2020. Роман в стихах

                I
У сапог отвалились подошвы -
Я пришмыгал домой, как на лыжах,
А домашние супу не дали
И сказали мне: «Вася, гуляй».

Но идти мне, естественно, не в чем,
Сапоги развалились по праву.
На голодный желудок частенько
Я ложусь на диван беспросветный.

А диван тот был вроде бы красный,
И от Дьявола в нем было. Точно.
Потому что во снах разноцветных
Я не видел о Боге нисколько.

И приснилось мне как-то в дурмане –
Алкоголь принимал я частенько,
Что в веселой стране я кантуюсь
И живу на проценты от вклада.

Белый смокинг на мне и улыбка,
И повсюду богатые люди,
В роллс-ройсе семья негодует:
«С кем ты вышел здороваться, папа?»

А здоровался я с человеком,
Про которого кое-что знаю.
Я во сне был крутым, очевидно, -
Если мне одним ртом улыбались.

Мои руки в перстнях одиноких,
О которых шептаться бы надо.
Под уздечкой имели весь город,
Но об этом не знал даже Дьявол.

Впрочем, так мне только казалось.
Я о Боге не ведал нисколько.
Мне казалось, что Бог – это я…
Ну, естественно, я заблуждался.

Я тогда был уверен во многом,
Знал я точно, что плохо быть первым.
Я, конечно, бывал паровозом,
Но совсем никому незаметным.

Я по жизни имею две цифры –
Два и восемь. Сложить – будет десять.
Если же цифры сложить по буквам –
То же самое выйдет число.

Это, знаете ли, не просто.
Но рассказ мы начнем с восьмерки –
Эта цифра со мной неразлучна,
Что уже говорит о многом.

Двойка – это конкретный пас,
Но только с полной, по марьяжам.
Это, естественно, быть не первым.
Страшно последнему быть вторым.

Ну, так о деле. В одном уезде
Выросло море крутой конопли,
Мне нужно было на ней заработать,
Я и наладил поставки в Москву.

Местным властям, никаким от природы
В уши я втер про веревки туфту.
В общем, наладил свое производство,
И потекла голубая змея

С теплой, как батарея, кожей,
Самую плоть пожирая при этом.
За собой оставляя гондоны
Неудачников и педерастов.

Вровень со мной поднималась бригада –
Трое, во всем деревянных, брата.
Я подкормил их и дал отличиться,
Нас теперь четверо тут заправляет.

Были разборки и с местной командой,
Ну, не въездной алкоголик народ.
Этим внушать свою мысль бесполезно,
Их отметелили пьяненьких просто.

                II
В те времена был я плохо знакомый
С мудрыми мыслями, пёр напролом,
В зону несчастий судьбою влекомый,
Не ощущал я опасность нутром.

Края не видел, искал под ногами.
В небо смотрел – видел небо, и все.
Распоряжался чужими долгами,
В общем, вживался в свое ремесло.

Но где-то там, за пределами мозга,
То ли в душе, то ли в сердце моем,
Там, где тускнела лощеная проза,
И повседневность не била крылом,

Точкой, звездою на черном квадрате
Мне откровения выгорел миг.
Мне вдруг постыло лениво горбатить,
И накатил вдохновения бзик.

Музы одна за другой посещали,
Я и лепил, и на скрипке играл.
Начал читать философские книги,
В Бога поверил, но черта не гнал.

Я переехал за город, на дачу –
Мрачное место в еловом лесу.
Летом – грибы, а зимою рыбачил –
Речка под боком, харчи привезут.

Дом двухэтажный бревенчатый, старый
Куплен был мной совершенно случайно,
Как мне тогда, остолопу, казалось.
Я заблуждался. И в том была тайна.

Время летело на Запад без шума.
Глушь - однобокая радость душе.
Только лесничий, сосед мой угрюмый
То с папиросой, то с банкой драже

(Он так курить уж лет двадцать бросает)
Стал вечерами в окошко стучать.
Сядет на краешек кресла и лает,
Лает, в натуре, мне незачем врать.

Приступы кашля в начале июля
Лет, эдак, двадцать терзали его.
Я любопытный, он мне и поведал -
Водки стакан - и его понесло.

                III
Был он в ту пору молоденьким перцем,
Эдаким ухарем с дурью в башке.
Черт его дернул лесничим податься –
Каждый судьбу свою носит в мешке.

Принял он дело от деда-калеки,
Свой карабин заимел и ружье,
Стал сторожить он лесные массивы -
Лет уже десять работал, как вдруг…

Из городишка какого-то, Н-ска
В ящик почтовый упало письмо.
«Я удивился, - рассказывал Коля,-
Малость подумал. Потом - ничего.

Понял, письмо от хромого коллеги,
Бывшего знахаря здешних лесов.
Как бы он пишет мне, я отвечаю –
Слал он открытки по нескольку слов.

