пушины мира

1.


Страница белая жива.
Чему послужишь ты основой?
Какие нанести слова
на белый плат листа живого?

Страданье музыки самой,
лес опрокинутых деревьев
и сон сирени голубой
и золотые солнца перья.

О посети меня печаль,
пусть красота охватит душу,
чтоб не один еще корабль
постылую покинул сушу.

2.


Дуба даром не дам я -
дуба даром возьму.
Все пути мирозданья
нас уводят во тьму.

Только тот и свободен
кто, задвинув на речь,
пустоте соприроден,
каковой - не изречь.

Напоследок раздеться
и в себя заглянуть -
путь имеющий сердце
самый подлинный путь.

3.


Я воздух сумрачных черешен,
мой голос вкрадчив как змея,
на кронах отческих развешен...
О путник, посети меня!

Я был влюблен и околдован,
сражались с эльфами цветы,
когда благоухал и цвел он,
сей сад в котором - я и ты.

Его покинуть я не в силах.
Вдыхай же глубже, человек -
закончен век и гибнут гривы
глобальных, сумрачных дерев.

4.


Полудень, знойный и слепящий.
Молчим задумчиво давно
в беседке, в виноградной чаще,
вкушая вечности вино.

Порой, на неживые лица
наводят сумрак облака...
Молчанье длится, длится, длится
и не прервётся никогда.

И льётся свет неутомимо,
нисходит пух мерцая в тень.
И суета проходит мимо,
за чешуёй зелёных стен.

5.


Свалка солнечного лома
на отшибе бытия
смерть - предельная свобода
от всего, что вижу я

Воздух дышащий сравненьем
с мириадами миров
станет просто уравненьем
в математике богов

Что ж прочтём, честнЫе люди,
в райские входя врата?
Пусть надежды ПОЗАБУДЕТ
всяк допущенный сюда?

6.


Я расскажу кинжалом острым
тебе историю мою,
а дуги сабель словно косы
в ответ мне о тебе споют.

Мы будем драться осторожно
вплетаясь в вечер плотью тел.
Остер язык из темных ножен:
чуток запнулся - не у дел!

Но то не мне - тебе сердешный
внимать остаться в темноте
скалАм сырым, деревьям вешним
и тихо льющейся воде.

7.


Медузой ангелообразной,
люминисцентной и пустой
хотел бы бороздить пространство
я с потаенной красотой.

Я выражал бы телом страсти
вольней, чем душу - облака,
и нити солнечного счастья
тянул бы в мелких пузырьках.

А после - выброшенный бурей,
когда придет тому пора -
на камнях высох бы к полудню
и не оставил бы следа.

8.


Покуда движется перо,
лицо становится печальней,
мечты летят дорогой дальней
и сердце видит глубоко.

Как в лучезарном полусне
нас позабыли в запустеньи,
где дрейф пылинок - откровенье
и облик Господа везде.

О как же сладостно молчать,
не превзойти молчанья звуку,
ползут улитка и минута
и тонут в знающих лучах.

9.


Я кровью мою это золото,
смываю слёзы облегченья -
любой почувствует в ладони взяв
вес собственной своей вселенной.

Круженье листьев в белом солнце
подчинено одним законам
с горящим в Классики оконце
"На холмах Грузии..." где слово

лишь открывает нечто вечное,
лишь пропускает свет собою,
что и без нас струился речью
из глубины немого моря.

10.


Глаза навечно приоткрыты
и приотворены уста,
лишь ветра слабые порывы
колеблют прядку у виска,

в лучах пылинки золотисты
плывут сквозь комнату вотще,
навряд ли в жизни больше смысла,
чем в их привычной красоте.

Пускай же тёплый воздух ласков
и успокаивает нас,
да будет жизнь твоя прекрасна,
а смерти - безмятежен час.

11.


Нет, я не лист в саду пустом -
на древнем языке восторга,
любви и юности родном,
я изъясняюсь превосходно

и потому не одинок!
Но что мне общества отрада,
когда единственный листок
мне заменил все листья сада!

Мы вместе осенью падём,
порывом сорванные ветра.
И превратимся в чернозем
и я и он - одновременно.

12.


Ты стала старой и роскошной,
а ведь давно ль, императрицей,
взошла на трон (через окошко)
и кухню выбрала столицей.

Мы во дворце твоём за чаем
потонем в наслажденьи тихом,
осколки Бога, не скучаем
(был Бог на личности рассыпан).

Ни казней, ни интриг, ни денег,
ни утомительных законов -
утрачен смысл, исчезло время,
всё стало частью апейрона.