Уроки Поэзии. Ответы на четыре вопроса

ОТВЕТЫ НА ЧЕТЫРЕ ВОПРОСА


     Журнал  «Вопросы литературы»  однажды прислал анкету с четырьмя вопросами, на которые я дал ответ.

     1-й вопрос: Как развитие жизни (социальные изменения, научный и технический прогресс)  влияют на характер   художественного   творчества?   Как   в   произведениях литературы  материал  определяет  выбор   художественных средств?

     Ответ: Сначала отвечу на вторую часть вопроса и применительно к поэтическому творчеству. Поэт — это нервный центр   мира,   чуткий   и   отзывчивый   словом.   Чуткость — черта всеобщая, отзывчивость — различна. Один отзовётся быстро, другой покажется медлительным. На мой взгляд, творческий   процесс    идёт   по   формуле:    настроение — смысл — мысль. Есть поэты, творчество которых не перешагивает за второй рубеж. Таких можно назвать поэтами настроения — настроения личного и даже общественного. Однако настроение — вещь переменчивая. Для настроения нужен закрепитель.  Закрепить настроение может только поэтическая мысль — не своевольная, не занятая у других. Мысли не валяются. Они должны вырастать из самой сути настроений, эмоций такой густой концентрации, когда, как в насыщенном растворе, начинают складываться кристаллы. Второй тип отзывчивости особенно важен для работающего в эпическом жанре.

     В лирике весь этот процесс может протекать быстро и неожиданно, в поэме — длительней и сознательней и потому  заметней.   Начинается  с  ощущений — смутных,   но устойчивых, уходящих и приходящих.  Пришло и ушло. Не  жалею.  Снова пришло — настораживаюсь.  Ощущения уже имеют свой круг и свою окраску. Мысли ещё нет, но смысл уже есть. Для поэмы формула расширяется: настроение — смысл — замысел — мысль. На стадии замысла рождается   интонация — сначала   как   ощущение.   Нужно найти интонацию в слове, закрепить настроение в образе. Всё ещё смутно, но настроение уже привязано к душе. Уже слетаются слова. Чужеродные отбрасываются самим настроением, родственные замешиваются в эмоциональную туманность. Фантазия — мать поэзии. У неё, как у беременной женщины, начинаются свои прихоти. Она знает, что нужно — сладкое или горькое — для своего будущего дитяти. Сажусь за стол, когда начинаю чувствовать замысел в его главных контурах, вернее, в его главном направлении. При этом сохраняется вся прелесть путевых неожиданностей. Готовых слов не беру. Они придут в пути. А какие не придут, буду искать, потому что каждый замысел требует своих слов.

     На первую часть вопроса не хочется отвечать. Слишком очевидно. Социальные сдвиги имеют для поэзии первостепенное значение. Пушкин и Лермонтов вышли из побед 1812 года. Пушкин ещё горд, светел и полон надежд. Лермонтов мрачен с первых строк — уже такой, каким стал Пушкин после разгрома декабристов. Октябрьская революция дала нам Маяковского и Есенина. Крестьянский вопрос был самым сложным вопросом русской революции, и эта сложность отразилась в стихах Есенина. Победа над Гитлером дала взлёт нашему самосознанию, взлёт нашей поэзии. Социальные сдвиги последних лет сделали нашу поэзию более молодой и более мудрой. Её человек стал неизмеримо богаче.

     Научные открытия влияют на поэзию постольку,  поскольку они влияют на человека. С научными открытиями мы начинаем глубже заглядывать в  природу,  а значит, в самих  себя.  Тайны  природы — это  наши  человеческие тайны. Открытие, что земля — шар, научило нас мыслить пространственно. Прошли века, но как ещё часто встречаешь поэтические плоды плоскостного мышления. Видимо, каждый человек должен ещё раз для самого себя открыть, что «земля поката». Мы уже давно знаем, вселенная беспредельна,   но  постигнем  это  не  скоро.   Научное  открытие является к нам с обоснованной мыслью. Поэт не может оперировать ею, пока она не войдёт в его быт и не станет ощущением, то есть пока камень не станет глиной. Тогда поэт начинает лепить из неё что-то своё, обожжёт и снова превратит в камень. Если путь учёного и путь поэта соединить,   получится   единая   цепь:    ощущение — догадка— мысль — ощущение — смысл — замысел — мысль.     Одним словом, влияние научных открытий на поэзию подспудно и медлительно.