В каждой открытке здоровья желает,
А в послесловии цифр расклад:
Эдакий листик, как будто кленовый,
И в его центре неровный квадрат.

Этих открыток я целую пачку
В печку забросил вот этой весной.
Так и не понял я, что это было.
Ну ладно, Бог с ним, скажу про письмо.

Все десять лет дед мне слал лишь открытки.
Странный мужик был. Ну, кто я ему?
Помер. Давно. Задохнулся в машине.
Дочь не пускала – был пьяный в дугу.

Вот и заснул в гараже. Чтоб согреться
Тачку включил, закимарил и – в путь.
Где он теперь, у чертей или в небе?
Я про него расскажу как-нибудь».

Коля вдруг вздрогнул и сильно закашлял,
Но, отдышавшись, продолжил рассказ:

«Ну, слушай дальше: конверт я вскрываю,
А там открытка и, меленько так,
Пишет мне дед, что ко мне на недельку
Сын его едет, заядлый рыбак.

Пишет: своди его к Белому пруду,
Там у часовни со старых мостков
Окунь берет аж до двух килограммов.
Спиннинг, блесна – и не надо мозгов.

Всё честь по чести. Сынок приезжает,
Лет эдак двадцать на вид пацану,
Тощий, высокий, хромает – в папашу,
Рыжий – в мамашу, как медь на снегу.

Вечером сели. Бутылку «Смирнова»
Парень достал из баула на стол.
Я подтянул из подвала закуски
И разговор после стопки повел.

                IV
Вышли мы в полночь. И месяц над лесом
Тут же в росе заблестел хрусталем.
Яшка со спиннингом и в плащ-палатке,
Я же – с ружьем, утеплился плащом.

Ходу до старой цыганской часовни
Верст, эдак, восемь с крыльца на крыльцо.
Ну, там костер развести, обогреться,
Чаю заправить, очистить яйцо.

Там, и глядишь, рассветет незаметно –
Время, как радость, проскочит легко».

Этой тропой я ходил каждый месяц –
Сам порыбачить сазана люблю.
Там в ветхом здании старой часовни
Я свои хитрые снасти храню.

Тут Николай мне со страстью поведал,
Как они с Яшей вдвоем сазанА:
«В пуд, это точно, водили к подсаку…»,
Как шел горбач на мормышку с окна.

Что было дальше, лесничий не помнил:
«Что-то кольнуло в затылок и – тьма.
Ночь провалялся у озера голый,
С тех пор и дохаю, как Сатана.

Утром очнулся – ни Яшки, ни рыбы…
Лет, эдак, двадцать, как парень пропал.
Черт с ней, с одеждой, ружье было жалко.
Кто меня так по затылку догнал?

Я до кордона кой-как доволокся –
Сильно смеркалось, и дождь закропил.
Дверь открываю в заборе и вижу –
Кто-то собаку мою завалил.

Тут я про Яшку подумал плохое,
К дому подкрался с лесной стороны –
Там под ульём у меня был припрятан
На всякий случай еще карабин.

Кто его знает, кто выйдет из лесу?
Дом на опушке, большак далеко…
Я на чердак, значит, влез и послушал –
Там у меня слуховое окно.

Сразу мне в нос шибануло кровищей –
Запах ее я почуял нутром.
Стало тоскливо, сердечко заныло
Где-то под горлом банальным узлом.

Я свет зажег… И во двор там стошнило,
Горько во рту, в голове пустота,
Перед глазами густые чернила –
Черная кровь на полу запеклась.

А чуть поодаль два скорченных тела
Рядом в монашеских рясах лежат.
Тут вдруг душа у меня затвердела,
Я к телефону, а там – тишина…»

                V
Время пришло показать не предвзято
Местность, которую выбрал Судья
Для своего рокового прихода,
Где в ожидании Судного дня

Семеро суток в истерике билась
Суть – человеческая душа
В образе сентиментальной стервы,
В образе язвы, в обличьи прыща.

Где жироносные адвокаты
Копья ломали, стреляя слюной,
Где равнодушно вальяжил рогатый,
Где на мольбы не кололся конвой.

Так уж случилось. И я не перечил.
Волею Смысла, по логике Тьмы
Стал я свидетелем «странных событий»,
Время которых связалось в узлы.

Трудно на лесе распутать бородку –
Так далеко друг от друга концы.
Но, если взяться за дело в охотку,
И, поразмыслив, систему найти,

Дело, глядишь, и подвинется с места –
Лошадь не водят к овсу под уздцы.

Мне повезло – я в копеечку пробил,
Дом прикупив и участок с ручьем:
Двадцать пять соток, колодец дубовый,
Садик фруктовый, беседка при нем.

Все это вкупе балдело в прохладе,
Сотканной иглами стройной сосны.
На металлической крепкой ограде –
След от недавней бандитской войны.

