Глава пятая романа Письмо - Крущение надежд

         Глава пятая.
            Крушение надежд
                1
Борис с Григорием три года
Разлучены армейской службой.
Не связаны они зароком,
Но узами сердечной дружбы.
Как прежде, их сердца открыты
И чувства каждого излиты.
У Бори голос задрожал,
Когда он Грише рассказал:
- Не дождалась меня Тамара,
А вышла замуж. Родила.
Любовь и чувства предала
Ценой минутного угара.
Я с ней встречался, только тайно.
Она убита чрезвычайно, –
                2
Смахнув слезу, ломает прутик,
- Она ко мне любовь питает.
Я верю ей, она не крутит.
И вижу, как она страдает.
Прокляла уж грехи свои
И в руки просится мои.
Готов ребёнку стать отцом,
Ответственно, перед лицом
Судьбы. Но узел не развязан.
Когда бы не была женой,
Закон бы не был ей стеной.
Ей отступленья путь заказан.
Не обойти, не одолеть,
Неумолим закон, как смерть…
    3
Григорий, сострадая Боре,
Когда в душе у друга ночь,
Уж, отодвинув своё горе,
Всё ищет, как ему помочь:
- Я вижу, ты её простил,
И ты не раз себя спросил:
Как, почему случилось так?
Три года чувствам не пустяк.
И если Тома тебя любит,
Не важно вовсе, что и как…
Ужели не разрушить брак?
- Никто сей узел не разрубит.
Муж, вся его родня, – есть опыт –
Их даже кровь не остановит.
                4
- Законы гор для дев суровы,
Как покидают отчий дом.
Приняв замужества оковы,
Они рабы семьи потом.
Как птичка в клетке, может петь,
Но только ей не улететь, –
Борис умолк. Его молчанье –
Невыносимое страданье.
И нет ни проблеска надежды,
Нет разрешения узла,
И беспощадная пила
Судьбы по крошкам душу режет…
Баксан бурлил, рычал, стонал,
В теснине бился и рыдал…
                5
Любовь испытывать три года
И два – останется зола –
Нелепо, и сама Природа
Рвет всех законов удила:
Традиций, нравственных понятий,
Чинящих для любви препятствий,
И разрешает все нелепо,
Уродливо и даже слепо,
Ломая судьбы, разоряя
Само явление Любовь,
Им, оставляя только боль.
Любовь небесная, святая
Предстанет мачехою злой,   
Дымится в памяти больной…
                6             
Я как-то встретил эту сцену,
Кавказ большой, не важно где.
Мужчины знают себе цену –
Готовы доказать везде.
Воскресный день. И у базара
(Народ стремится до товара),
Он юн, счастливая улыбка
Прохожим. Бледная же «рыбка»,
Которою была вчера,
Под краном моет мужу ноги,
Не поднимая глаз с дороги.
Что это? Жизнь? А вдруг игра?
Ей не найти назад дороги, 
Уж бесполезны все тревоги…
                7
Душа мириться не желала.
К проблеме не найти ключи,
Не обнажив на то кинжала,
Как мог, хранил огонь свечи.
Он с Томою, встречались тайно
И убивались чрезвычайно…
Потом Тамару увезли
Навеки, завязав узлы,
А сердце Бори с ней в пути.
Оно всегда и всюду с ней,
Колотится еще сильней –
Не умещается в груди.
Они на медленном огне…
Покоя не найти в вине.
     8
В вине лишь можно утонуть,
Если заглядывать в стакан,
Но не вернуть, не повернуть
Уж не исправить, как обман.
Удавкой жертву ждёт вино,
И, как в замедленном кино,
Ему прислуживать заставит,
А под конец совсем раздавит.
Браниться нет нужды на мир,
Когда находишь мир в стакане,
Добра и зла размыты грани,
А в жизни лишь один кумир.
Притом пролито море слёз,
Чтоб не принять это всерьёз…
                9
Григорий – за порог, Татьяна,
Как срубленный цветок, в кровать
Упала (вот она расплата),
И слёзы брызнули опять,
Нисколько груз не облегчая,
И, лишь подушке доверяя,
Свою любовь и боль свою,
На волоске над бездною.
