Из гаргантюа и пантагрюэль

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА,
МЕТРА ФРАНСУА РАБЛЕ,
К ТРЕТЬЕЙ КНИГЕ ГЕРОИЧЕСКИХ
ДЕЯНИЙ И РЕЧЕНИЙ ДОБРОГО
ПАНТАГРЮЭЛЯ.

О, достославные добрые пьяницы
И вы, досточтимые подагрики,
Всех вас штампуют без особой разницы
На философской Диогеновой фабрике.
Или это я лишился рассудка?
Или, может и другие видели
Этого философа – циника жуткого
В железом обитом кителе?
Видеть это же счастье
Видеть, как на солнце вино искрится!
Видеть, глаза раскрывая настежь,
Груды золота и не прослезиться!
Нет не то – как солнце сияет видеть
И эхо лучей, и сами лучи живые!..
Кто с рождения слеп, у того ничего
                не выйдет,
Но этакому подают чаевые.
Однако, чаевые – это на чай.
А предположим, вы уже не молоды
И захочется под хмельком, невзначай,
Языком поработать как молотом…
Вот тут вам и философия, братцы,
Вот вам и видение аспектных линий,
А за какие шиши набраться
Если и в бочке, как в паутине?
Предположим, вы Диогена не видели,
(Чему мне не трудно будет поверить)
Но уверен, что слышали об этом идоле
Молва и слава о нем канителит…
Он доныне еще памятуем
А у вас уши фригийского Мидаса
И на каждом о нем сабантуе
Вспоминают, и в церкви – близ клироса.
Но если же вы до сих пор не слыхали
О Диогене – безвременье ваше кончилось,
Я из-за тысячи временных вуалей,
Пылью времен не испорченную,
Выведу в свет одну из историй
Времен Филиппа о Диогене,
Но не о бочке, что лежала у моря
И не о живущей в ней Мельпомене –
О беде, что свалилась на Коринф 7
Многочисленной македонской ратью.
Об этом не умолчать истории,
Вот и берусь сие воссоздать я:
Филипп, свирепствуя как зверь,
На Коринф движется с войсками…
Никто не скажет: «Пыл умерь…»
И враг уже страшней цунами.
Но чуя близкую беду,
Зашевелились коринфяне:
В азарте, в ужасе, в бреду,
Готовясь к противостоянию,
За дело дружною гурьбой
Взялись, отпор врагу готовя…
И будет дан достойный бой –
Зря послесловие злословит.
Кто утварь подвозил к стенам –
Зерно иные, вина, фрукты…
Уж слишком высока цена,
И эхо, вечностью аукнуло.
Укрепляя ворота и стены,
Новые бастионы строя,
Коринфяне, забыли про Диогена –
Нужны иные были герои.
Народ гудел, примеряя латы,
Звенел, надевая шлемы…
Каждый готовился стать солдатом,
И не было важнее темы!
Кольчуги, панцири, щиты –
Теперь такие в ходу ожерелья.
Арбалеты, стрелы, жгуты…
Все готовились к сопротивлению:
Каждый брался за тесак,
Каждый чистил свой резак,
Все вокруг острили сабли
И все выглядели храбрыми!
У кого – вилы,
У кого – мортиры,
У кого – крючья
Для такого случая!
И даже женщины правил строгих
И довольно преклонного возраста,
Разучивали военные слоганы,
Чтобы времени не терять попусту.
Диогену же, увы, не было места
Во всеобщем аллюзий скопище,
Но и он, заквасив мозги, как тесто,
Решил отличиться на военном поприще.
Напялив на себя какую-то ветошь,
Подпоясавшись змеиной шкурою,
Нанеся на лицо боевую ретушь,
Вообразил себя весомой фигурою!
Выкатив в открытое место
                жилище-бочку,
Схватил ее и поднял над головою,
Приложил ко лбу, словно примочку,
Опустил и поставил перед собою.
Затем: Наливал, выливал, забивал,
Вверх поднимал, а опуская – снова:
Колотил молотком, слева в право катал,
Молча, не проронив ни слова.
Потом: выжаривал, выпаривал, тесал
Строгал, потряхивал, попонил и супонил,
Возил, тузил, затычку полоскал,
Скакал на ней, как дон Кихот
                на пони…
Сие заметил кто-то из друзей.
Приблизившись, спросил: «Зачем вы этак
Умом и плотью, и душою всей
Над бочкой измываетесь с рассвета?
Что побуждает вас на этот бунт?
Скрываясь в философию искусно,
Какие прорастут посевы в грунт
Из вашего приподнятого чувства?
– Ответ банально скучен, глупо прост:
Республика мне дел не поручила.
Вокруг кто доты строит, кто форпост...
Без дела я сидеть уже не в силах.
Я не был призван и зачислен в рать
Сочли, что, мол, здоровьем не пригоден,
А я бы мог еще повоевать
И заслужить медаль и даже орден.
Или, скажем, подвозил бы хворост,
И даже, если угодно – на воз
Кидал бы и сено я, и навоз,
Или трубил бы в рог на всю волость.
Однако, ничего этого не сталось,
И стала угнетать меня усталость
Вот и двигаю я свою бочку,
Выбиваясь из сил, в одиночку.
Девой, задирающей подол, клянусь:
Что из этого выйдет, я еще не знаю.
А вдруг приглянусь, а вдруг пригожусь…
Вот от чего над бочкою я измываюсь.
Однако, всему и вся, свой черед,
Подайте-ка вон ту бутылочку мне,
Кто не ест и не пьет – страну не спасет
Поскольку, не только истина –
                теперь и сила в вине!
И друзья приложились к истине,
И силы в бутылке осталось на дне…
Из уделов и жребиев выстелен
Философии путь на войне…
– Может быть, я для наших воинов,
Оружием против Троянского коня
Выставлю бочку ковчегом Ноевым…
Республика недооценивает меня!
– И из отверстий этой самой бочки
Уже знакомой по первым двум томам,
Я отцежу наилучшие цветочки
И изысканную третью книгу издам.
Все честные пьяницы, и подагрики
                честные,
Все жаждущие, к бочке моей
                притекающие
И местная чернь, и люди известные –
Вступление мое звучит призывающе.
Новая книга сплошь и рядом составлена
Из героических деяний Пантагрюэля
И поскольку, она новоявлена –
В ней искры красного вина и золотого
                эля!
Путешествие Панурга к Оракулу
                божественной бутылки
И оккультной философии разум,
И посещение множества стран тусклых
                и пыльных,
И многое прочее уместилось в ней сразу.