Я попросил мастеров не касаться
Сваркой пробоин от двух ПТР –
Кто-то кому-то давал здесь просраться, -
Пусть остается потомкам в пример.

Все это в прошлом, война прекратилась.
Мудрые Папы ушли на покой.
Рубль во фраке, инфляция смылась.
Стала Россия цивильной страной.

Жизнь успокоилась, муть подосела,
Люди по нишам своим разбрелись.
Глупых амбиций звезда потускнела –
Все же реформы в стране прижились.

Нами теперь управляет не Гений,
Не прокуратор, не Олух, но Царь,
Умный премьер, поставляющий Думе,
Мудрые мысли – в потемках фонарь.

И покатилась телега Росси
В новой резне, под легкий уклон.
Над тормозами слегка помудрили –
Вспомнили предков и вечный закон.

Смутное время укрылось в архивах.
Гены Варягов сплотили народ.
Царь нами правит, и с ним – его сила.
Значит, мы – поданные, а не сброд.

                ***
Нынче посмотришь – пшеничное поле.
В память залезешь – болото и смрад.
Выпала мне неслучайная доля
В жиже вонючей брести наугад.

Как-то за несколько дней до событий
Ниже указанных, я заскучал.
Мне не писАлось, натура не пела, -
Видимо, я с анашей перебрал.

И в тот момент, когда мрачные мысли
Стали сердечко тихонько лягать,
Вдруг зазвонило мое коромысло –
Так телефон я свой стал называть.

Я не рассказывал? Так вот, недавно
Стал мой сосед тут меня посещать.
Выйду я с пивом гулять по лужайке,
Он у калитки – зовет поболтать.

«Ты представляешь! – кричит он мне в трубку,
Яшка нашелся, падлюга хромой.
Будет здесь строиться, рыжий бесенок,
Против тебя, в аккурат за рекой.

Я с пятерней до него разбежался,
А он сверху: «Кто ты такой?»
Сам к своей «Волге» трехсотой прижался,
Дверку задергал костлявой рукой.

Я ж его сразу слепил, поросенка –
Тощий, хромает и нос кочергой.
На руки я обратил вниманье –
Длинные пальцы, поросшие хной».

Трубка запнулась. Сосед удивился,
Как от Культяпова в Ямб угодил.
Видимо, с зятем шалы обкурился,
Или стаканчик винца засадил.

Тут я воспользовался заминкой
И предложил Коле скушать драже.
Ворох мудовых рыданий в корзинку
Смел со стола – полегчало душе.

Коля приехал на стареньком джипе.
Чтобы ворота открыть – жму на пульт,
И чуть не лопнул от мощного взрыва –
Коле теперь не опасен инсульт.

Все стекла в доме пропитаны пленкой
Так, что «калаш» от ворот не пробьет,
Но от греха покатился я на пол –
Все ж, береженого Бог бережет.

Мигом достиг застекленного холла –
Там на экране периметра я
Мельком увидел трехсотую «Волгу»,
Мимо забора промчавшуюся.

Нет, не догнать мне ее на «Чероки»,
Бысто решаю в ГАИ позвонить, -
Выбор дорОг здесь не очень широкий.
Тут я подумал, что надо остыть…

                ***
«…Вы были в дружбе с покойным?
Он часто?... Он вам рассказывал? Он намекал?..»  -
Опер был сытый и грустно- спокойный.
Он меня спрашивал, я отвечал.

Тут мне диктуют, что самое время
Новые лица к игре подключить.
Что ж, отвлечемся на скучную тему.
Мистикой разве сейчас удивить?

Ну, а для тех, кто еще на вокзале,
Вкратце, за скобками, я поясню –
Кабалу стали зубрить в старших классах
В пику тому же стальному коню.

Так что, с волшебниками нынче просто –
Их не бросают в толпу дикарей.
Этот колдун был высокого роста,
Я его нанял за сорок рублей.

Будучи всякой начитан я книгой,
Вынес я мудрость – живи, сторожась,
В зарослях джунглей довольствуйся фигой,
Через пустыню спеши, не таясь.

Вяло стыкуются миф и реальность,
Бурно над телом дымится астрал.
Где-то пружины, тот путь, та ментальность,
Что проведут сквозь туман, сквозь провал.

Так думал я, размышляя над темой,
Тучей наплывшей на медленный быт.
Я без сомнений прощался с Богемой,
Лиру сменив на кинжал, плащ и щит.

Как, все же, тяжко из ложи удобной
Прыгнуть на сцену и в действо войти.
В первой минуте – ты робкий и скромный,
Скован, потеешь... И, как не крути,

Зверь адаптации требует жертвы:
Толику времени, нервов и сил…
Но мой колдун надо мной помудрил –
Я вновь вернулся в компанию смертных.

Я созвонился с братвой и на «стрелке»
Крышу себе обеспечил и тыл.
С обуви сбросил свинцовые стельки
И незаметно, по-тихому всплыл.
1993г.

Продолжение следует