Сквозь жизни проходящая любовь

        ЭПИГРАФ

        СТАНСЫ

Страх перед чистым листом,
Съеден акулой Кусто,
Сейчас бы два раза по сто,
Но пирсу не стать мостом.

Страх после первой строки,
Берега два у реки.
Заперты все замки,
Но не оторвать руки.

Страх после первой страницы,
В памяти живы все лица,
Жалко, что люди не птицы,
Но не перестану молиться.

Страх перед собственной вещью,
Сон был ужасный, но вещий,
Ран на земле, сколько трещин,
Но стих этот был мне обещан.


          ПРОЛОГ

           ****
Есть море, есть совочек и песок.
И девочка на солнце без косынки.
И время целится через прицел в висок
Всё это видящей во сне блондинки.

Есть тундра, есть метель и снег.
И девочка, и на ресничках льдинки.
И время, что следит сквозь мушку бег
Всё это видящей во сне блондинки.

Есть церковь, есть алтарь и свечи.
И девочка, и мамины слезинки.
И время, отпускающее плечи
Всё это видящей во сне блондинки.



                ГЛАВА 1

      ТРИДЦАТЬ ЛЕТ

Тридцаточка. Тридцатка. Тридцать.
Как ни скажи, уже не воротится
Годов прожитых вереница.
Они прошли, как сон,
Теченьем Леты смыты,
И мной частично позабыты.
И вторит Рим: cose della vita -
У жизни свой закон.

Но память сохранила лица
Людей, с кем кровно и духовно породниться
Мне посчастливилось за прожитые тридцать
Волшебных незабвенных лет.
Помню всех вас без исключенья,
Каждый имеет для меня бесценное значенье:
Вы помогли стать ярче моему свеченью.
Вам низко кланяюсь и верности даю обет.

Всех ниже, мама, кланяюсь тебе, -
Ты несказанный свет в моей судьбе.
Быстрей всего внимают небеса твоей мольбе
О ниспосланье сыну лёгкого пути.
Спасибо, мам. Прости, что сыплю много перца.
Не будет лёгким путь, но у него есть сердце.
И рядом приоткрылась в вечность дверца,
Я знаю, что могу в неё войти.

Но спросят, глаз прищурив, бабушки и тёти:
Чего добились в жизни вы и чем вообще живёте?
У вас квартира или дом? Какие перспективы на работе?
А как зовут жену? И много ли детей?
И я, подобно им прищурившись, отвечу,
Что, к сожаленью или к счастью, хвастаться мне нечем.
Как? – в один голос спросит родственное вече, -
Нет ничего из перечисленных статей?

Дом не построил, не женился и богатства не нажил,
Зато ни разу злому делу не служил
И сохранил любовь людей, с кем с детства я дружил.
По-моему, не так уж плохо.
Да кто же спорит?! Ты умница у нас и молодец.
Постоишь. Наживёшь. Мужчинам никогда не поздно под венец.
Припомнят из родни кого-то, хваля попутно холодец,
А меж собой окрестят меня лохом.

Сказали надвое и пусть, им говорить так, видно, легче.
Тридцатилетие, конечно же, не утро жизни, но точно и не вечер.
Ещё построю, наживу и, может быть, единственную встречу.
Коль будет воля Господа на то.
А коли нет, значит так надо, что ж.
Не каждый человек для брака гож,
Не всякий строит дом и превращает в миллионы грош.
Пройдёт ещё тридцатка, и в рясу облачусь, а не в пальто,
 Коль будет воля Господа на то.


          КАЧЕЛИ

Весна. И я, как в детстве, на качелях.
Качаюсь. Взад, вперёд.
Они скрипят. Не смазаны. Метели.
И скоро новый год.

Влюбился я опять, как в детстве.
Качаюсь. Взад, вперёд.
Ждёт впереди меня немало бедствий.
Но верю, всё пройдёт.

Я жизнью пьян опять, как в детстве.
Улыбка. Смех. Полёт.
Небо так близко. Чую сердцем.
И мама не умрёт.
Цветёт вокруг всё, обновляясь,
Качаясь взад, вперёд.
И я меняюсь, не меняясь.
И так из года в год.

Всегда, как в детстве, на качелях
Качаюсь. Взад, вперёд.
Кружатся вечности метели.
Всё кончится, но не пройдёт.


            ****
Она писала чернилами из дождя рассказ,
Прочитав который, девушки рожали только мальчиков,
А юноши подхватывали насморк
И беспрерывно чихали.
Он носил зелёные глаза и шрам на лице,
Который по чётным дням был у правого глаза,
По нечётным – у левого,
В воскресенье – на подбородке.
Носил обувь на два размера меньше,
Был левшой, но писал правой.
Буквы в его словах сторонились друг друга.
У неё было две косы, одну звали Ева,
А другую – Лилит,
Иногда они сами переплетались.
Во сне она говорила на латыни,
А днём – с болгарским акцентом.
Весной она была горячая, как печка,
А осенью – холодная, как лёд.
В тот день, когда детство переходит в юность,
Они поцеловались и обменялись сердцами,
После чего она стала тундрой, а он – ветром.


               ****
Люблю тебя, как в детстве, буквами большими.
Помню, как вывел прописную Эл.
И как смеялся надо мной Денис Вершинин,
Когда твоим уже тогда я стать хотел.

Как вывел букву Е - три чёрточки и палка:
Я так всегда большую Е пишу.
Как было мне тебя порой не жалко,
За что прощение сейчас просить спешу.

Как буква Эн мне долго не давалась:
Крошился мел, была мокрой тоска.
Твой поцелуй – вот всё, что мне осталось.
Ах да, ещё остались ганжа и тоска.
А букву А я выводил годами,
Бессонными ночами выводил.
Скажи мне Лена, что же будет с нами,
Скажи, чтобы с ума я не сходил.


          ****
Я приготовлю для тебя тропу,
И ты пойдёшь по ней,
Переставляя за стопой стопу
Меж призрачных теней.

Тропинка эта ведёт в дом,
Не виден он другим.
Одни лишь маги живут в нём,
Но быстро не беги.

Ступай лишь только по золе
Из листьев, что я сжёг,
Её рассыплю на тропе
Для твоих ног.

Одной тебе в жизнь не дойти,
Хоть вон из кожи лезь.
Одна собьёшься ты с пути,
Поэтому я здесь.

Я приготовлю для тебя тропу,
И ты по ней пойдёшь,
Переставляя за стопой стопу.
И магов дом найдёшь.


         ****
Хочу назвать тебя супругой,
Смотреть в твои глаза
И видеть там любовь.
И будешь ты податливо-упругой,
И тоже скажешь да,
И мы смешаем кровь.


