Сон

Ему снился довольно неприятный сон. Был вечер, и город опустел. Не то чтобы совсем, а как-то подрастерял пёструю толпу гуляющих с её равномерным гулом, в котором тонут отдельные возгласы, стук, всевозможное бряканье. Темнота ночи расползлась между домов. Фонари светили исправно. Ветер гонял под ними остатки дневного мусора. Вросшие в брусчатку стены магазинов с витринами, тёмными внутри, но подсвеченные уличным освещением, вызывали ощущение зябкой пустоты. Будто бы из города разом выкачали всю жизнь. Выкачали вместе с воздухом, оставив только этот прозрачный свет. И было это давным-давно. Нет, конечно, жизнь клубилась ещё вокруг баров и кафушек с выставленными наружу столиками, словно ей невдомёк было, что весь остальной город уже умер.
Во сне он шёл по городу, нахохлившись и сунув руки глубоко в карманы, в ограниченном пространстве которых пальцы привычно перебирали мелочь. Отдельные прохожие и парочки то попадались навстречу, то появлялись из боковых проулков. Гулкие шаги отчётливо слышны были в зыбкой этой тишине, оттенённой звуками нереально далёкой автострады, шумной, но такой же мёртвой.
Внезапно сбоку и чуть сзади он уловил приближение чуть подшаркивающих шагов и сразу же услышал хриплый женский голос:
- Мистер, мистер! Могу я вас кое о чём попросить? Мистер…
Он замедлил и без того не быстрый шаг и обернулся. Догонявшая его женщина выглядела совершенно обыкновенно, но, глянув на её лицо, он подумал: «Сейчас денег будет просить».
- Спрашивайте, отчего же нет.
Женщина заговорила быстро и невнятно, заглядывая прямо в глаза:
- Вы можете дать мне два евро, чтобы я купила себе … чего-нибудь.
Теперь, когда они шли рядом, он увидел тёмные отёчные мешки под глазами, дряблую кожу, сухие растрескавшиеся губы.
- Нет, - сказал он и зачем-то ещё добавил, - извините.
- Нет? – удивилась женщина, - Два евро! Нет?
- Нет, - повторил он и прибавил шагу, направляясь через площадь.
Женщина ещё некоторое время молча шла за ним, но потом, кажется, отстала. «Надо было дать, а вдруг ей и вправду надо, - думал он, - Вот же они, монетки, стопкой под пальцами. Мало ли что случилось у человека? А если бы я…» И он попытался представить себе ситуацию, которая заставила бы его бросаться к прохожим, выпрашивая денежку. От мыслей этих его уже почти совсем передёрнуло, но тут он чуть не споткнулся о маленького мальчика. Мальчик стоял прямо пред ним и был китайцем. Увидев, что привлёк внимание, маленький китаец заговорил быстро-быстро и громко, размахивая руками. Слов было вовсе не разобрать, но стало понятно, что тот тоже просит денег. «Странно, такой крошечный и один». Он поднял глаза и сразу же увидел старуху, с ног до головы замотанную в какие-то разноцветные лохмотья, но тоже, без сомнения, китаянку. Старуха глядела обвиняющее. Он попытался обойти мальчишку, но тот, расставив руки, как заправский баскетболист, запрыгал перед ним, не давая сдвинуться с места. «Не дам, - подумал он, - Этим точно не дам». Пятясь под неожиданным прессингом, он обернулся – оказывается, женщина с отёчным лицом всё это время шла за ним, немного поотстав. «Это же сон, сон! – вспомнил он вдруг, - но какой всё же неприятный». И тут из-за поворотов, из переулков, из каких-то тёмных углов полезли на него толпой нищие. В лохмотьях, с протянутыми руками, заискивающие, но агрессивные. Они наседали молча, заглядывая в глаза, и он видел их всех одновременно, но по отдельности и во всех деталях. Детали были настоящие. Беззубые рты, сальные свалявшиеся волосы, слезящиеся глаза, руки с чётным количеством пальцев, одутловатые лица, жёлтая морщинистая кожа и почти у всех безумные глаза. И дети. Дети, в огромных пуховых платках, с заплаканными, в пол-лица, глазами; дети без рук и с обожжёнными лицами. Он совсем растерялся и только повторял про себя: «Надо было дать, надо было дать. А теперь уже точно на всех не хватит».
Только что он был зажат в плотное живое кольцо, и в следующий момент – так бывает только во сне или в кино – он уже удирал. Не бегом, а почему-то быстрым шагом, а толпа преследовала его в длинном подземном переходе, возглавляемая женщиной с отёчным лицом, выкрикивающей:
- Мистер! Мистер! Всего один евро!
«Мистер! Мистер…». Комната постепенно выплывала из остатков сна. Наяву было довольно паршиво; мерзкий осадок никак не хотел рассеиваться. Сквозь него неохотно, одна за другой стали проступать подробности предстоящего дня. Он вспомнил о назначенном на десять утра собеседовании.
Он не был суеверным человеком, но сон совершенно выбил его из колеи; он ловил себя на мысли, что всё время пытается оправдываться перед самим собой, выстраивая аргументы в пользу своего поведения во сне. Уже выходя из подъезда, он додумывал: «Ну почему, собственно, почему мне непременно должно быть стыдно. Надо встряхнуться и мыслить позитивно!» На улице было приятно. Весеннее солнце заставляло щуриться и улыбаться – это было кстати. И вдруг:
- Мистер!
Он вздрогнул и обернулся.
- Где здесь автобусная остановка? – высокая сгорбленная старуха в зелёном пальто догоняла его, стуча по асфальту тёмной деревянной клюкой. В левой руке она держала большое оцинкованное ведро.