Опять является Судья
И вновь берёт себе бразды,
И бесконечные суды
Терзают душу не щадя.
Мать постучала, но она
Предпочитала быть одна.
              10
Есть суд людей. Есть пересуды.
Есть суд закона, власти суд.
Есть суд души, не звон посуды,
А совести верховный суд!
Здесь истина перед глазами.
Здесь нет нужды вязать узлами.
Здесь и ответчик, и судья
Как бы единая семья.
Здесь не выносят суд наружу –
Все совершается внутри.
Здесь очищения костры,
Не согревающие душу.
Здесь и судья, и прокурор,
И адвокат, и приговор.
                11
Он вечером не у Татьяны.
По парку бродит он в смятеньи.
Где некогда они петляли,
Ещё живут, свежи их тени.
Присел – заветная скамья:
«Привет, родная! Это я».
Воспоминанья под луной
Нахлынули живой волной.
Их чёлн тогда не знал угрозы
Ни шторма, ни подводных скал.
Он в Море Счастья курс держал…
Как озаренье, вспомнил: «Розы!» –
И, ухватив надежды нить,
Он выбрал путь, которым плыть.
                12
А утром Таня, как во сне,
Вдыхала розы аромат,
Лицом уткнувшись. На окне
Лежал букет. Её кружат
Воспоминания былого
Любимого и дорогого.
В лице улыбка, и румянец
Коснулся щёк, и сердца танец:
«Григорий! Это только он»,
И слёзы радости сердечной
После терзаний бесконечных
Впервые пали на бутон.
Она вдыхает аромат,
И в комнату заходит брат:
                13
- Откуда здесь так много роз? –
Татьяна улыбнулась мило.
Ни бледности, ни горьких слёз,   
В ней что-то, кажется, ожило.
И Юрий догадался сразу,
А заготовленную фразу
Унёс назад. Все знали в доме
Какое к ней пристало горе.
Ей розы отогрели сердце.
Надежды луч блеснул во мгле.
Как чудо-стрелка на игле,
Григорий сам находит средство:
В посёлке не считали роз,
Чтоб задавать о том вопрос.
                14
Простим же нашему герою
Непозволительную шалость.
Уж не дитя. Такой игрою
Татьяне он доставил радость.
Пред сном он думал, как она
Проснётся утром и с окна
Его букет опустит в вазу
И улыбнётся. Пусть не сразу,
Но улыбнётся непременно.
«Ей не остаться равнодушной
К цветам, и может стать радушной,
А это повод к перемене».
Печаль, оставив на потом,
Заснул Григорий крепким сном.
                15
Он утром не спешит к Татьяне,
Хоть нетерпение томит;
В его душе бушует пламя –
Как Таня встретит, – и гранит
Терпенья уступает. Он
Надеждою вооружён, –
Уж на пороге у неё.
Она оставила шитьё,
Навстречу поднялась и мило:
- Благодарю тебя за розы.
Они отводят все угрозы, –
Свой взгляд вдруг тут же опустила.
«Так улыбнулась всё ж она, –
Отметил Гриша, – Не бледна».
                16
-  Спасибо за твою улыбку.
Она маяк моей надежде,
И, может быть, ещё привыкну
К твоим урокам для невежды.
Прости. Я не хотел язвить.
Твою улыбку сохранить
Моё первейшее желанье.
Готов тропою ожиданья –
Идти, чтоб нам не навредить.
- Я принимаю этот путь.
И верю, что когда–нибудь,
Связующая судьбы нить,
Не спутается в злой клубок,
Завяжет нужный узелок.
                17
И с той минуты между ними
Нет отчуждения стены,
Но в Тане те же «двое» жили:
От бога и от сатаны.
И постоянно в напряженьи
Её и чувства, и движенья,
Но эта скрытая струна
Для глаз сторонних не видна.
Григорий чувствовал сомненья,
Скрываемые от него.
Не ведая причин того,
Не домогался объясненья.
