Немного классики 2. Легкое дыхание

     Однажды, обратившись к  стихам Пушкина, поймала себя на том, что чтение их настраивает меня на особый ритм дыхания, который бывает, когда дышишь особенно чистым – может быть, послегрозовым воздухом.
    Тут же вспомнилось, что этот же эффект происходит  от исполнения некоторых певцов, пение которых, проговаривание слов также выравнивает и очищает, делает «легким» твое дыхание
     Невольно вспомнились слова  героини рассказа  Ивана Бунина «Легкое дыхание» Ольги Мещерской:
   «Я в одной папиной книге, — у него много старинных смешных книг, — прочла, какая красота должна быть у женщины… Там, понимаешь, столько насказано, что всего не упомнишь: ну, конечно, чёрные, кипящие смолой глаза, — ей-богу, так и написано: кипящие смолой! — чёрные, как ночь, ресницы, нежно играющий румянец, тонкий стан, длиннее обыкновенного руки, — понимаешь, длиннее обыкновенного! — маленькая ножка, в меру большая грудь, правильно округлённая икра, колена цвета раковины, покатые плечи, — я многое почти наизусть выучила, так все это верно! — но главное, знаешь ли что? — Лёгкое дыхание! А ведь оно у меня есть, — ты послушай, как я вздыхаю, — ведь правда, есть?!».
     «Легкое дыхание» – за этими словами не только  непринужденность и очаровательность поведения, легкость во владении словом, любым даром, как бы спустившимся свыше – то, что вдохновляет и воодушевляет внимающих этим дарам – стихотворным строкам Пушкина и Есенина, музыкальным творениям Моцарта и Вивальди, пению Анны Герман, искрометной игре Андрея Миронова.
    Эта же легкость творческого самовыражения  восхищает одних,  вызывает зависть у других, а у третьих, как у пушкинского Сальери – и то, и другое – одновременно!   
  С а л ь е р и
     -- Боже!
     Ты, Моцарт, недостоин сам себя.
     М о ц а р т
     Что ж, хорошо?
     С а л ь е р и
     Какая глубина!
     Какая смелость и какая стройность!
     Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь;
     Я знаю, я.
** 
     Сальери :
     Кто скажет, чтоб Сальери гордый был
     Когда-нибудь завистником презренным,
     Змеей, людьми растоптанною, вживе
     Песок и пыль грызущею бессильно?
     Никто!.. А ныне -- сам скажу -- я ныне
     Завистник. Я завидую; глубоко,
     Мучительно завидую. -- О небо!
     Где ж правота, когда священный дар,
     Когда бессмертный гений -- не в награду
     Любви горящей, самоотверженья,
     Трудов, усердия, молений послан --
     А озаряет голову безумца,
     Гуляки праздного? О Моцарт, Моцарт!
     С какого момента наше «легкое дыхание» от встречи с прекрасными проявлениями  таланта  сменяется стесненным дыханием зависти и недоброжелательства?
     Наверное, когда мы начинаем ощущать себя рядом с этими, несущими дар людьми,  никчемными, бесталанными и напрасно живущими на земле?
     И понимаем, что исправить это нельзя, кроме как опорочив, отрицая очевидное, либо признав свою несостоятельность в том, что было для нас значимо и найдя в себе что-то другое, достойное уважения?!
      Либо взять на себя  ответственность за изменение ситуации по своему разумению, возомнив себя исполнителем  миссии, восстанавливающей справедливость ?!:
Сальери:
     я избран, чтоб его
     Остановить -- не то мы все погибли,
     Мы все, жрецы, служители музыки,
     Не я один с моей глухою славой...
     Что пользы, если Моцарт будет жив
     И новой высоты еще достигнет?
     Подымет ли он тем искусство? Нет;
     Оно падет опять, как он исчезнет:
     Наследника нам не оставит он.
     Что пользы в нем? Как некий херувим,
     Он несколько занес нам песен райских,
     Чтоб, возмутив бескрылое желанье
     В нас, чадах праха, после улететь!
     Так улетай же! чем скорей, тем лучше.
    
   Либо уйти, бежать из этой ситуации неуспеха, стараясь забыть о ней и переключиться на что-то другое,более приятное для себя в жизни?!
***
Вот такие нелегкие вопросы возникают порой при раздумьях о «легком дыхании»!