         ****
С днём рожденья, ангел мой, моя невеста,
Жизнь моя, моя душа, мой свет.
Мы с тобою тили-тили тесто.
Нам с тобою тридцать тысяч лет.



        ****
Один толтек
Из племя масатек
По имени Хенаро
Сказал однажды мне: Недаром
Ты среди призраков скитался столько лет,
Теперь её ты встретил – смерти больше нет.


        ****
Как плавен бег по небу облаков,
И срока в сорок сороков
Я не прошёл ещё наполовину.
И рядом та, которая всегда подставит спину
К моей спине и руку мне подаст,
И не продаст.
My present. And my future. And my past.


           ****
Золото волос, карий цвет у глаз,
Шелковистый ворс, шёпот нежных фраз.
Симметрия грудей и изгиб руки,
Тело двух людей, страстных ласк тиски.
Ямка живота и заросший пах,
Лона нагота, стройных ног размах.
Красота колен, уголки ключиц,
Наслажденья плен, отрешённость лиц.
Плотоядный рот, бархат языка,
Тёмный влажный грот, пальцы у курка.
Ласковый нажим, грубый разворот,
Руки мне свяжи, твоя киска ждёт.
По спине мороз, в жар бросает нас,
Золото волос, карий цвет у глаз.

 
     ДВЕ ЧЕРЕПАШКИ

Мы с тобой во сне касаемся ногами
И дыханье смешиваем наше.
Мы с тобою черепашки-гамми,
Нет с тобою нас на свете краше.

Мы с тобой, обнявшись, спим спокойно.
Просыпаясь изредка, целуем мы друг друга.
Мы с тобою черепашки-воины.
Части две с тобою одного мы круга.

Спим с тобой, обнявшись, образуя лагерь.
Панцири наружу, чтоб чужие к нам подкрасться не сумели.
Мы с тобою черепашки-маги.
Сорок жизней проползли мы и достигли цели.


             ****
  Я начал узнавать в метро людей, -
Мне стало страшно.
Зачем их столько в памяти моей?
Зачем я помню день вчерашний?

Я начал узнавать на небе облака, -
И испугался.
Под чью диктовку пишет это всё моя рука?
Кто мне в союзники достался?

Я начал узнавать знакомые ветра, -
И удивился.
Неужто доживу я до того утра,
В которое родился?

Я начал грозы и метели узнавать, -
И улыбнулся.
Во сне меня ты стала целовать, -
И я проснулся.



        ****
Кем я был и чем я стал?
Коньяк, гашиш, гастал.
Я так устал.
А ты устала ещё больше.
Продлится ли всё это дольше,
Иль всё сошло на нет?
Гашиш, скандал, омлет.
Меня уж больше нет,
Остался я в июле,
Приняв четыре пули
В сердце.
Но я люблю приправить перцем
Еду и жизнь свою.
Малыш, я так тебя люблю,
А ты так жжёшь, -
Сильней любой аджики.
И ты сменила в моей жизни пики
На масть сердечную червей.
Тебя не отпущу я, хоть убей.



     ****
Прости, малыш.
Я знаю, ты простишь.
Ты сможешь
Священным снова сделать наше ложе,
Надеть кольцо
И выйти утром на крыльцо,
И посмотреть на путь.
Меня легонько ущипнуть,
Обнять и радостно вздохнуть,
Сказав, пойдём, малыш.


         ****
Последняя неделя февраля –
Зима кончается,
А снега навалило в полный рост.
И чтоб там не писал Эмиль Золя, -
Любовь случается,
Собой являя к жизни вечной мост.



          ****
Бью посуду, зазывая наше счастье,
Чашки и тарелки – всё подряд.
Но рассеять может страшное ненастье
Лишь один твой нежный и влюблённый взгляд.


         ****
Я никогда тебя не отпущу.
Ты всё простишь.
Я всё прощу.
И ты меня не выпустишь
Из нежных рук своих.


         ****
Я засыпаю под стук клавиш:
Моя жена печатает рассказ.
И к моей жизни не прибавишь,
Как к этому рассказу, лишних фраз.

Она спонтанна и сумбурна,
Но чистая, как свежее бельё.
И рядышком всегда найдётся урна,
Чтоб мусор можно было выбросить в неё.
Она порою бьёт, порою гладит,
Порою манит меня в даль,
Порою жизнь со мною ладит,
Порою пушкинскую дарит мне печаль.

И моей жизни не знакома пустота,
И хламу лишнему в ней места нет.
Жизнь наполняют красота и высота,
И яркий несказанный свет.

Вы заглянули в мою жизнь едва лишь, -
Она моя и вовсе не для вас.
Я засыпаю под стук клавиш:
Моя жена печатает рассказ.


        СПАСИБО

Спасибо, Господи, за всё спасибо.
За то, что не директор «Уралсиба»,
За то, что не в Кремле сижу,
За то, что лишь тебе принадлежу.
За мысли светлые спасибо, за стихи.
За то, что Ты прощаешь все грехи.
Спасибо, Господи, отдельное за мать.
За то, что я сумел любовь познать.
Особое спасибо за жену.
За то, что не родился я в войну.
Спасибо, Господи, что я не знаю, что такое месть.
Спасибо, Господи, что я на свете есть.
Спасибо, Господи, за всё спасибо.


           ****
Я никого и никогда так не желал.
Изгиб бедра, губ уголки, лица овал.
В своих мечтах тебя всю жизнь я рисовал.
И вот ожила Галатея.
Это тебя кусала в детстве Дея.
Это тобою я с одиннадцати лет болею.
Люблю тобой болеть.
Я лишь с тобой умею так уметь.
То шёлк, то кнут, то плеть.
Минуты вечность длятся,
И я готов поклясться,
Что так красиво только ты умеешь улыбаться.
Красива только ты.
Люблю, когда стоишь ты у плиты,
Люблю, когда в постели ты.
Люблю одну тебя.
Люблю твой нежный с чёртиками взгляд.
И Евы твой люблю наряд.
Люблю. Люблю. Люблю.


           ****
Зеркало разбилось – быть беде.
Видно, ничего не значил я в твоей судьбе.

Зеркало разбилось – горя жди.
Плакали над зеркалом майские дожди.

Зеркало разбилось – страшный сон.
Помнишь, как с тобою пели в унисон.

Зеркало разбилось – не собрать.
И не надо больше нам с тобой в любовь играть.

Зеркало разбилось – ну и пусть.
Новое куплю. Будет отражать печаль и грусть.



             ****
Нет, не рождён я, видно, был для брака,
Я был рождён для одиночества
Жарким июлем под созвездьем Рака, -
Сбывается гадалкино пророчество.
Нет, не рождён я, видно, для создания семьи,
Я буду в этой жизни одинок,
Такие же как я, живут одни,
Всё верно предрекал пророк.