Старались, как могли, они
Вернуть былого счастья дни.
                18
Они всегда и всюду вместе
Под солнцем или под луной,
Но яд, доставшийся невесте,
Не позволяет ей фатой 
Покрыть нелепую оплошность.
И отвергается возможность
Прижать Григория к груди,
Не находя себе пути…
Растаял отпуск. Нет решенья.
Ни «да» не следует, ни «нет».
Усердно ищет он ответ,
Чтоб одолеть её сомненья.
Он вспомнил, что давным-давно
Аппендикс постучал в окно.
                19
И, чтобы разрешить проблему,
Пошёл к хирургу на поклон.
Не бог, какая теорема:
Тот видел этому резон.
Анализы всё подтвердили,
Его находке путь открыли.
К барьеру пригласил Татьяну:
- На операцию я лягу,
Притом, условия мои:
Ты мне становишься женой
И едешь в гарнизон со мной,
Забыв сомнения свои.
Татьяна приняла пари.
Не нужно время до зари…
                20
Надежды лёгкого труда
Наивные, по крайней мере.
Своим течением вода
Уносит нас в иные двери.
Тогда приходится иначе,
Чтоб не достали неудачи,
Искать по ходу средства, силы,
А впредь учитывать все мины…
Хирург рассчитывал на час,
Но канул час, другой и третий,
А он распутывает сети,
И наш Григорий в этот раз
Уж голос подаёт от боли,
Не скромен в выраженьях боле.
                21
Всё обошлось благополучно.
Григорий Тане говорит:
- Тебя неволить мне не нужно.
Сердечко пусть тебе велит.
Татьяна, Гришу обожая,
И сердцем жертву принимая,
Прониклась силой дивных чувств.
Её же мучит, точит грусть.
Она, как будто неживая,
Как похоронена живой.
Тяжёлый камень гробовой
Ей давит грудь, не отпуская.
Все неопределённости
Всегда на Тани совести.
                22
И этот отпуск канул в Лету.
Осталось два денька всего.
Борис привносит свою лепту
В амурные дела его.
Он их везёт в село одно,
Где в ЗАГСе  сыро и темно,
А на столе огромный кот.
Весь чёрный. И у Тани – пот
Холодный, по спине мурашки.
Хозяйка, с проседью, хромая,
Электриков, очки ругая,
Достала нужные бумажки,
Зажгла свою свет-керосинку,
Кота турнула по загривку…
                23
Татьяна сжалась, как-то сразу,
В глазах испуг, тоска… Грешно!
Такое разве по заказу
Придумать можно для кино.
Такое снилось как-то Тане,
Как бы насмешка, испытанье,
Но всё реально, ощутимо,
И безысходность охватила
Её истерзанную душу.
Она молчала, машинально
Всё исполняла моментально,
Чтоб только выбраться наружу.
Такое странное начало
Хорошего не обещало.
                24
Свершилось. И молодожёны
Несут родителям поклон.
Родительские ахи, стоны:
«Да разве может быть резон?
Когда не спрошено согласье,
Не будет же в семье той счастья!»
Они же к их словам оглохли –
Не поворачивать оглобли.
Без осознания вины
Стояли с тихою улыбкой.
Всё сами, собственной тропинкой,
С трудом, но всё ж пришли они.
Столпы традиций вымирали,
А новые всё не рождали.
                25
И всё ж, как водится, сваты 
Смиренно сдвинули столы…
Ну что за свадьба без фаты?
Как воровство – из-под полы…
А в день другой Григорий в путь –
В дела армейские нырнуть.
Да надо думать о жене,
Начало, положив семье.
Он прибыл в полк, сменил эмблемы.
Армейский, дружный коллектив,
Традиционно искусив,
Его уж  принял без проблемы,
И в организме том военном
Частичкой стал обыкновенной.
                26
Нашёл он древнюю избушку,
Прилепленную на бугре,
С отдельным ходом комнатушку
С удобствами, что на дворе.
Едва вписался в новизну,
Он пригласил к себе жену.
Татьяна собиралась долго
(Не проходящая тревога).
