Двадцать анисовых лет -монолог-

Год нулевой…

"Надо же… Пятьдесят восемь… Вроде совсем недавно появился первенец. Наш малыш. Резвился, мамке с отцом покоя не давал. Ночами из-за него не спали… Вон он – сидит – малыш. Малышу уже тридцать четыре. Слава Богу, на дни рождения приезжает – а то забыл совсем. Сказать ему, что ли, чтобы он там – на работе своей – не вздумал внимание обращать на женщин каких-нибудь. Ленка-то ему одна такая досталась. Больше не будет. Нам в семье вообще на жён хороших везёт. Посмотришь вон – соседи те же – смолоду сойдутся, поживут – глядь – и разбежались. В чём причина? И ищут всё чего-то. Ищут. В том фильме девчонка, хоть и молодая совсем, а правильно сказала: "Каждому в жизни даётся шанс. Кому-то в восемнадцать, кому-то в двадцать пять, а кому и к сорока". Да только вот так они к сорока привыкают "искать", что и не нужен им этот шанс. Надобность надёжной руки – она позже приходит. Годам к семидесяти. Дети – детьми, да жизнь-то у них своя. И время своё. Поэтому хорошо всё-таки, что нам с жёнами везёт. А он парень видный. Да при положении. Как бы не надумал чего. Сейчас-то не наше время. Мы-то раньше этого боялись. Позором считали. А они в порядок вещей это ввели. Вдруг возьмёт, да и решит обмануть Ленку. А женщину – её ведь не обманешь. Можно, конечно, но для этого она сама должна захотеть обмануться. Иначе – ничего не выйдет. Женщина другую женщину нутром чует. Самым предсердьем.

И второй тут. Тоже только по праздникам приезжает. Да ещё когда проблемы какие. Это хорошо. Значит уверен во мне. Не во мне, вернее, а в нас с мамкой. Значит, знает, что в случае чего – мы поможем. Значит, мы ещё вес имеем! У него жена тоже хорошая. Странно это… все жёны – и все хорошие… Думается мне, это от того, что дух в нашей семье такой. Вот дед маму уважал. Всегда хвалить старался, да иногда советы давал – невзначай вроде. Я когда жену в дом привёл, от отца услышал: "Смотри не вздумай её обидеть! И жаловаться мне на неё не приходи – всё равно на её сторону встану. Женщина – она чаще права бывает. Не потому, что умнее, а потому что природой ей это дано". Вот так у нас всегда к жене и относились. А она нам в обратную тем же отвечала. И уважением, и заботой, и лаской. Хорошо это.  Вдвоём-то оно – и горести, и радости легче переносить.

Уж и внучата пошли. Нынче рожают поздно. У малыша нашего в двадцать семь первенец появился. А через два года – девочка. Внученька. Рано, может, ещё говорить, но вижу – будет она скромная, спокойная. Таким в жизни трудно. Дай, Бог, чтобы муж попался с локтями сильными. Чтоб пробиться мог. А то будут сидеть вдвоём на печи, как сестра моя с мужем.

Да вон и от второго уж внучок подрастает. Бойкий какой, пухленький. Ему бабка к зиме комбинезон купила – синтепоновый, бордовый – так он в нём, как капюшон оденет, на вишенку похож. Смешной такой – бежит, падает, встает. Всё нипочём. Спортсменом будет, или этим – как их… бизьнесменом. Слово-то мудрёное. Раньше, когда я в горкоме работал: помню – одно им имя было – спекулянты. А теперь только они и в почёте. Да простой народ тоже бизьнесменничать пытается: кто петрушкой торгует, кто мочалками. Некоторые на базарах в палатках стоят. И в жар стоят, и в холод. А деваться им некуда, потому как есть что-то надо, и детей кормить. Кто где раньше работал – забыли уже. Нынче за нас всё китайцы делают. А мы только перепродаём друг другу. Сегодня у нас в стране своего ничего нет. Разве что водка… Да и та, ежели хорошая, дорогая слишком, чтобы быть народной утехой. Да уж… Работать сейчас немодно. Хоть и говорят, что, мол, жить стало лучше – свобода. А получается – осталась одна свобода - попрошайничать. Потому как и воровать уже нечего.