Нет, не рождён я, видно, чтоб родить детей,
И старость проводить, воспитывая внуков.
И умирать вдали я буду от людей
Среди таких же одиноких тополей и буков.



    ХОРОШИЙ СТИХ

Хороший стих рождает корка
Сердечного рубца.
Об этом знал Гарсиа Лорка
До самого конца.

Хороший стих родиться может
Там, где остался шрам.
И Поль Верлен знал это тоже,
Жизнь разделив с абсентом пополам.

Рождает также стих хороший
Запёкшаяся кровь.
Знал, знал Максимильян Волошин
Несчастную любовь.

Конечно, может стих родиться
Без крови, шрама и рубца.
Он или гению приснится,
Иль станет виршами глупца.



                ГЛАВА 2

КАЧЕЛИ-2

Немного постарел и вновь качели
Меня качают. Время вспять.
Пытались мы, но не сумели.
Мне снова двадцать пять.

Меня с качель прогнали детки, -
Видно, пришла пора.
Повисла в воздухе монетка:
Ни решки, ни орла.

Смотрю на них и восторгаюсь –
Они мудрей меня.
И я играюсь, не играясь,
На линии огня.

Детки ушли, я вновь качели занял,
Но детства не вернуть.
Луна и звёзды меня манят
Продолжить путь.


Немного постарел, но вновь качели
Туда-сюда летят.
Они недавно славно пели,
И вот опять скрепят.

Весна прошла, настало лето, -
Я на качелях вновь.
Вопросов много, нет ответов.
Закончилась любовь.



         ****
Возьму я звёздный ковш рукой
И небо зачерпну,
На сердце вылью, чтоб покой
Смог в нём сменить войну.

Все звёзды зачерпну ковшом
И память ими напою.
Я пел, когда был малышом,
И вот опять пою.

Затем ковш в море опущу,
Наполню через край.
Вновь память напоив, грущу, -
Любовь, не умирай.
Ковшом мне гор не зачерпнуть, -
Возьму руками их.
Поможет в жизни мне не утонуть
Этот волшебный стих.

Я свою память напоил сполна,
Навек в ней сохранится всё до мелочей.
Но резче неба, моря, гор мне в память врезалась она,
И карий блеск её очей.

Возьму я звёздный ковш рукой
И прирасту к нему,
Чтоб дало небо мне покой,
Сменив в груди войну.
 


          ****
Я умру в Болгарии, у моря,
Сидя на веранде, в сумерки.
Я умру счастливым, априори.
Безупречно будут зашнурованы шнурки.

Я умру в Болгарии, у моря,
Улыбнувшись солнцу красному в последний раз.
Я умру спокойно, на просторе,
Вдалеке от мегаполисов и шумных трасс.
Я умру в Болгарии, у моря,
До глубоких доживя седин.
Я умру, сразу за летом вскоре.
Я умру. С тобой. Или один.

Я умру в Болгарии, у моря.
Сидя на веранде, слушая прибой.
Ночь опустится на мой уютный дворик.
Я умру. Один. Или с тобой.



   ПОМИНКИ ПО ЛЮБВИ

Две рюмки водки на столе
И два кусочка хлеба.
И в чуть зашторенном окне
Краюха неба.

У нас поминки по любви –
Нет на столе ножей.
Закат виднеется вдали,
И в комнате свежей.

Мы пьём не чокаясь с тобой, -
Уж так заведено.
Сменилось солнышко луной
Давным-давно.

Бутылка опустела вдруг,
И в рюмках водки нет.
Прощай, единственный мой друг.
Рассвет.


   ОДИН НА ДЦАТЬ СТАКАНОВ

Как хочется порой хватить стаканчик или два,
И опьянев едва-едва,
Хватить ещё и третий.
Лихое лихолетье
Уже который год:
Едва-едва, вот-вот.
Стакан четвёртый ждёт и не дождётся –
О стенку разобьётся
И на пол разольётся:
Всё к счастью
Бедной Лизе и богатой Насте.
Приехали. Заждались. Здрасте.
Ненастное ненастье.
И ждёт пятый стакан.
Москва-Хабаровск-Абакан.
Какая чушь и ересь!
Мы спились или спелись?
Это уже не важно,
Ведь пионер отважный
Готов всегда
Ответить «да»
Вам на любой вопрос.
Налил шестой стакан Атос
И спутал нам все карты
Благочестивой Марты.
Седьмой у нас не заржавеет:
Небенемеда брат умеет
Раскладывать пасьянс.
Антанта. Реббинтроп. Альянс.
Душа восьмого просит.
Она меня, конечно, бросит:
Зачем я ей такой?
Хэнкок. Верлен. Хеллбой.
С дешёвою трубой
И неизменной дудкой.
Стихи и незабудки.
Летают низко утки –
Двустволка далеко.
А было так легко-легко,
Но веки тяжелеют.
Никто не пожалеет
Дениса-дурака.
Восьмой стакан. Пока.
Уходим мы в нирвану,
И колотые раны на сердце зарастут.
Ты там. Мы здесь. Я тут
Налил стакан девятый.
Картошка и опята:
Смелей, смелей, ребята,
Ещё в бутылке есть –
Мы вам окажем честь,
Вы только не хамите.
И я уеду в Питер.
Один. Или с тобой.
Хэнхок. Верлен. Хэллбой.
Мы повторяться стали.
Десятый стакан налит.
Окрошка на плите.
Не та. Не тот. Не те.
Поддались суете
И о любви забыли.
Какой по счёту мы налили?
Десятый? Ещё чуть-чуть.
Пора нам отправляться в путь.
На посошок? Давай, добавь огня.
Одиннадцать достаточно с меня.


     БЕЛЫЙ КЛЫК

Жара и смог прошли,
И дождики пошли:
Москва привычной стала.
Ты от меня устала,
Я от тебя отвык.
Но верен Белый клык:
Лежит и ждёт хозяйку.
Породы преданнее нет,
Чем северная лайка с волком наполовину.
С места такого пса не сдвинут
Ни палка, ни картечь,
Ни крик, ни ласковая речь.
Лежать он будет и стеречь
Хозяйкины перчатки,
Что запаха ещё полны
Нежнейших в этом мире рук.
И Белый клык завоет вдруг
И заскулит протяжно.
И так проходит день за днём,
И всё уже не важно.
Но Клык хозяйку ждёт
И с места не сойдёт:
Он стережёт перчатки,
Их нюхая украдкой.