Необходимость ехать к мужу
Её толкала, но она,
Совсем не ездила одна
Из дома, выглянув наружу.
Питаясь искоркой надежды,
Приехала уж в месяц снежный.
                27
Он встретил, сам – на полигон.
По плану – стрельбы боевые.
И три недели без него,
Совсем одна, и вороные
Больной души рванули вскачь.
Ах, силы нет, хоть плачь, не плачь.
Не дождалась она его –
Любовь и мужа своего.
Собралась тихо и сама,
Не сообщив родителям,
Её судьбы ревнителям,
Чтоб не сойти совсем с ума,
Уехала…. Но вот письмо.
Обман, предательство само!
                28
«Григорий! Я люблю другого.
(Какая ложь). Да, – это Юра
Гедгахов. Я скрывала долго.
Такая уж моя натура.
Устала в прятки я играть.
За первой ложью встанет рать.
Во лжи я плавать не могу.
Решилась лучше убегу
От объяснений, уговоров,
От мелодрамы и вопросов,
От слёз моих с распухшим носом,
От бесполезных разговоров.
Не суждено, как ни крути,
Одной дорогой нам идти».
                29
Разбиты сердце и мечты.
Обмануты и все надежды.
Не возродить теперь мосты,
Хотя огонь горит как прежде.
Отчаяние, боль утраты,
В душе нет места для расплаты,
А разум вовсе не у дел
И первый волос поседел.
Жизнь кончена. Но жизнь иная
Туманно смотрит из окна.
Пусть перспектива не видна,
И для него она чужая…
В душе горит, горит огонь,
Но без надежд, не греет он.
                30
Григорий вспомнил вещий сон.
Паук весь чёрный и мохнатый,
В сетях Татьяна: «Это он –
Гедгахов Юрий волосатый.
Грудь, руки ноги и спина…
Кошмар! Но как могла она?..
Хотя Амур стрельнёт в кого,
Не откреститься от него.
Но почему, когда был дома,
Мне ни друзья и ни враги,
Хотя я не держу долги,
Не обронили ни полслова?»…
Спешил он свидеться с женой,
Но встретился с пощёчиной.
                31
О, как снести такую рану?
«Я не любим», – так думал он –
«Но мне, пожалуй, надо в баню,
Смыть прошлое и полигон».
Жизнь изменила своё русло.
Судьбы завидное искусство:
Поставить так, а не иначе,
И пусть Пловец бранится, плачет,
Она влечёт его туда,
Где уготовано ему
Жить по велению сему.
Судьбы жестокая узда
Нам только кажется такой,
Когда нет воли над собой.
                32
И наш герой, теперь невольно,
Спешит совсем иной тропой,
Где время праздное привольно
Течёт, влечёт само собой.
Укрыто сердце за бронёй,
Принадлежа всегда одной,
И он в объятьях вихрей страсти,
Потворствуя их дикой власти,
Не мог взглянуть со стороны
Ни чувствами и ни умом,
Чтоб отыскать в себе самом
Безумный бег крутой волны.
Как ветром сорванный листок,
Он окунулся, в тот поток.
                33
Я опишу здесь день обычный.
А утро складывалось так,
Что всё становится привычным,
Любая мелочь и пустяк.
Зарядка (не всегда) с утра –
С гантелями его игра.
Потом холодная вода
Его готовит для труда.
Бритьё, подшить воротничок
На гимнастёрке в пять минут,
Прибраться в доме как-нибудь,
Газеты прочитать клочок,
Держась в троллейбусе за ручку,
В уме раскладывать получку.
                34
В полку – казарма и солдаты
С букетом воинских забот,
А после службы лейтенанты,
Без поиска иных красот,
Своих традиций не нарушив,
Звеня стаканами на ужин,
Решают дружно: «Будет рать
Девиц на танцах штурмовать!»
Задорно, весело, беспечно –
Их время – в жизни пошалить.
Потом придут другие жить,
В круговороте бесконечном,
Без шёпота, тревог в душе.
