В столетие раз

Ялту снег завалил, игнорируя горы и юг,
да ударил мороз, только дети, наверно, и рады.
Нашей дружбе, увы, наступил то ль писец, то ль каюк,
оказались по разные стороны мы баррикады.

Оказалось, что дружба имеет предел, как любовь,
жизнь сложней, чем её преподносят на телеэкране,
а злословить в мой адрес, коль хочется, то и злословь,
после подлых предательств сей грех и на грех-то не тянет.

Пальмы шубы надели, костями гремят тополя,
ветер, словно наждак, продирает и море, и землю.
Ты считаешь возможным жить, перед властями юля,
я такую возможность вааще для себя не приемлю.

Что за власти, ответь, если худо народу в стране,
если кажется раем уже пресловутый застой нам?
Уезжают недаром работать в чужой стороне
люди в самом  расцвете, мечтая о жизни достойной.

Да ещё этот снег, он бывает в столетие раз,
и морозов таких тоже трудно припомнить мне ныне.
Я ведь тоже могу о тебе говорить: пидарас! –
незабвенный Хрущёв это слово в политику вынес…

А над Ялтою снова февральское солнце стоит,
диск его золотой не замечен в изменах Отчизне,
и миндаль расцветает, а это, скажу как пиит,
однозначно – примета весны, и в природе, и в жизни…