        ПИСЬМО

Побудь одна, ты этого хотела
Так сильно и душой, и телом.
И вот твоё желанье сбылось.
Одна заснула, и проснулась, и умылась.
И кофе пьёшь одна
Ты с виртуальными друзьями,
Их наделяя всевозможными ролями,
И мыслями, и чувствами своими,
Пытаясь сделать их немножечко родными.
Но все усилья тщетны:
Никто не знает слов заветных
Меж одноклассников из разных школ и городов.
Пестрит обилием задов
И неживых улыбок,
И золотых фальшивых рыбок
Сообщество друзей.
Им всем давно пора в музей,
Титаник их давно заждался,
Чтоб дружно палубу его они могли полировать.
И на работу ты одна идёшь опять.
Обедаешь одна.
И может показаться, твоя сотрудница тебе верна,
И слушает участно.
Но через месяц или два
Тебе, а может быть, и ей всё ясно:
Какая к чёрту дружба!
Так, сплетни, шутки, шпильки, служба –
Совместное изо дня в день бытьё.
Посуда грязная не мыта,
И крестиком заброшено шитьё.
И пресловутых одноклассников нытьё:
Когда тебя я вновь иль наконец увижу,
Приди же, ну приди же!
Читать с тобою вместе будем мы ЖЖ,
Перед ноутбуком на диване лёжа в неглиже,
И следом поцелую, смайлики, разбитые сердца –
Здесь и Вконтакте все хотят лишь одного конца
Или, если угодно, дырки.
И бьют кайлом, и расчленяют киркой
Страницы незнакомок и подруг:
А вдруг? а вдруг! а всё же вдруг?!
Странички незнакомцев и друзей:
Не он ли был? вот-вот! ей-ей!
Короче, на Титаник и в музей.
Так этого вы всей душой хотели,
Когда про одиночество мне пели?
Ах нет, как пошло, отвратительно и узко
Моё уединение в стихах ты описал!
Простите мне, но я поэт, и я пишу на русском.
Так стих мой постепенно угасал
И подходил к финалу.
И ты меня на это променяла?
Уныло-серо-вяло,
Болото и отстой.
Остановись. Одумайся. Постой.
Весь этот мир пустой,
Наряженный дешёвой мишурой,
Искусственной подобен ёлке.
И только я лишь в нём вечнозелёная иголка,
Которую смогла найти ты в стоге сена.
И лишь со мною ты живою будешь, Лена. 


         ПОМНИШЬ?

А помнишь тот замок, что мы надели
На дерево замочное с тобой?
И ключики как в воду полетели,
И как ты назвала меня своей судьбой?

А помнишь песни те, которые мы пели
В Измайлово с тобою под луной?
А воркутинские метели,
Когда мечтала ты назвать меня своей судьбой?

А помнишь ночи, что со мной ты проводила,
Прижавшись ко мне телом и душой?
А помнишь?.. или ты забыла,
Что назвала меня своей судьбой?


        МЫ РАЗВЕЛИСЬ

Мы развелись, но только ближе стали,
Ведь наша связь прочней дамасской стали.
Мы развелись, но стали только ближе,
Ведь смысла без тебя я жить не вижу.

Мы развелись, но лишь сильнее чувство,
Друг с дружкой быть – наше любимое искусство.
Мы развелись, но чувство лишь сильнее,
Как любишь ты меня, никто так не сумеет.

Мы развелись, но счастье лишь дороже,
И без другого жить из нас никто не сможет.
Мы развелись, но лишь дороже счастье,
Умрём мы в один день, пройдя сквозь все ненастья.




         ****
Давай спрячем ото всех
Наше счастье и наш грех.

Давай спрячем ото всех
Нашу горечь и наш смех.

Давай спрячем ото всех
Пораженье и успех.

Давай спрячем ото всех
Нашу кожу и наш мех.


          ****
Закончилась эпоха Водолея –
Мы зрим парад планет.
Нагой танцует Соломея.
Кольца на пальце нет.

Ползти устала черепаха –
Все высохли моря.
Посыпал голову я прахом
В день первый сентября.

Мир раскололся посредине,
И целостности нет.
Застряли среди льдов на бригантине
И зрим парад планет.

Светлеют тёмные аллеи –
Мечта твоя сбылась.
Закончилась эпоха Водолея…
А может, началась?

   
         ****
Медленно вязну в безумии,
Словно Помпеи в пепле Везувия.
Ну его, ну его, ну его.
Жаркими поцелуями
Липнет ко мне оно.
И не спасёт вино,
И не спасёт отрава.
Слева безумие, справа,
Сверху оно и снизу.
Шаг, ещё шаг по карнизу
С улыбкою Моны Лизы
Бьются о стену сервизы
Осколками режутся вены.
Любовь, расставанья, измены
С себя сходить помогают уму.
Мозги мои под хохлому,
Сердце под гжель расписаны
С тобой на бумаге рисовой
Пропитанной водкой анисовой
Выпитой за любовь.
Гуще становится кровь,
Соки становятся слаще.
Гибнет мой разум пропащий.
Медленно вязну в безумии,
Словно Помпеи в пепле Везувия.
Ну его! Ну его! Ну его!


        КУКЛА ВУДУ

Да, видно я не скоро успокоюсь, -
Угли на сердце долго-долго будут тлеть.
Я больше никому так не откроюсь,
Мне полюбить уже так не суметь.

Но даже успокоившись, тебя я не забуду,
Если ослепну даже и погружусь во мглу.
Проткнула сердце ты мне, словно кукле вуду,
И невозможно уже вытащить иглу.

А впрочем, пусть она торчит оттуда,
Напоминая постоянно о тебе.
И пусть я буду куклой вуду,
Зато единственной в твоей судьбе.

Пока игла в груди, меня ты будешь помнить тоже, -
Во снах к тебе являться стану я.
Ведь мы с тобой, колдунья, так похожи.
Теперь мы навсегда одна семья.


              ****
Даже когда все реки перестанут течь,
Сумею я любовь в груди своей сберечь, -
Она всего дороже.
Помилуй, Святый Боже.

Даже когда друзья сдадут меня врагу,
Любовь в груди своей я сберегу, -
Она всего дороже.
Помилуй, Святый Боже.

Даже когда над головой моей поднимут меч,
Сумею я любовь в груди своей сберечь, -
Она всего дороже.
Помилуй, Святый Боже.

Даже когда подстрелят на бегу,
Любовь в груди своей я сберегу, -
Она всего дороже.
Помилуй, Святый Боже.


           ****
Прогуляюсь, некуда спешить, -
Я теперь живу у мамы.
Наше чувство не заклеить и не сшить,
Не увидеть нам улыбку Далай-Ламы.

Прогуляюсь – я люблю ходить,
Мама борщ на кухне варит.
Чувства нам свои не возродить,
Будда нам улыбку не подарит.