Фальшиво всё, как в муляже…
                35
Быт лейтенанта молодого,
Как детский взгляд, простой во всём.
Жилище это ли берлога
Представлю вам судить о том.
В избушке, рубленой давно,
И в день-деньской полутемно.
Заглядывает свет в окошко,
По мере сил своих, немножко.
Постель, у стенки под ковром,
Два стула, стол и умывальник,
Огромный шкаф – всему начальник –
Со всем, что прячется, добром.
Ведро с водой стоит на лавке,
А рядом ковшик – «наливайка».
                36
У входа вешалка со шторой,
Для обуви приспособленье.
На стенке полка, на которой
Дремало чьё-то вдохновенье.
Цветок и зеркало, журналы
На белой скатерти скучали.
Под койкой чемодан, гантели
На мир сквозь щелочку глядели.
Под жёлтым шёлком абажура
Струился нежный, мягкий свет.
Мирок, где резких теней нет,
Григорий называл «ажуром».
Хозяйка, скромная к оплате,
Стирала, прибирала в хате…
                37
Преобразует время жизнь,
Её привычки и устои.
Как за старинку ни держись,
Она в историю уходит.
Когда-то были и цвели,
Блистали шумные балы
И офицерские собранья –
Романтика и обаянье.
Переиначил новый век.
Уж не балы, а просто танцы,
И не кадриль – фокстрот и вальсы.
А ныне – море дискотек,
Опустошающего рока,
И он, как всё, живёт до срока.
                38
Слеталась молодёжь на танцы
В Дома Культуры, Офицеров.
Свои, испытывая шансы
В общении, таким манером.         
Там показать себя возможность,
Там отступала осторожность,
Там белый танец  позволял
Признаться: «Вы мой идеал».
Туда несли свои надежды,
Свои стремленья, ожиданья,
Свои мечтанья и желанья
На ветер ощущений  свежих.
Туда стекались всех пути.
Что можно лучшего найти?
                39
Дом Офицеров. Зал Колонный.
Блистают люстры, всё в движеньи,
И музыка, обняв колонны,
Выводит пары на круженье.
Вдоль стен предлинный стульев ряд.
Глаза танцующих блестят,
А не танцующие кучки,
Сложили аккуратно ручки,
Глядят на движущийся зал
И ждут, когда и их заметят,
Своим вниманием отметят
И увлекут в «девятый вал».
Чтоб в ожиданьи не бледнеть,
Спешат подружки в круговерть.
                40
Как отличаются все лица:
Вот хлад царит официальный;
А здесь – лукавства небылица;
А там, курсант провинциальный,
Смущённо топчется на месте;
А эти не впервые вместе,
Кружатся весело, легко,
Он что-то шепчет на ушко;
У этого же затрудненье:
Она бесстрастна, неприступна,
А он старается – так трудно –
Пылает на лице смущенье;
А тот всё глаз с неё не сводит,
Она ж очами мимо бродит…
                41
Колеблется людское море.
Послушны музыке движенья,
Но в этой качке только двое,
Созвучны чувства их, стремленья.
Их окружает пустота –
Поэзия и красота.
В толпе их одиночество –
Изящное достоинство.
Рукою, обнимая стан,
Другою нежно жмёт ей пальцы
И прочих мелочей нюансы:
Груди волнующий таран,
И близость глаз, и уст дыханье,
И аромат, волос касанье;   
                42
Питают, будят вдохновенье,
Сгущают, оживляют краски
И отметают прочь сомненья,
Зовут на подвиги и ласки.
Как струн гармония в аккорде
И как гармония в Природе,
Волна с волною, слух лаская,
Вдруг, окрылённая, как стая,
Обнимет общею волной,
Влечёт уж в жаркие объятья
Страстей и с капелькою счастья –
Блаженство телу и покой…
И эта пара – капля в море,
Которое исчезнет вскоре.
                43
Нет  музыки и моря нет,
Но говорливы кучки, пары,
И мало кто спешит в буфет,
На стульях отдыхают дамы.
И «Белый танец!» – наконец,
Повелевает танцев жрец.
