Через 20 лет

          Солдатским вдовам.

Ах, судьба моя! Для признания,
видно, день попал – не такой:
я пришла на вокзал – заранее,
да никак не пойму, - какой.

Был он бледным, худым и раненным –
аль контуженным, - не понять.
Только всем  моим причитаниям
отвечал: «Погоди-ка, мать…
Я уж двадцать лет – заколдованный,
двадцать лет – не могу смотреть:
половина вас – ходят вдовами, -
сколько ж нас позабрала смерть?
Остальные – родили первенцев
(не от духов ведь от святых!).
Прекрати-ка, мать, ерепениться!
У твого-то бровки – густы?»

-  Да, густы – и черны, болезный мой!
Да, черны, как твои – давно…
Только выжжены – ПТУРСа лезвием, -
не увидишь их всё равно…
Двадцать лет – ни слуха, ни весточки…
Как я выжила, как жила?!
У сиротки, - сына невестушки, -
бровки чёрные в два крыла.

-  Ах, ты, доля моя убогая!
Уходи-ка, мать, уходи!
Однорукий я, одноногий я
да ещё – без одной груди…
Не кормилец я, не хозяин я
и– не сеятель, и – не жнец…
Уходи! Ждёт – тоска вокзальная,
чтоб сыграл на дуде игрец…

Ах, судьба моя! Для признания,
видно, день попал – не такой:
я пришла на вокзал – заранее,
да никак не пойму, - какой.