Прогуляюсь, пусть устанут ноги,
В маминых глазах немой вопрос.
Что ж поделать, разошлись наши дороги,
И уже не улыбнётся нам Христос.


             ****
С женою можно развестись, но не с любовью,
Когда течёт она по жилам вместе с кровью,
Когда лишь только ею дышишь ты.
Когда ты любишь, ты не видишь суеты,
Обид не чувствуешь, не замечаешь оскорблений.
Всё в жизни подчиняется лишь этому явленью,
Которое на языке любом звучит красиво.
Любовь подобна горному массиву
В долине жизни одинокой.
Любовь не знает возраста и сроков,
Любовь не знает в жизни поражений.
Любовь – сердца с душой единое движение.
Любовь – божественный подарок с неба.
И мир таким прекрасным без любви бы не был.
И что бы дальше не случилось, я промолвлю:
С женою можно развестись, но не с любовью.



           ****
Я как-то опустел за это лето.
Пропали в светлый путь билеты –
Я не попал на рейс,
И жёлтый эдельвейс
Расцвёл в моей душе.
Я не попал на рейс. Туше.
Другой, наверное, не будет.
Мне стали безразличны люди,
Которые ещё недавно были интересны.
И нету в мире места,
Где б я считался местным, -
Чужой повсюду я.
И только небеса меня манят,
Но крыльев тоже нету.
Я как-то опустел за это лето.


          ****
Красок стало больше. Осень.
Четыре плюс четыре будет восемь.
Хорошее число. Плюс минус бесконечность.
И рифмой на неё ложится вечность.
Не спеша.
Здесь в рифму будет анаша,
Причём, в любое время года.
У нас одна и та же мода.
Still life сумбурный.
Бросаем мусор только в урны,
Порой издалека.
Здесь в рифму моя лёгкая рука.
Причём, в любое время года тоже.
Я всё моложе и моложе.
В висках всё больше седины.
А здесь икорка и блины
Рифмуются с графином запотевшим водки.
Тускнеют краски, и гидрометцентра сводки
Нам обещают дождь и холода.
Была бы в рифму здесь беда,
Но ты ответила мне «да»,
И снова стали ярче краски.
Ещё с тобой мы верим в сказки.
Алиса. Элли. Мумий Тролль.
Ты королева. Я – король.
Четыре плюс четыре будет восемь.
Люблю я болдинскую осень.




     ЛЮБВИ ПОМИНКИ

Любви поминки. Поминки.
Вцепился, как в соломинку,
В твой запах, в цвет волос.
Around. Between. Across.
Духи, чулочки, крабики,
И чашечка арабики,
И горький шоколад –
Поминок хит-парад.
Где ты, чувство бессмертное?
Где ты, любовь несметная?
Где ты, моя заветная?
Растаяла в сети.
Дороги не найти,
Не отвечает браузер.
И лишь товарищ Маузер
Услуги предложил.
Засох наполеон. Безвкусные коржи
На блюдечко крошатся.
Пора б судьбе вмешаться,
Но медлит эта ****ь.
По новой всё начать?
Но время вернуть вспять
Не в силах даже боги.
Странички, сайты, блоги
Собой всё заслонили.
Земфира на виниле,
Сплины в черновиках,
И пальцы на руках,
Лишённые колец.
Нет, ну каков подлец?
Изюм, ВДНХ и сладенькая вата.
Гляжу слегка подслеповато.
Давно не брит. Зарос.
Букет самых дешёвых роз
Самой прекраснейшей блондинке.
Закончились любви поминки.


            ****
Тебя благодарить буду всю жизнь,
Чего бы дальше между нами не случилось.
Качнуло наш трамвай, держись,
И сбудется, если не сбылось.

Буду всю жизнь тебя благодарить,
Чего бы дальше между нами не случилось.
И двери не забудь за мной закрыть.
И сбудется, если не сбылось.

Всю жизнь буду благодарить тебя,
Чего бы дальше между нами не случилось.
Не перешагивай через себя,
И сбудется, если ещё не сбылось.



         СТИХИ И СЕРДЦЕ

Ещё один октябрь в моей жизни на излёте.
Крошу я, словно птицам, вам стихи, вы их клюёте.
И вместе со стихами сердце вам своё крошу –
Оно мне сделалось ненужным, клюйте, я прошу.
Клюйте смелее, сердца моего на всех вас хватит.
А я стихи буду крошить вам о Христе и о Пилате,
О страхе перед кесарем, о поклонении тельцу.
Буду крошить стихи вам, словно бабочка пыльцу.
Вам вкусно? Это хорошо, слетайтесь ближе –
Стихов и сердца голод я у вас в глазах увижу.
Пихаясь и толкаясь, вы туда-сюда снуёте
И, вырывая друг у друга, сердце и стихи мои клюёте,
И каждый хочет клюнуть тот кусок, что пожирней.
Ещё вам накрошу стихов о ней,
О той, что сердца моего меня лишила.
О Соломее, что отказом оскорбясь, убить Крестителя решила.
Вас стало больше, вы клевать быстрее стали.
Но мои руки сердце и стихи крошить вам не устали,
И не устанут, пока всех стихов я вам не накрошу.
Вы клюйте, клюйте, а я дуну анашу,
Чтоб сердце дальше вам своё крошить и улыбаться, -
Вы голодны, а мне не жалко с ним расстаться.
О чём стихов вам накрошить ещё?
О том как основали города Кий, Хорь и Щёк,
О том, что скандинавов мы к себе в князья не звали.
Сердце не кончилось, стихов полно, а вы клевать устали?
Пресытились? Тошнит? Хотите закричать «довольно»?
Но только крикните – всё превратится в черепки, мне станет очень больно.
Но вам плевать, набили плотно вы свои зобы
И закричали разом. И я увидел пред собой гробы,
Присел у одного из них, череп достал и тихо прошептал:
Мy poor Yorick, час ещё мой не настал.
Октябрь этот не последний, ещё не замкнут круг.
Ещё вы будете клевать стихи и сердце с моих рук.



   С ТОБОЙ РАССТАЛИСЬ МЫ

Снег, падая на землю, сразу тает,
Остался ещё месяц до зимы,
Но осень постепенно отступает –
Печально ей: с тобой расстались мы.

Листья последние деревья осыпают,
Землю накрыл ковёр цвета луны.
Скоро зима, деревья засыпают –
Печально им: с тобой расстались мы.

Ещё плывут, плывут по речным водам,
Все в огоньках от носа до кормы,
Готовые застыть на зиму пароходы –
Печально им: с тобой расстались мы.

Теплее стали одеваться люди
От Адлера до самой Колымы.
И с каждым днём они сильнее мёрзнуть будут –
Печально им: с тобой расстались мы.

