучи
с дождем упакованные как хлопок,
как тянут за собой туман
длинные почти бесконечные вагоны
наполненные таможенниками и клопами,
как они теряются как саламандры между камнями,
оставляя после себя запах пряностей, ладана и дорожного мыла

вдохни богородица радость в окрестности
вдохни вдохновения, удлини кости птицам,
чтобы они вылетали из этой слякоти
прорезая в воздухе длинные борозды за собой
как шрамы

осень пройдет, думаешь ты,
проваливаясь в воздушные ямы снов,
кроша черное электричество зимних рек,
вынимая из рождественских пакетов сахар и молитвенники,
камни поддерживают снизу корни трав,
камни послушно греются будто коньяк
                в твоих ладонях
камень исчезает ящерицей в песках
камни тускнеют окунями в прорубях,
поворачиваясь к тебе как подсолнух

"приезжай, -  пишу тебе, -  приезжай  - у нас осень,
я прилагаю рекламные буклеты с видами фабрик,
во дворах алкоголики и куртизанки,
бои откатились, появились пропуски и спички
цапли кружат над лесопарками
дымы восстановления - тревожные и горькие -
                плывут надо мной
ветер развеивает по земле оселедец бойца
разбитой роты      
пчелы вплетаются в стебли и корни его волос,
печальные мародеры собирают вещи
личного пользования с его остывшего одежды
ведя подсчет -
"иголка с ниткой - подколоть к пилотке,
крошки табака в глубинах кармана хэбэшки
жуки в спичечных коробках, пакет для начальника штаба
красные коронки, кольца, кулончик, прочий хлам
снят со случайно подстреленного федерала.
гранки потрепанном кобзаря,
пальцы касаются теплого инея,
черная и непрочная мародерская звезда
приходит за горизонт будто линия.
приезжай еще - около вокзалов работают цветочницы,
еще юные цыгане скрывают свою контрабанду,
исчезая из площадей, скверов, аллей
собираясь за ограждениями и воротами
                как саламандры между камнями,

стены университета
нагреваются солнцем,
следы крови и спермы, пролитых за свободу
вечная память бойцам
захламленных коридоров,
выйдешь наружу и не вспомнишь
как тщетно ждал подкрепления
как обрывал телефоны в лихорадочных поисках зуммера
как впервые касался плотной ткани
уже немного вытертой
на изломах локтей и коленей
все равно
впоследствии
появляются плохие парни
чтобы объяснить,
что у этой страны нет союзников
в этой печали нет течения
что эта демократия пахнет марихуаной водкой и долларами.
долларами, любимая, пахнут прелые каштаны
долларами, моя любимая, пахнут желтые молоковозы
долларами пахнут одеколоны
на столиках и тумбочках харьковских борделей.

запах порезанного бумаги
запах длинных крашеных листов
водяные знаки на твоих лопатках
драгоценности и украшения по всему
твоему телу
запах медицинского спирта и сухой кожи
запах мертвых ос в подъездах
солнца, что поднимается из этих конопли
утра, что собирается воспламеняться
так, чтобы и ты увидела деревья,
из которых осыпаются листья на обочинах дорог
так, чтобы и ты когда-то поняла,
как тихо почти неслышно
кто-то говорит о тебе
кто-то проговаривает вслух твое имя
выдыхая теплую фонетику
на невидимое зеркало
убеждается ли он, что эта фонетика жива?
                не хватит ни тепла
                ни умения,
               поэтому и не следует двигать эту систему
не стоит пускать по ветру семена
ломать устами хрупкие фонемы,
проваливаясь на знакомые слова
внеси богородица коррективы в вычитку, чтобы хоть что-то изменить.
когда затянутся тучи, затянется лед
затянутся шрамы на месте порезов
и она будет себе вспоминать
как мы действительно с ней встречались,
даже длительное время - не помню сколько раз,
но могу вспомнить в случае чего
"у нас с ним был замечательный секс,
отличный секс - утешающе повторяет она,
будто речь идет о командных
показателях за прошлый сезон -
отличный секс -  одиннадцать подборов под своим щитом
три удара в штангу ворот в первом тайме."

длинные четки
ленивые караваны
все вроде как в плохих вестернах
с их мудацкой системой кинопроката, 
что выбивает суставы твоим снам,
в которых печальные апостолы
пускают по кругу вино,
курят облегченные сигареты
разогревают на костре консервированную фасоль
и приставая к ним,
ты пьешь их розовое столовое просто из горла
и капли - розовые и столовые - загустевают у тебя устах.
апостол - ближе к тебе - поднимает их пальцем
и зализывает палец как порезанный

главное чтобы ты помнила
что где-то там за титрами
кто-то сушит бабочек и саламандр
на лестнице подъезда,
идя за покупками или в церковь
и вытряхивает из кармана крошки птицам
заходя и становясь к исповеди
и подразумевает фонетику
именно твоего имени,
начиная говорить.