Тихим морозным вечером...

Тихим морозным вечером я прогуливался по городскому парку. Снег, к сожалению, не падал, не кружился хлопьями, не ложился на деревья. Было просто пасмурно. Но это совсем меня не огорчило.
 
Мимо пробежал молодой папа, везущий на санках маленькую дочку. Она весело и звонко смеялась. Проводив их улыбающимся взглядом, я пошёл дальше.

Аттракционы были присыпаны снежком и  выглядели мёрзнущими. Гораздо привычнее им было стоять в жарком летнем мареве и слушать визги восторженных посетителей.

Всё вокруг очень спокойно. Всё молчит. Однако ощущения мёртвости нет, потому что деревья живы – они просто спят. И пруд жив – он просто укрылся льдом. И трава жива – она просто спряталась в землю.

Иду дальше. Под ёлками стоит памятник. Я почему-то решил с ним поговорить. Он, не удивляйтесь, тоже был живым. Подхожу и спрашиваю: "Ну что, Владимир Ильич, стоите? Холодно, наверное?" А он: "Вы знаете, не столько холодно, сколько одиноко. Вот раньше вроде и каруселей с качелями не было, и фигур деревянных, а народу весёлого было больше.
Помню, лет двадцать восемь-тридцать назад был у меня хороший знакомый. Он, правда, не знал что я живой. Удивительно вообще, что Вы это почувствовали… Зато я чувствовал его великолепно! Каждый вечер приходил он в половине восьмого. Нервничал, на часы смотрел – ждал свою возлюбленную. Она тоже особо не задерживалась – приходила минут за десять до назначенного, щебетала всё что-то.

Кстати, он никак не мог решиться её поцеловать. Вот вроде и соберётся с духом, обнимет её, а стеснение всё равно верх берёт.

Так вот и встречались они. Каждый вечер. И мне вроде занятие находилось – то ёлкам скажу, чтобы не шумели, то соловья спеть что-нибудь попрошу. Видите ли, я ведь только сделан из бронзы, а на самом деле тоже всё чувствую и понимаю.

А потом, однажды вечером, он в военной форме пришёл. И сказал: "Я ухожу. Но я вернусь. Вернусь обязательно." В тот вечер засиделись они допоздна и ушли вместе.

А через полтора месяца пришла она вся в слезах и с пустым взглядом. Читала письмо командира полка. Я очень переживал за неё, поэтому мало что запомнил. Было там что-то про бой, про захват высоты, про героическую гибель. Хотел утешить её, да не знал как, вот и стоял молча. Не нашёлся я, что сказать. А с того вечера и не видел её больше.

Вот так… А нынче нравы другие – свидания возле меня не назначают – всё больше по ресторанам, по дискотекам да по квартирам ходят. Дурные нынче нравы-то. И говорить не хочется…

Вы меня простите, пожалуйста. Я Вам грустную какую-то историю рассказал. Вам бы и не надо…"

"Ничего-ничего! А вы не против, если я к вам буду почаще приходить?"

Он ответил: "Конечно, приходите! Я Вас буду здесь ждать. Никуда не уйду." И улыбнулся грустно.

А я пошёл дальше, думая: "Надо же, а сегодня памятники живее людей…"