Осень в самом конце, зима в самом начале –
Мрачнеют в эту пору даже светлые умы.
И целый мир вокруг печален.
Весёлый только я: с тобой расстались мы.


          ****
Я стану твоим горьким ноябрём,
Последним в этой жизни.
Мы в один день с тобой умрём,
Но смерть твоя будет капризней.

Я стану твоим вечным «почему»,
Последним в этой жизни.
Умрём в четверг мы, на Фому,
Но смерть твоя будет капризней.

Стану твоей несбывшейся мечтой,
Последней в этой жизни.
Умрём вдвоём. За нас помолится святой.
Но смерть твоя будет капризней.


              ****
Дай Бог вам счастья, милая Елена,
И всем потомкам до десятого колена.
Дай вам Бог жизни лёгкой как перо,
И самых честных в этом мире карт Таро.






                ГЛАВА 3



          ****
Декабрь. Первый день зимы.
Не зарекаясь от сумы и от тюрьмы,
Вновь выхожу я на свою дорогу.
Куда она ведёт, известно только Богу.
Покрытый снегом путь блестит.
Только шагая по нему, способен я расти
Душой и крепче становиться духом.
Знакомый голос уловил я чутким ухом:
Над ним склонившись, Муза шепчет стих.
Мир, очарован голосом её, притих
И даже перестал ронять снежинки.
Путь неизменен – изменяются картинки,
Которые рисует время вдоль него искусно.
Идти этим путём и сладостно, и грустно:
Здесь радость всегда с привкусом печали.
И никогда не знаешь, ты в его конце или начале.
Идущим по нему этого знать не надо,
Чтобы рука не потянулась малодушно к яду,
Не тронула курок или верёвку малодушно;
Да и вообще, знать это было бы так скучно,
Что вешаться пришлось бы точно.
С этим путём с рождения я связан прочно,
И даже после смерти с ним я буду неразлучен:
На нём немало поворотов и излучин,
И смерть – всего один из них.
Муза мне шепчет, чтоб заканчивал я стих.
Пора мне в путь. На время умолкаем мы.
Декабрь. Первый день зимы.


 
           ****
И близко ты, и страшно далеко.
Порой осознавать мне это нелегко,
Порой бывает грустно очень.
Какие сказочные дни и ночи
Мы провели вдвоём с тобой.
Ты мне была родная, а я тебе родной.
Всегда мы вместе что-то пели,
Но, то ли наши песни устарели,
То ли забылись, то ли вовсе надоели,
То ли иное что, бог весть.
И ты и я на этом свете есть,
А нас уже на этом свете нету.
А как пьянила нас весна,
А как дурманило нас лето,
Но осень охладила нас.
И вот зима уже сейчас.
И близко ты, и страшно далеко.


          ****
Я прежним уж не буду никогда.
Куда ушли любовь и девяностые года,
И в жизнь мне давшая путёвку Маргарита?
Её глаза уже навек закрыты,
Сокрыла прах её земля.
И я уже совсем не тот, что прежний я.
Всё в моей жизни изменилось.
А то, что было раньше? мне, наверное, приснилось.
А был ли мальчик или нет?
Никто уже не сможет дать ответ.
И сам ответ уж никому не нужен.
Темно внутри. Темно снаружи.
Ещё вчера свет был, - сегодня уже нет.
Куда ушла любовь из школьных лет?
В русле реки вся высохла вода.
Я прежним уж не буду никогда.



       ОТПУСТИ

Отпусти её, Денис, отпусти.
Не грусти, Денис, не грусти.
Отпусти её – пусть она идёт.
Счастье ищет пусть своё. Пусть найдёт.
Отпусти её, Денис, - незачем держать.
Отпусти. Не ходи провожать.
Отпусти легко. Не толкай.
Слово сможет изо льда сложить мальчик Кай.
Отпусти её – час настал.
Отпусти её, Денис, и вдохни кристалл.
Отпусти её, Денис, напиши стихи.
Отпусти её совсем и прости грехи.
И её грехи и свои прости.
Отпусти её, Денис, отпусти.



         ****
Просто два капризных эго.
Ума Турман, Винсент Вега.
Ограниченным [___] не будь.
Прямо в сердце, проткнув грудь,
Целый шприц адреналина.
Дочь по имени Алина
Появилась у меня.
Только дружная семья
Не построилась из Lego.
Просто два капризных эго
После долгих лет разлуки,
Свив свои сердца и руки,
Не сумели вместе быть.
Вновь мне в одиночку плыть.
Завалило город снегом,
И покрылись оба эго
Инеем холодным, словно серебром.
И не отогреют кофе их и ром.



          ****
Как безнадёжно пусто и уныло.
Отлив не прекращается – луна застыла:
Всё дальше море отступает.
Кент тонкий красный покупаю,
Хотя курить сил больше нет
(На протяженьи многих лет даю себе совет
И сам же остаюсь к нему глухим).
Ребёнком, вроде, был я неплохим –
С теченьем лет я становился хуже,
И вот лежу в такой огромной луже
(Прости за плагиат, родная, - лучше не сказать).
Кому и что пытаюсь доказать?
Зачем и для кого пишу всё это?
Спутник застыл, вращается планета,
Усиливая действие отлива.
Но ждать мы будем терпеливо
Момента, когда изменит положение луна, -
Навек не может замереть она:
Тронется с места рано или поздно,
Когда благоволить мне будут звёзды,
Чтобы наполнить жизнь мою приливом.
И наплевать, что сейчас пусто и уныло.



              ****
Была жизнь «до», и «после» будет тоже.
И пусть ещё немножко сердце гложет,
На всё смотрю уже со стороны.
В том не было ничьей вины –
Должно не получиться было изначально,
Пусть и звучит это весьма печально.
Такой финал закономерен,
И глубоко в душе я в этом был уверен
Уже в начале нашей встречи.
Твои объятья, поцелуи, речи
Уже тогда казались чем-то невозможным.
Даже сейчас всё это объяснить мне сложно.
Возможно, объяснение придёт с годами
Мне или той, очень эффектной, даме,
Какою ты с годами станешь непременно.
Была жизнь «до», будет и «после», милая Елена.



                ****
Пройдёт и эта в сердце боль, утихнет понемногу.
Боль эта – жизни соль. Она угодна Богу.
Пройдёт в груди твоей тоска – не вечно ей там быть.
Покуда есть в руках хотя б одна доска – по морю можно плыть.
Грусть и печаль не навсегда – придёт и их черёд.
Весной теплей становится вода, и тает лёд.
Пройдёт и эта боль в груди – не в первый раз.
Коль так решила – уходи. Без лишних фраз.



     12 МЕСЯЦЕВ

Март съест весь снег,
Апрель растопит душу,
И я влюблюсь, влюблюсь по уши:
Любовь – самый надёжный оберег.