Девичьего восторга шум,
Нестройною волной на штурм,
Но приглашают только дамы.
Всех разобрали кавалеров.
Тот белый танец, танец белый
Почти все дамы очень ждали.
И кавалеры прочитали
В глазах, что их предпочитали.
                44
Не новичок Григорий в танцах,
Блистал уж в школьные года.
Любитель танго, блюза, вальса
Не окунулся…. Но тогда
Скучал, совсем опустошённый,
Обиженный, но всё влюблённый.
Той  грусти тихое молчанье
Не означало одичанье.
Он белый вальс прошёлся в паре,
Затем сошёл в бильярдный зал,
Своё уменье показал,
Как говорится, был в ударе.
Играл обеими руками –
Приобретённое трудами.
                45
Был унесён его друзьями
С девицами, на посиделки,
Где вакханалия страстями
На всё совсем закрыла веки…
И вам знакомо то, наверно.
И лишь под утро все отменно
Умели как-то успевать
Ко времени в строю стоять.
И так, однажды заведённый,
Григорий, как и все, бездумно,
Не упираясь, лихо,  бурно,
Жил только в Танечку влюблённый.
Но иногда, случалось, он
Брал штурмом новый бастион.
                46
Шагнул с надеждой в драмкружок.
Неделю там он озирался.
Не для его души грешок –
Кривляться, пыжиться, стараться
Кого-то корчить из себя,
Чужие чувства теребя.
Не лучше ль быть самим собой,
Поспорить с собственной судьбой
И оставаться человеком,
Жить, не мешая никому,
Служить лишь чувству своему
С особым, личным, чистым светом?
Театр ему, – есть развлеченье,
Не труд, не перевоплощенье.
                47
Григорий, было, оставлял,
Наскучивших ему подруг,
И никогда не обещал,
Что не входило в его круг
Забот и планов, но всегда
Был честен. Даже без труда,
Не повторял пустые встречи,
Чтоб не цедить сквозь зубы речи,
Но расставались, как друзья.
При встречах не бежал он прочь,
Коль к пустословью кто охоч,
По обстоятельствам скользя,
Надежд, не поливая куст,
Ни чьих, не оскорбляя чувств…
                48
Не разбирая свет и тени,
Мы похотливою толпой,
Не уступая даже лени,
Всё лезли в омут с головой.
И лишь потом потоком лет
Наружу выплеснет букет
Горячей юности течений.
Ударит колокол сомнений:
Как мало зажигали свеч,
Как много светлого сгубили.
Былого гнёт, под слоем пыли,
Уж не расправить своих плеч
Без слёз, раскаяний сердечных
О глупостях тех дней беспечных.
                49
О, как давно бывало это.
Не отыскать, кто были рядом.
Прошла весна, минуло лето,
Уж осень жизни веет хладом.
Все чувства светлые к весне
Уж не приходят и во сне,
Но память цепко, словно губка,
Хранит всё время по зарубкам,
Листает прошлого страницы
Событий, радости, печали
И то, что мы не замечали…
И оживающие лица
Нам ласково глядят в глаза,
И по щеке бежит слеза.
                50
Всплывают прошлого мгновенья
Того, что в памяти храним.
Находим слёзы умиленья
И жалости к путям своим.
Находим, что совсем напрасно,
Когда всё было так прекрасно,
Спешили лучшего искать
И Чашу Счастья расплескать.
И, оскорбив святое чувство,
Наказаны за то жестоко.
Потом раскаялись глубоко,
Но всё, увы, напрасно, пусто.
И чувство собственной вины
Не пощадит и седины.
                51
Смысл жизни ли от жизни смысл?
Какую ищут в этом пользу?    
Какую кто лелеет мысль?
С какою кто смирился ролью?
Приходит человек всегда
В свою эпоху и звезда
Его дымит, ли блещет ярко,
Закончит жизнь, как всё, огарком.
Приход, уход – всё по звонку
Её величества Судьбы –
Подарок или плод мольбы.
И, одолев надежд реку,
Находим жизни ремесло:
Любовь ли в сердце или зло!