Как бы хотелось, чтобы мы не забывали

Как бы хотелось, чтобы мы не забывали…
Мандельштаму, Поэту и гражданину.
Говорят, что он позвонил своему следователю
и по телефону прочитал это стихотворение.
Анна Андреевна рассказывала, что забирали его
поздно вечером, и он сразу, весь бледный,
им сказал; "Вы ищите это?" Затем шагнул к шкафу
и достал приготовленное стихотворение:


* * *
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, кует за указом указ:

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него - то малина
И широкая грудь осетина.

Ноябрь 1933

Нет ни труб, ни фанфар,
Но ажурною сетью звучаний
Клокотал Мандельштам
В самых поздних горчайших годах.
И му;зыка звучала,
И кровь проступала из раны,
И гремели литавры
На трижды проклятых судах.

Посягнул на запев,
Но за дерзость – круги и скитанья.
Есть одна только честь,
Но она в самых верных руках.
И одно только право –
немыслимое призванье-
Сохранить свою душу
В отчаянно нежных словах.

Не запятнан и чист
Перед Богом, страной и бумагой,
Несмотря на судьбу,
Незаметно входившую в кровь.
В строгой готике строк,
Еретик, что был изгнан и загнан,
Не согнувшись, держал
Прямоту и достоинство слов.

И за росчерк пера,
За стилет вместо стиля и стона,
За классический строй
И упрямство высокого лба,
За минутный надрыв
У воронежского перрона-
Есть одна только совесть,
Одна только жизнь и судьба.

1980-1983 гг. --- 2005 г.