Валентину Распутину 75 лет
14.03.2012
Одному из признанных лидеров
русской национальной литературы,
Валентину Григорьевичу Распутину,
15 марта исполняется 75 лет. Третье тысячелетие
сурово прошлось по его судьбе.
Впрочем, и эта трагичность распутинской судьбы
как-то сопрягается с трагичностью самой русской культуры,
с трагичностью уходящей классической России,
с концом её традиционного уклада.
Даже ничего последнее время не публикуя,
Валентин Распутин судьбой своей
остается одним из символов современной русской литературы.
Но мы, читатели и светлых, и грустных страниц его прозы,
всё ещё живем и помним повести и рассказы, им написанные.
Да и сама Россия целиком — всё еще живет и помнит,
несмотря ни на что.
Как то стойкое дерево в "Прощании с Матерой", —
и срубить его не смогли, и спалить.
Живет и помнит.
У Валентина Распутина душа болит за своих героев, он их не выдумывает, он не вымысливает, он творит их из самой глуби русской национальной жизни. И если есть сейчас в России подлинный национальный писатель, сотворитель русского бытия, то, несомненно, это Валентин Распутин. Он погибает вместе с Матёрой, он гибнет вместе с Настёной в "Живи и помни", он расстреливает в упор подонка вместе с Тамарой Ивановной, героиней его последней повести "Дочь Ивана, мать Ивана".
Валентин Распутин воистину обладает народным сознанием,
он, если пишет, то через образы его героев,
через их действия и поступки
до читателя доходят импульсы национального русского сознания.
Может быть, поэтому его и боятся
читать наши нынешние власти?
Боится читать наша интеллигенция, чтобы, не дай Бог,
не проникнуться хоть на миг национальным сознанием.
Его боятся экранизировать, боятся допускать к телевидению,
ибо за ним всё ещё живая Святая Русь.
Чем более бесконечен русский миф,
тем труднее и непостижимее он для писателя.
Оглядывая минувшую даль времени, думаю,
а не создано ли было в начале восьмидесятых годов
главное крупнейшее произведение русской литературы
всего послевоенного периода — "Прощание с Матёрой"?
И не есть ли это тот бесконечный русский миф о матушке-земле, который каждый раз приводит к прощанию русского мужика
со своей землёй (начиная с самых древних былин и сказок),
и каждый раз вновь возвращает его на ту же землю?
Несомненно, Валентин Распутин мифологичен,
и потому, как писатель, уже живёт вне своего времени,
поверх него. За "Прощанием с Матёрой"
не только человеческий опыт,
да и нет там реального человеческого опыта Распутина,
а уже вся объёмность русского мифа.
Это столкновение бессмертного с обычным, земным,
это откровение, закинутое и в прошлое, и в будущее,
проглядывающее как все наши перестроечные зигзаги,
так и всевозможные фольклорные сюжеты.
Он написал эту свою главную книгу и как бы остановился.
Потом много ещё чего было, вплоть до последней повести "Дочь Ивана, мать Ивана", и всё-таки главное оставалось там, в прошлом.
За это главное ему давно бы следовало дать ту же Нобелевскую премию, если бы её давали по справедливости и исключительно по литературным заслугам, но, может, в том и гордость нашей литературы, что все крупнейшие русские прозаики, от Льва Толстого до Антона Чехова, от Владимира Набокова до Андрея Платонова, от Юрия Казакова до Валентина Распутина — обошлись без этой явно политической премии. Думаю, в сегодняшней России единственно Валентин Распутин мог бы претендовать на Нобелевскую премию по литературе, но нужен ли Западу голос национальной России? Этот голос, уловленный и отражённый Распутиным, не слышат, не видят и не хотят говорить о нём. Наша, всё ещё из последних сил господствующая либеральная культура, разрушающая добро, не слышащая добро и не видящая его, хотела бы пройти мимо юбилея Валентина Распутина, но она с ужасом слышит гул его подземной Руси, ей нечем заткнуть пробоины в своём корабле, и она вынуждена, уверен, будет заговорить и об этом юбилее, и даже, как и положено, перехватить все микрофоны, пропеть осанну.