     2-й вопрос: Как сочетаются традиции и новаторство в творчестве советского писателя? Какие традиции берутся на вооружение, от каких мы отталкиваемся? Как изменяются национальные художественные традиции под влиянием  жизни и других литератур?

     Ответ: Пример сочетания традиций и новаторства даёт нам сам человек, его рождение, его жизнь. Когда повивальная бабка перевяжет новорождённому пуповину, его кровь проявляет самостоятельность. Она устремляется по новому пути к ещё дремлющим лёгким, наполняет их. Именно в это мгновенье раздаётся его первый крик. Поначалу этот шумливый «новатор» ни на кого не похож. Но проходит время, и всё отчетливей начинают проступать «традиционные» черты матери и отца. С годами они взаимопроникают и сглаживаются. Черты отца и матери затушёвываются под новыми чертами, уже собственными, приобретёнными своим жизненным путём, собственной судьбой, своими мыслями и переживаниями. Этот процесс неизбежен и в литературе, но затянувшаяся похожесть на родителей говорит о том, что у писателя нет своего пути, нет своей судьбы. Добросовестное ученичество на определённом уровне становится опасным. Научиться можно тому, что не имеет «лица» или имеет «лицо» чужое. К последним мазкам, что составят его индивидуальность, художник должен прийти сам.

     В любом искусстве всё начинается с человека и кончается человеком. Человек меняется. И для меня новатор тот, кто наиболее точно и полно изобразит его душевный мир. Я принимаю те традиции, которые приводят меня к человеку, и отвергаю те, которые уводят меня от него. У классиков можно учиться пристальной внимательности к людям.
     Русская литература огромна. В ней всё переплавится. Если не принимать в расчёт явного подражания, национальные русские традиции устойчивы. В соприкосновении с другими литературами наша литература, как национальная, становится богаче. Вершины различных национальных литератур родственны. Пушкин, Байрон, Лермонтов, Данте мне одинаково близки. Кстати, Данте во много раз ближе и роднее Надсона.

     3-й вопрос: Какие средства поэтической изобразительности наиболее перспективны для изображения нашего современника? В каких произведениях последнего времени они проявились наиболее ярко и талантливо?

     Ответ: Всё пристальней слежу за развитием Леонида Мартынова. В его последних книгах много поучительного. Свободная разговорная интонация, предметность образа сочетаются с глубиной философских обобщений. В его новых стихах отчётливей проступила характерная и перспективная особенность: реалистическая основа и романтический угол зрения. В этом сочетании нет противоречий. Реализм — взлётная площадка для романтизма. Ему нужен полёт, нужна высота, но необходима и реальная опора. В истории не было более романтического времени. Считаю, что будущее нашей поэзии — за романтизмом этого нового типа.

     4-й вопрос: Стремится ли современная литература, независимо от рода и жанра, к более лаконичным, ёмким, экспрессивным формам? В чём проявляется прогресс художественных форм и средств?

     Ответ: Ёмкость и экспрессивность — вещи разные. Как правило, они даже исключают друг друга. Ёмкость с наполнением предполагает тяжесть, а экспрессия не любит тяжестей. Здесь скорее уместен лаконизм: «Везёшь?» — «Везу». Ложное впечатление, что наша литература, в том числе и поэзия, стремится к более экспрессивным формам, создалось от слишком повышенного внимания критики к опытам нескольких молодых. К сожалению, их экспрессивная форма часто неоправданна. Бросается в глаза её беспричинность. Считаю, что амплитуда ритмических, интонационных колебаний у современного человека по-прежнему велика. И нет никакой нужды обеднять её. Прогресс художественных форм видится мне прежде всего в повороте к естественности, в отказе от громоздких построений, в благородной простоте и глубокой ясности. Язык борьбы не должен быть туманным.



Из Книги "НАШЕ ВРЕМЯ ТАКОЕ...". 1973.