Я помню, как в пустыне бело-жаркой...

Я помню, как в пустыне бело-жаркой,
Был всадником на чёрном скакуне.
И солнце было до безумства ярким,
И было на коне привычно мне.

Иссиня-чёрный, как крыло вороны –
Мой конь чернёным золотом играл.
И  в жизни мне – ни хана, ни барона,
Ни дома, ни постели, ни зеркал.

Скачу, куда подует жаркий ветер,
Куда мне дюны указуют путь,
Коня ни разу не коснулся плетью
И даже не использую хомут.

Прижавшись к зёрнам жареным песочным,
Я сплю в пустынной мёрзнущей ночи.
Я вижу сон. И все черты неточны.
И где-то сокол раненый кричит.

Я – воин под началом Тамерлана.
И сокол – мой. А ранен он врагом.
По капле кровоточит его рана.
Картину боли
                чертит
                он
                крылом.

И только вижу я в глазах блестящих
Спокойствие познавшего любовь.
И пару птиц, под облаком парящих.
И вижу – не пугает его кровь.

Забрался он на камень средь пустыни,
Поняв, что никогда
                не полетит.
Он чувствует, что тело уже стынет,
И время он
                уже
                не обратит.

Проснулся я и дальше в путь подался,
И позабыл к полудню этот сон.
…Но понял: сколько б в жизни ни скитался,
Когда-то буду умирать, как он.

И крыльями рисуя: что – не знаю,
Я буду вспоминать твоё крыло.
Поняв, что слишком высоко взлетаю,
Услышу: "Всё не просто так прошло!"