Май вымочит в дождях,
Июнь просушит,
И я, влюблённый всё по те же уши,
Въеду в свой лучший возраст на конях.

Июль в асфальте прорастёт травой,
А август нальёт соком груши.
И я, какие уж тут к чёрту уши,
Увязну в своём чувстве с головой.

Сентябрь станет эхом лета,
Которое октябрь холодом заглушит.
Жизнь данных ею обещаний не нарушит –
Душа накопит много света.

Ноябрь оголит деревья,
Декабрь покроет землю белой тушью,
Но ты спасёшь меня от этого удушья,
Своим присутствием развеяв суеверья.

Январь придёт морозным дедом,
Февраль метелями запушит.
Я приготовлю что-нибудь покушать,
Укрыв уснувшую тебя верблюжьим пледом. 



            КАЧЕЛИ-3

Раннее утро. Шесть часов. И вновь качели.
Весна. Но и весной со мной мои метели,
Но и весной я слышу песнь пурги.
Беги, мой век, вперёд, беги,
А я пешком отправлюсь за тобой.
Небо светлеет далью голубой.
Эти стихи мне подарил Гораций.
И грациозный танец Граций
Доступен стал моему взгляду.
Пустились с ними в пляс наяды
И нимфы следом тут как тут.
И Музы мне венок плетут.
И Пан мне улыбается улыбкой лисьей.
«Ты продолжай писать, наш славный Дионисий,
А нам пора, мы возвращаемся назад».
Вновь видят двор мои глаза,
Песочницу и маленькую горку.
«Заканчивай свой стих, - шепнул мне Лорка, -
Он уже стал подобен птичьей трели».
Я соглашаюсь с ним. Спасибо вам, качели.




        ****
Искать со мною встреч,
Искать со мной разлук,
Хранить и не сберечь,
Раз выпустив из рук.

Надеяться и ждать,
Отчаяться, отречься,
Уверенно идти, блуждать,
Забыть и вновь увлечься

Уже бесповоротно, навсегда,
Забывши обо всём на свете.
«Нет» прокричать, шепнув мне «да»,
Ведь я единственный твой ветер.


    ПУСТЬ ТЕБЕ ПРИСНИТСЯ СОН

Пусть тебе приснится сон, где мы с тобою дети,
По аллее, взявшись за руки, идём.
Сон, в котором солнце ярко светит.
Сон, в котором только мы вдвоём.

Пусть тебе приснится сон, где мы подростки,
Я к тебе зашёл, позвал гулять.
Встали мы с тобой на перекрёстке,
Начали друг дружку целовать.

Пусть тебе приснится сон, где нам за сорок.
Дом полная чаша, пара сорванцов.
Сон, в котором мир тебе наш дорог,
Где целуешь ты моё лицо.

Пусть тебе приснится сон, где мы уже совсем седые,
Сидя на веранде, слушаем прибой.
Сон, в котором мы – родные.
Сон, где только мы с тобой.
 

      ВЕРНИТЕ МНЕ ДЕНИСА

Верните мне Дениса моего, прошу, верните.
Бумагою подарочной красиво оберните
И подарите его снова мне.
Верните незаметно, при луне
И в спальне на кровати аккуратно уложите.
Верните мне Дениса моего, прошу, верните.
Он – мой, лишь мой, мой навсегда.
Верните мне Дениса, города,
Верните мне Дениса, улицы и реки.
Пускай закрыты будут его веки,
Пускай он в это время будет спать.
Пускай вернётся время вспять.
Но только ничего ему не говорите,
Верните тайно его мне, прошу, верните.
Мне пусто без него и одиноко.
Жизнь без Дениса, словно сон глубокий,
Без пробужденья сон, без сновидений.
Верните мне его, готова встать я на колени,
Готова вас молить и умолять.
Верните мне его, верните время вспять.
Навек мы связаны невидимою нитью.
Верните мне Дениса моего, прошу, верните.



            ****
Нам былого не вернуть уже назад,
Слишком поздно жать на тормоза,
Не ищи любовь в моих глазах, -
Нет её.
Прошлого уже не воскресить,
Воду в решете не наносить,
И прощенье незачем просить, -
Поросло давно всё быльём.

Нам прошедшего уже не воротить,
Как иголку в стоге сена не найти,
На часах твоих без пяти, -
Ровно на моих.
Чувство старое не сможем мы вернуть,
Опустилась в градуснике ртуть,
Мы прошли отмеренный нам путь
На двоих.

Нам былого не вернуть уже назад,
Винограда не дала лоза.
И скатилась по щеке твоей слеза, -
Вот, возьми платок.
Прошлого уже не воскресить…
Заболтался, извини, хотел спросить,
Может, смогут нас от холода спасти
Чашка кофе и рома глоток?



         ****
Денис, какая же ты сука!
А ты забыла? Ты не забывай.
Goodbye, my love, goodbye.
Пирс в мост не превратился.
Кусто акулой подавился.
Размыло берега.
Я в голых тётках у де Га
Не вижу красоты
Душевной пустоты
Вангоговского уха.
Денис, ну что же за непруха?
Потерян обретённый рай.
Болезнь морская и икра.
Гранатовый альбом. Ромашки.
Родились мы с тобой в рубашке.
В одной рубашке на двоих
Размером с этот стих.



             ****
На подоконнике моём растёт трава.
Да, милая, ты, как всегда, была права:
Не переделаешь урода.
Моя поэзия иного с вашей рода,
Иного, как тут не крути.
Есть две дороги у пути.
Вы по одной идёте, я же выбрал обе.
Смотрите: с сигаретою, в очках и в чёрно-красной робе
Я дунул и иду.
Поэзии есть место и в аду.
Привет, Бодлер, как сам?
Стихи стекали по усам,
И Пушкин был небрит.
Его поэзия, жжёнке подобная, горит,
Моя, подобно трубочке, дымится.
Ночь на дворе, а мне не спится.
Страстная пятница. До Пасхи не растёт трава.
Да, милая, ты, как всегда, была права.



