Южная хроника

1.

Люблю любое сочинение
начать и кончить отступлением,
точней подлить в кострище масло.
И вот пришла тому пора,
хотя костры здесь жечь опасно,
поскольку днём стоит жара.

Кавказа высились вершины,
как бы сошедшие с картины
Неджапаридзе. Впрочем, он
сюда не раз ходил с треногой,
живописать пейзаж с дорогой
и кистью мазать об картон.

Где около пансионата
торгуют местные ребята
вином, черешней, алычой…
Где воздух свеж и ветер жарок,
и запах от мясных поджарок
летает книзу головой*...

2.

Не знаю – с радости иль с горя
о берег бились волны моря,
скользил повсюду плавный свет,
кричала чайка возле мола…
И думал я, что Марко Поло**
был выдающийся поэт!

Но не считал я за поэта
Ивана Дмитрича. За это
меня он сразу невзлюбил.
Читал стихи в пансионате
написанные к каждой дате,
а так же с помощью чернил.

Его фигура походила
на памятник. В нём что-то было
от мудреца и от юнца,
лицо почти без выраженья  –
кирпич с бровями… Но с почтеньем
все отнеслись к нему. Винца

домашнего в кувшине взяли
у армянина. Завязали
литературный  разговор:
две полных женщины из Пскова,
делец с женой из Кишинёва
да старичок с Уральских гор.

Вот здесь-то мы скрестили шпаги!
Ивана Дмитрича бумаги
с карандашом я прочитал:
расставил в тексте запятые,
слова поправил… Но такие
он правки нет, не понимал!

Он стал читать стихи о мире
и о войне, греметь на лире
на всю ивановскую! Ну!..
Что любит море, воздух, пальмы,
что он, вообще, (поэт опальный!)
прошёл великую войну!

Бывало в жизни и похлеще,
я рассказал такие б вещи,
да сам не верю в них давно.
Такое, точно, не встречал я:
одна из женщин затрещала
мне прямо в ухо, что дано

понять не каждому поэта,
что не к лицу мне дерзость эта.
Другая взглядом обвела
всех, кто присутствовал… С дивана
приподнялся делец и странно
так засмеялся: « Ну-у дела!..»

3.

Жена дельца, о ней бы можно
сказать побольше, осторожно
округлым тонким ноготком
водила по столу, нисколько
не удивляясь. Только… только
вздохнула тихо. Но о ком?

С Иваном Дмитричем  любезно
она здоровалась. Известно
что с ней он раза два подряд
спускался к морю. Между нами
он обращался к ней стихами…
И муж её тому был рад.
Её прическа, та, что носят
иные женщины, на осень
была похожей. Кто поймёт
что хочет женщина примерно
лет в тридцать семь, тот непременно
её от мужа уведёт.

Тогда не думалось об этом,
все защищали честь поэта.
И старичок с Уральских гор,
как будто с целью воспитанья,
произносил, не без желанья,
свой преособый приговор.

Как тост, произносил он стоя,
что я дитя времён застоя,
не знаю голода, войны,
что старших поправлять мне рано,
что за народ Афганистана***
воюют лучшие сыны,

а я баклуши бью, бездельник,
живу, как будто понедельник
с субботой спутал. Что меня
как дезертира бы сослали,
а то и вовсе расстреляли,
кабы не эти времена…

4.

И тут своих я вспомнил дедов,
пахавших в поле без обедов
за власть Советскую и за
неё же, власть, и пострадавших,
и за отчизну воевавших
в сороковых годах… Коса

войны, репрессий подкосила
всех без разбора!  Что за сила
их за собой на смерть вела!
Я вспомнил то, чего не ведал,
и даже то, что в день Победы
погода пасмурной была.

Молчком я вспомнил и не это,
Но я отвлёкся, честь поэта
была гурьбой защищена!
Две полных женщины из Пскова,
делец с женой из Кишинёва
да старичок смотрели на

Ивана Дмитрича… Что дальше?
А дальше -  больше, но без фальши,
скажу, что нечего сказать!
Я свой стаканчик отодвинул,
сказал: « Прощайте!» - и покинул
компанию… Чтоб не терять

ни времени, ни вдохновенья
на физкультурные движенья,
чтоб всё пустое – позабыть!
Чтоб удивиться южным склонам,
Магнолиям, дубам и клёнам…
И этот край себе явить!

_________
* Есть такая легенда.
** Итальянский путешественник, посетивший
эти края в 13 веке.
***Советские войска исполняли интернациональный долг
(Есть такой долг) в государстве Афганистан в 80-х годах 20 века.