В страшное время нашим детям жить приходится. Нам оно всё попроще было: партия, какая-никакая, а одна. И приходилось ей что-то делать для народа, а то народ этот мог и взбунтоваться. Если все бунтуют – всех нужно стрелять. Но стрелять некому, потому как стрелки – тоже люди – тоже бунтовали бы. А сейчас-то видишь как…

Есть в человеке ниточка особая – спинной мозг называется. И вот ежели что с ней случается, то человек ни стоять, ни ходить, ни сидеть – ничего не может. Лежит как камень. И кости, и мышцы бесполезными оказываются. Вот и со страной нашей примерно то же. Сколько веков пытались её на колени поставить, а всё не выходило. Потому что неумело поставить пытались – били по хребту ей, да она только потирала спину, охала, а стояла, и вперёд шла. Переломали ей хребет в двадцатые годы всякие Колчаки да Каппели с одной стороны и Тухачевские с Уборевичами – с другой. А она-то: погляди! Горбатая, а устояла! И на горбу своём весь мир из-под гитлеровской лапы вытянула.

Да только перехитрили Русь-матушку. Эту самую ниточку у неё из хребта вытянули. Вот и лежит она – глазами вращает без толку: мышцы-то и остались, да на мышцах пролежни всё глубже да больше. Что станется с дедовой землёй?..

Надо бы хоть перед тем, как на тот свет, что-нибудь оставить за собой. Надо у яблоньки поросль подкопать – саженец взять: всё ж таки дерево – жить будет долго, и землю дедову корнями держать, когда я уже не смогу.

И правда! Пятьдесят восемь уже. Нынче мужики по семидесяти лет и не живут. Редкий раз. Не ровён час и я к праотцам отправлюсь. Надо посадить."

- Внучатки, а пойдёмте деревце посадим? Будете приезжать, на него посматривать, а оно будет с вами вместе расти!

…Год двенадцатый…

"Ну вот… Внучатки подросли. Уже забыли совсем, как с дедом змея бумажного мастерили; как в старом чайнике глину с песком мешали да кирпичики лепили – чтоб как настоящие были; как за земляникой ходили вместе. А деду-то уж семь десятков скоро стукнет. Надо же – не собирался ведь столько жить! А вот поди ж ты – не получается уйти. Это всё из-за внученьки моей хрупенькой. Надо прежде её в хорошие руки определить, а потом уж и само-му определяться. Да и яблонька, видать, меня держит. Мальчишки-то про неё позабыли вовсе. Всё больше мы с внученькой к деревцу нашему ходим. Хорошее оно – яблоки крепкие да сладкие. Тремя душами деревце живет – своей и нашими с внучкой. Потому и зеленеет ярче других, и урожай родит больше. Пойду – дойду до нее, посмотрю, как она, обниму да пожалуюсь на боли стариковские…"

…Год пятнадцатый…

"Ну вот, у внученьки свадьба завтра. Жених-то вроде хороший. Правда, молчаливый немного, но это, быть может, признак характера твёрдого?.. Будем надеяться…

Ходили с ней сегодня к яблоньке нашей. Сели рядышком, обняла она её и стала рассказывать…
Много чего она мне не говорила раньше. Да и никому не говорила. Поплакали мы с ней и посмеялись вместе. Но грустно мне стало от того, что взрослая она уже. И переживания у неё взрослые. А делиться не с кем. Она только мне открыться решилась, да годов-то у меня уж семьдесят три. Грустно…"

…Год двадцатый…

Дед ушёл. Всё просил сына своего – первенца их с мамкой – следить за дочуркой. А то ведь маленькая она, хрупкая.

Яблонька стоит. Живая, здоровая. К ней девушка всё ходит. Сядет рядышком, обнимет и говорит. Говорит всё что-то.

А яблонька кивает веточками и слушает. Понимает, что выговориться внученьке, кроме неё, больше некому.

Земля дедова оживать начинает потихоньку, но яблонька её всё равно корнями держит. Потому что деда обмануть не может…