Как в кельтской цивилизации,
духовно опирающейся на пять священных деревьев,
так и в сакральной распутинской "матёрой" Руси,
есть опора на "царский листвень", на дерево-символ,
которое не одолеть никаким бензопилам.
В Матёре всё сгорело, листвень остался,
но из него уже бегут молодые побеги,
и завтра они дадут пять Матёр, а послезавтра — пять тысяч Матёр.
Если наши молодые русские патриоты умеют читать
священные книги, то "Прощание с Матёрой"
станет для них такой священной национальной русской книгой.
Той, которая не горит.
Неизбежное признание Валентина Распутина я связываю даже не с его огромным даром, не с признанием художественной законченности его шедевров, а с соучастием его в сотворении русского национального бытия. Всё-таки, в России всегда "вначале было слово…", и прочувствованная писателем проблемность национального существования, предел национальной униженности, нарастающая потребность в выстреле Тамары Ивановны прорвалась в его повести "Дочь Ивана, мать Ивана", практически не замеченной в широкой печати. Наступает время народных мстителей.
Распутин — мягче воска,
тише монаха-молчальника,
скромнее и неприметнее застенчивого провинциального гостя,
но распутинская поступь уже десятилетия
определяет нашу русскую культуру.
Его слова — это слова глубинной России,
его беды — это беды всего русского народа.
И даже в трагедии своей семейной
он оказался рядом с народом,
тоже погружённым в пучину мелких и великих трагедий.
Нынешняя немногословность Валентина Распутина —
это сакральное молчание национальной России.
Или это молчание перейдёт в кладбищенскую тишину,
которая ещё сотни лет будет пугать тех,
кто осмелится заселить пространства затаённой Руси,
или взорвётся, пропитанное кровью и потом низовой,
униженной и обездоленной, коренной
и всё ещё достаточно многочисленной нации,
и сметёт, как в 1917 году, без жалости и без пощады
всю верхушечную подкормленную элиту,
или же выйдет на поверхность и перейдёт
в новую мощь возрожденной державы.
Никто предсказать из политиков не сможет.
Прочувствовать могут только национально чуткие писатели — такие, как Валентин Распутин.
В его поминальной молитве звучит не просто личностное,
а всенародное искупление, он стоит перед Господом нашим
как один из отвечающих за русский народ,
за все грехи его и слабости.
Зачем взвалена на него такая тяжкая ноша?
Но пока он держит ответ, может быть,
каждому из нас в чём-то легче жить.
Тема смерти — одна из главных у Валентина Распутина.
И смерть каждый раз не случайна, целый карнавал смерти,
пляска смерти. Но языческий культ деревьев и домашнего очага
у Валентина Распутина уже врастает в христианскую мистику.
И это уже иной обряд, это уже — поминальная молитва.
Валентин Григорьевич Распутин даже исторически жил и живёт уже в совершенно разные времена, в двух тысячелетиях, в двух разных цивилизациях, и какие бы столь разные они ни были, национальная Русь при всех переменах оказывается где-то в глуби. И вся распутинская сокровенная образная сострадательная проза, от первой повести шестидесятых годов, от "Последнего срока", до повести уже третьего тысячелетия, до "Дочери Ивана…", до последних его рассказов "Изба" и "В ту же землю", оказывалась голосом из русских национальных глубин. И голос этот становится всё жёстче и жёстче.
Мы уверены, распутинская народная глубинная Русь
вновь вырвется на наши просторы всё ещё необъятной России.
Вот за это затаённое, глубинное предчувствие,
за смелость и мужество
в непрекращающейся попытке донести многоголосье Руси
спасибо тебе, Валентин Григорьевич!
Дай Бог нам и дальше вместе творить общее русское дело!
Редакция «ЗАВТРА»
+++
Свидетельство о публикации №112031700728
Лариса Рюсс 17.03.2012 18:03 Заявить о нарушении