Щупальца времени рассказ

Щупальца времени так неосторожно
гладят меня по вискам.
Было прозрение, было мгновение –
расставила все по углам.
Жизни лишалась, время дышало,
в спину уткнувшись стволом.
Время мешало. Жизнь обещала
горы пройти под щитом.

Даже не мыслила – буду воинственной
девственно чистой, святой.
Криком неистовым, станом безлиственным
я остаюсь под грозой.
А за плечами дороги победные,
остервенелые дни.
Щупальца времени сделали бледными
впалые щеки мои.

Тот, кто со мной оставался загадочно,
следуя точно во след,
Не изменился, мир зная не сказочный,
свой доедает обед.
Плащ мой прокуренный, время прокручено.
Завязь свирепа как волк.
Столько не сделано, столько пропущено,
столько не взято мной в толк…

Щупальца времени так настороженно
тащат куда-то меня.
Столько забыто, еще больше – сожжено.
Все, где хватило огня…



– Оглядываюсь назад и пересчитываю время, пропущенное в каком-то тумане. Оказывается, не помню множества лиц. Где я была? Кем я была тогда? Что стало тому причиной?...

Необъяснимо легко теперь мне стало оглядываться назад. Теперь я точно знаю, что ничего и никогда не изменила бы. А тогда… Металась по лабиринтам памяти, выискивая стратегии. Изнуряла себя работой мозга, которая все больше и больше приводила меня к мысли, что не я хозяин положения. Кто же?

Я верила в Бога. За это и платила. Я предавала его не раз, свято храня надежду, что спасаю его. Обманывала себя и верила себе. Иначе – умерла бы от угрызений совести. А так – умерла от лживости. Мне часто думалось, что, напротив, это Он обманывает меня. Ставит меня в тупик, разворачивает спиной к выходу и подсылает препятствия, через которые я не могу перешагнуть. Приходилось переползать. И так я ползала, уверяя себя в полезности всех моих дел. А главное, в их безвредности и необратимости.

Но не все было так, как я хотела. Мир, выстроенный сложными переплетениями моего мозга, существенно отличался от того, который видели мои глаза. Даже не так… который могли бы видеть мои глаза. Если бы я была зрячей. Но некоторое время я была слепа и глуха… А таким не выдают оружие.

Я что-то защищала. Теперь мне уже не вспомнить той незримой мечты. Я защищала кого-то, но все, кто мне дорог, остались со шрамами. Кто-то на теле, кто-то в душе. Сейчас я понимаю – это меня всегда защищали. Стояли за моей спиной, молча исправляя мои ошибки. Шли передо мной, показывая мне свою храбрость. Держали под руки, не пуская умереть от безрассудства.

Но все тщетно. Я напоролась на то, чего всегда боялась – на совесть. А время так неумолимо все расшевеливает в душе. Снова и снова я начинаю думать о своей жизни. И снова и снова все осмысливаю по-разному. Я так и не поняла – кто я на самом деле. Чьей женой я была, кому приходилась матерью… Ради чего и против кого боролась…

Я не заметила, как превратилась в старуху, живущую в придуманной войне. Одинокую, брюзжащую. Она некрасива. Она уродлива. Душа у нее заблудшая, а вера так и осталась преданной. Мне она не нравится. Я хочу убить ее, расставив в памяти все по местам и поняв что-то тайное. Она не похожа на ту меня, что влюблялась постепенно в зверя. Но она и есть та я, что этого зверя полюбила.

Если в моих терзаниях его вина?

Должна ли я была отказаться от женского счастья, ради долга?

И было ли у меня это женское счастье?

Сейчас моя постель пуста. Мое сердце пусто. Он все так же красив и безумен. Я тоже безумна, но не настолько.


Я стала забывать имена людей, которых хранила в сердце столько лет. Все те имена, которые выбиты на погребальном камне. Есть ли в том моя вина? Да, корабль утонул, а капитан – жив. И в глубоком маразме. Он страдает, вспоминая буквы, даты, причины. В его сердце звучит погребальный набат, а его мозг постепенно заглушает этот лязг музыкой старения.

Капитан уже не может держать оружие в руках. Он не защитит больше никого.
Он никогда больше не попадет в яблоко мишени. Его меткое зрение осталось располовиненным. Еще одно уродство или гордость?

Кто сделал меня такой?

Смотрю на свой портрет… Молодой блеск синих глаз, тонкие сильные руки, шея без шрамов и дыр. Когда я позволила себе стать неиссякаемым источником жизни? Мне трудно это вспомнить. Был ли у меня выбор?