    СКВОЗЬ ЖИЗНИ ПРХОДЯЩАЯ ЛЮБОВЬ

Шесть сорок пять утра – час моего рождения.
Признаюсь, я не проявил особенного рвения,
Чтоб появиться в этом мире пошлости и зла.
Когда в покой родильный медсестра меня везла,
Я был задумчив и молчал.
Роддом – начало всех начал
Для большинства живущих на планете.
Здесь появляются для жизни дети.
И я, средь прочих, не был исключеньем.
Рождение ребёнка – это приключенье,
Которое спустя определённый срок прервётся.
Малыш пьёт молоко, растёт, смеётся.
Я был другой: я плакал до трёх лет,
Протест свой выражая появлению на свет.
На грыжу всё списали глупые врачи.
А мама говорила: Денёча, не кричи,
Пустое. Родился ты – назад дороги нет.
Под скальпель лёг я в возрасте трёх лет
И, выйдя из больницы, плакать перестал:
Смирился, маме внял. Фотоальбом семейный полистал,
К соседям по бараку присмотрелся
И понял, что хоть этим миром я уже наелся,
Придётся всё же в нём мне жизнь прожить:
Расти, с людьми встречаться, ссориться, дружить
И жизни смысл искать по новой.
Сначала мне пытались впарить, что он в том, чтоб быть как Вова,
Ильич, Ульянов или просто Ленин.
Значок повесили, хотели, чтобы встал я на колени,
И чтоб борцом я за идею коммунизма стал.
Схема была давно налажена, отточена, проста,
Что позволяло ей легко завладевать умами.
Пришёл со школы как-то я, прижался щекой к маме
И всей душой и сердцем ясно осознал,
Что всё это развод и близится финал –
Уже давно идея эта не годится.
Тогда же понял я, что Воркута – столица
Не только Коми, но и остального мира.
О том, как в мавзолее в первый раз услышал звуки Лиры,
Я вам в других стихах подробно рассказал.
Я продолжал расти, учился хорошо, ходил в спортзал,
Где мои руки полюбили баскетбольный мяч.
Решенье сложных жизненных задач
Мне вздумалось на время отложить:
Когда ещё смогу я беззаботно так пожить?
Решил, что детства отнимать я у себя не буду.
И вот каким-то волшебством, неведомо откуда
Она пришла в наш шестой класс.
Любовь когда-нибудь стрелой пронзала в сердце вас?
Убийцею с ножом из-за угла на вас кидалась?
Её увидел я, и в голове моей и тени не осталось
От мыслей о рождении, о тайнах бытия.
В этот момент только она была и только я.
Не надо было ни вопросов, ни ответов –
Вот вам любви, сквозь жизни проходящей, верная примета.
Вот, почему я в этом мире вновь –
В мир этот привела меня любовь
К девчонке этой с карими глазами.
Она прошла, за парту села, а я замер
И долго-долго не мог взгляда отвести.
Любовь эту через всю жизнь буду нести
И в мир иной с собою заберу –
С такой любовью, что на этом свете, что в ином миру
Готов рождаться, жить и умирать,
Чтобы любить, болеть любовью, от любви страдать, -
Главно, чтоб это чувство со мной было.
Девочка мельком на меня взглянула очень мило
И через двадцать лет женой моею стала.
Светилась счастьем, красотой блистала –
О женщине такой я и мечтать не смел.
Но за год брак наш раскрошился, словно мел.
Признаться, в том одна моя вина.
Женою идеальною была она –
Я к роли мужа оказался не готов:
Ни толком содержать семью, ни подарить букет цветов,
Чтоб просто сделать ей приятно.
И по сей день мне непонятно,
Как же такое между нами приключилось
И почему же ничего не получилось?
Ведь девочка была именно та,
С которой я хотел бы лет до ста
И даже дольше, после смерти.
Я тут наврал с три короба, вы мне не верьте.
Искать по новой смысл этой жизни силы и желанья нет.
Я постоянно плакал до трёх лет.
С тех пор минуло ровно тридцать.
Была девица. Нет девицы.
Быль-небыль, явь и страшный сон.
Я до сих пор в неё влюблён
Не меньше, чем тогда, когда она вошла в наш класс.
Любовь стрелой когда-нибудь пронзала в сердце вас?
Убийцею с ножом из-за угла на вас кидалась?
Мне эта девочка так в детстве улыбалась,
Что в жизни следующей её я без труда узнаю вновь.
Поможет это сделать мне сквозь жизни проходящая любовь.



              ****
Живу один. Затворником. На рыжей ветке.
Курю. Пишу. И с мамой вижусь редко.
С другими вижусь ещё реже.
Стакан. Бутылка джина. Хлеб несвежий.
Кого-то позабыл я вовсе.
Верлен. Уэлш. Павич. Осень.
Иные позабыли обо мне.
Курю. Пишу. Часы застыли на стене.
Застыл я с ручкою в руке.
И стих застыл в этой строке.





                ЭПИЛОГ



             РАТМИР И МАРТА

Любовь, бывающая в жизни раз, у нас случилась,
Но жизнь вдвоём не получилась –
Быть вместе не сумели мы.
Стихов написаны томы,
И горьких слёз пролиты реки.
Прощай, моя любимая, навеки.
Быть может, через двести лет
Мы вновь с тобой увидим свет,
И вновь окажемся за одной партой.
Меня Ратмиром будут звать, а тебя Мартой.
Ещё прекрасней будут наши лица,
И мы, конечно же, не сможем не влюбиться,
Души и сердца угадав друг в друге идеал.
И мир этот вновь будет слишком мал,
Чтобы вместить нашу с тобой любовь.
И мы, конечно, захотим быть вместе вновь.
И в этот раз ошибок жизни нынешней уже не повторим.
Поедем на медовый месяц в Рим,
Отметим нашу годовщину в Праге,
А первый юбилей отпразднуем в Гааге,
Сбежав через три дня оттуда в Амстердам.
Смогут вернуть Ратмир и Марта счастья нам,
Сейчас живущим в двадцать первом веке.
Попросит счастья властелин, чтобы подняли ему веки,
Рукою властною укажет он на нас,
Чтоб получилось всё на этот раз.
Чтоб неразлучными Ратмир и Марта стали
И счастье жизни прошлой наверстали.
Продолжить в детях чтоб смогли родов своих колено,
Дав первенцу имя Денис, а дочке младшей – Лена.
Чтоб дом их был на радость всем полная чаша,
И чтобы не было на белом свете пары краше.
Мечты чтоб все у них, наши с тобой включая, сбылись,
И чтобы в час один за ними ангелы с небес спустились.
Но всё это в грядущей жизни лишь случиться сможет,
В которой будем мы умней, красивее, моложе;
В которой не расстанемся уже, однажды сев за одной партой,
В которой буду я Ратмиром, а ты будешь Мартой.




                P.S.

                ****
Умру я, но останусь жить в своих стихах,
И после каждого прочтения воскресну.
Какая разница, Господь или Аллах, -
Под тысячью имён Он на земле известен.

Умру я, но останусь жить в своих рассказах,
Пока ещё не сочинённых мной,
В разобранных понравившихся фразах.
Умру, но загорюсь звездою над землёй.

Умру я, но останусь жить хотя б в одном романе,
Где героиней главной сделаю Любовь,
Которая в конце романа смерть обманет.
Умру я, чтоб когда-нибудь воскресну вновь.