На балете

Как-то резко смеркается в зале.
Программку недочитал.
Не очень и хотелось.
Туфта.
Пошла заунывная музыка.
Балерины потянулись на сцену.
Тощие женщины с пресными лицами.
Да-да, у всех проблемы.
На сцене улыбаться надо.
А лица такие на кухню тащите.
К картошкам.
Махают руками.
Ногами.
Извиваются.
Коллективно и поодиночке.
Музыка пАрит не по-децки.
Прискакали балеруны.
Что они там подкладывают, непонятно.
Сами античные аполлоны скромней были.
И гераклы.
Хотя мрамора тогда не жалели.
Такое могли отгрохать, мама не горюй!
Жена Филимонова оживилась.
Всё бинокль подкручивает.
Всё мало ей, мало.
Увеличить хочет.
До безобразия.
Ясен лебедь, - Филимонов же не подкладывает.
А хоть бы и подкладывал.
Обман, нет-нет, да и раз в неделю обнаружится.
Вот, умирает, кажется.
Балерина.
Нет, показалось.
Нет, умирает.
Доктор бежит?
Нет, мужик какой-то.
Прыгучий.
Подложенный.
Не умирает, кажись.
Извивается.
Мужик, то набежит, то мимо куда-то.
Заносит, что ли.

Подкладывать меньше надо.
Притворство одно.
Хочется зевнуть по-станиславски: "не ве-а-а-рю-а..".
Сдержусь.
Филимонова косит.
Угловое зрение у баб развито.
Эти существа, вроде, и вперёд глядят, а сами вокруг на сто восемьсят градусов обстановку фиксируют.
Панорамное зрение.
Как у крокодилов.
Зевнуть, сука, надо.
И нельзя.
Что прима, умирать думает, нет?
Зевнуть?
Косит.
Утром же разляпает всему отделу: "Ясинский неотёсан - зевал, как мужлан, весь спектакль".
Сдержусь.
Крути свой бинокль, лучше.
На чужие яйца.
Филимонов, спишь?
Гляди, яйца проспишь.
Ну, спи.
Чуток тебе осталось.
Умирает уже.
Не помог доктор подложенный.
Конвульсии пошли.
Трепыхалки закрылками.
Клювиком - цок! - в настил помоста.
Антракт.
Филимонова пудриться чухает в гримуборную зрительскую.
- Не-ве-а-а-рю-а-а.. -
наконец-то угловое видеонаблюдение отключено.
Вставай, Филимон!
В буфете очередь за кониной, небось.
Все приму помянуть хотят.
Пойдём, родимый, - время!