Я помню лишь истерзанное тело дочери, ее потухающие глаза. И все, что я могла сделать для нее – это стать ее жизнью. Раны на шее, руках и груди не успевали заживать. Я стала бутылкой, наполненной кровью. Растила ли я тогда монстра, хищно высматривающего во мне жертву?

Была ли я жертвой для нее? Я бы хотела сейчас ее увидеть, но мне остается лишь жить надеждой, что никто не пристрелит ее однажды.

Когда вернулся мой сын?

Я уже тогда превратилась в развалину или уже после?

Казалось, что я и не знала его. Он пугал меня, заставляя дышать ровнее, чтобы не выгнать его сию же минуту из дома. Выгнала ли я? Или это он покинул меня навсегда?

Мне не найти ответов. Я никогда не смогу избавиться от назойливой мысли, что все могло быть по-другому. Кто дал мне право так думать? Ведь все шло так, как задумал Он. Я всегда старалась советоваться с ним. Или это не Он отвечал мне? Может, тот голос принадлежал кому-то другому. Тихо он нашептывал мне решения. А иногда молчал. Тогда ли я делала ошибки? Или именно тогда я поступала правильно?

С каждым годом этот дом становится все холоднее. Он пуст. Я – не в счет. И те, кого я уже не знаю в лицо – тоже. Они пустые тени, безликая вереница дел, совершаемых по распорядку дня. И уже не я отдаю им приказы. Я лишь по старой привычке требую утренний чай. Но он перестал меня радовать…

Были дни, когда чай оживлял меня. Иногда – усыплял и снимал всю мою боль. Мелиса, лаванда… Забытые и неповторимые запахи сейчас превратились в звук чужого голоса, повторяющего мне эти слова. Кто сейчас по утрам впускает в мою спальню солнце? Я даже не вижу его. Не смотрю. Мне достаточно того, что он не похож. Нет, совсем другой. Чужой, пустой… Как и его чай.

От этого ли и я стала пустой?

Может все дело в том, что не стало того человека, кто был моей совестью, моим разумом?... Он не оказался вечным, как я того хотела. Но он остался таким же тихим, как и всегда. И незаменимым.

Нет, слезы я не люблю…

Я всегда мечтала, чтобы моих слез никто не видел. Но о них знали все. Я не смогла их скрыть ни одного раза. Но все, кто их видел делали вид, что… Что Сэр не может плакать.

Девочка всегда притворялась Сэром. Сэр всегда претворялся девочкой…
Было ли это началом путаницы и нелогичности моей жизни? Могла ли девочка держать в руках оружие? Мог ли Сэр воспитывать детей?

А ведь все было именно так. Я начинаю это понимать лишь сейчас. Когда догорает третья сигарета. Я была девочкой, играющей в войну. Именно девочка делала те необдуманные выстрелы. И именно она вела за собой игрушечных солдат. Потом она же плакала по их душам, и она же выдумывала веру. Потому что это была веселая игра!

А черствый и бездушный Сэр всегда появлялся тогда, когда девочке не хватало сил обнять дорогого, но непонятного ребенка. Тогда он включал свой напускной героизм и не вовремя отталкивал от девочки всех, кто сейчас – старухе – так дорог.

Может ли кто-то быть дороже детей?

Когда-то мне казалось, что нет.

Потом эти выродки нашли по первой жертве. Потом их отец оказался все тем же чудовищем… И мое изнасилованное материнское чувство превратилось в ненависть собственных детородных органов. Когда они начали быть существами? В момент зачатия или рождения? Та непорочность первого снега, огласившая их рождение, в моем сознании сменилась смрадом текущих кровавых рек. Текущих по улицам, по коридорам моего дома, по моим венам…


В какой-то момент меня начало воротить от вида крови. Мой предел был найден. А потом – сорван. Я всю жизнь боялась стать такой, как он. А кем стала? Вино уже не обжигает горло. Но все так же лечит душу. В памяти все становится другим. Живым и прошлым. Когда я начала жить этим прошлым? Когда у меня не стало будущего?

Я все жду, что так же не станет и меня. Но я – долгожитель. Еще не раз я впаду в маразм, еще не раз я подожгу дом. Я все также сплю с заряженным револьвером, но уже не хочу спасаться. Когда-нибудь я, отчаявшись умереть, согрешу в последний раз. Стану ли я тогда святой? Или буду так же, как сейчас блуждать по лабиринтам своей памяти, выискивая ответы. Блуждать вечно. Столько же, сколько будет жить на свете мое Чудовище.




- Кому же достанется дом?
- Это все, что тебя волнует? Забирай все себе. Твой отец заслужил это. Вам вдвоем с матерью тут будет хорошо… Только не сжигайте портрет моего отца. А впрочем, я сама это сделаю…