Глава четвёртая романа в стихах Письмо - Рок

             Глава четвертая.
                Рок
                1               
Без тайной мысли, без намека
Он «Девушку моей мечты»
Татьяне шлёт. Ей одиноко.
Ей снятся по ночам цветы.
Ей грудь теснят весны той воды
При пробуждении природы,
А Гриша, Гриша так далёк.
Воспринимает как упрёк
Совсем невинное творенье
И злится на письма листок.
Пусть очень хрупкий, но ледок,
Её кольнул. Родил сомненье.
Она с годами поднималась
 И соком жизни наливалась.
              2
Чуть тронь, и соки брызнут  разом.
Татьяна слышит, как подруги
Вздыхают, внемлет их рассказам
Про поцелуи, ласки, руки…
Грустит – капризное дитя.
Каприз свой, выплеснув шутя,
Спешит с подругами на танцы.
Ей голову вскружили вальсы,
Вниманье выросших парней,
Непринужденный разговор,
Их неожиданный задор,
И на душе ей веселей.
Её держали чьи-то руки.
Есть оправдание: от скуки.
                3
А вальс кружил, кружил, кружил.
Она расслаблена, красива
(За кадром где-то Гриша был),
Взволнована и шаловлива…
Гедгахов Юрий, статный малый,
Как футболист – вполне удалый,
С густою чёрною копной
Волос (но славою худой),
На лацкане его заслуги.
Давно приметил он Татьяну,
Но оборона без изъяна
В пустые превращала звуки
Потуги хлюста и ловца,
Как Дон Жуана, хитреца.
                4
Но в этот вечер всё не так.
Татьяна вдруг великодушна
(Неужто сердце не маяк?
А может это и не нужно?)
Доверчивая, как дитя,
И даже Юрию, шутя,
Аллеей – Грише  дорогой –
Позволила в тот час домой
С улыбкой проводить себя.
И слушать сладкие тирады
(Им девочки всегда так рады),
Притом, нисколько не любя
Того, кто с ней шагает рядом,
Питаясь лести сладким ядом.
  5
Устала Таня, ожидая.
Её не шевелила месть.
В ней – жажда выплеснуть, играя,
Себя такой, какая есть.
Ей, руки согревая нежно,
Гедгахов ворковал прилежно…
Шагала, кутаясь, в тумане,
Без капельки негодованья,
Забыв про всё, что есть, что было.
Ведомая мужской рукой,
Ей, ощущать себя слугой
Той силы, очень, очень льстило,
И непонятный интерес,
И чувств непроходимый лес.
                6
Гедгахов распрощался чинно,
Не торопя событий ход,
Чтоб не вспугнуть её, наивно-
Доверчивой. Созреет плод…
Событиями дня сего
Не смущена и ей легко.
Слегка кружится голова,
И не находятся слова
Для осужденья своего.
«Меня Григорий не осудит
За эту шалость, если любит.
Ведь было – ровно ничего», –
Так думала она, когда
Ко сну готовилась… Беда!
     7
Григорий на занятиях.
И вдруг: «Пожар! Горят склады!»
Их взвод дежурный  – на ногах –
Спешит, спешит без суеты,
И каждый знает свой манёвр
Кому рукав, багор, топор.
Григорий в складе. Дым. Огонь.
Горящих тряпок чует вонь.
С брандспойтом он спешит к огню.
Дым ест глаза, и он споткнулся,
Руками и лицом воткнулся
В огонь. Скатился он к окну.
Рукав дал воду. Через стон
Он яростно сбивал огонь…
     8
Пожарники вступили в бой,
Григория на свет явили.
Он, как умел, владел собой.
Лицо и руки больно ныли…
В палатах госпиталя светлых,
На попечении умелых,
Григорий терпит перевязки
И утешительные сказки
Врачей, сестёр, своих друзей:
«Не важно для мужчин лицо.
Когда отмечено рубцом,
К нему внимательней, добрей.
Как знак таинственности, силы,
Как украшение носили».
             9
Читает он письмо Татьяны
(Ответ на то, что чуть задело)
И уловил: её устами
Чужое чувство овладело.
Не разбираясь, что и как,
Он пишет ей: «Один пустяк.
Споткнулся я. Нелепый случай
Стал для меня проблемой жгучей.
Уж я не тот, что знала ты.
О том теперь я хлопочу:
Тебя тиранить не хочу.
Прошу тебя, меня прости.
Свободна ты. Мне не пиши
И встреч со мною не ищи».
                10
Письмо не вмиг находит цель,
Летит почтовыми путями.
Был март, а нынче уж апрель
Бушует пышными садами…
Гедгахов с Танею – без ласки.
Уж не понадобятся маски,
Когда исполнена их роль.
Татьяна в трансе. Эта боль,
Обманутой так нагло, глупо
(Случилось с Таней так банально,
Чтоб описать все натурально),
Терзает сердце, ноет тупо.
Она с подушкою в слезах,
Со складкой горя на устах.
               11
В посёлке каждый на виду,
И не остались без вниманья,
И предано уж то суду –
Татьяны с Юрием свиданья.
Родители их (Гриши, Тани)
Об этом, как и все, узнали.
Мать Тани, видит как она
Задумчива и как бледна,
Не досаждала ей ничем,
Коль на вопросы нет ответа.
И, как зловещая примета,
Что не общается ни с кем.
Мать Гриши спрятала под спуд,
Не вынося того на суд.
                12
Письмо, как гром средь бела дня.
«Какой пустяк? И где споткнулся?
И почему свободна я?» –
В ней дух протеста встрепенулся.
Татьяна доверяет сердцу:
«Беда всегда находит дверцу,
Чтоб прихватить и мучить жертву,
И горюшка отмерить меру –
Её ужасная черта.
Уж ничего нельзя вернуть», –
Терзая раненую грудь, –
«Я потеряла навсегда
Любовь и жизнь свою напрасно.
Над нами Рок. Всё так ужасно».
                13
Она узнала от людей:
Григорий опалил лицо
И руки. И теперь уж ей
Он возвращает свет-кольцо.
«Но что лицо? Когда в душе
Сгорело всё дотла уже», –
И, убежав к себе, рыдала.
От безысходности страдала.
«Я больше не смогу смотреть
В его любимые глаза.
Мой грех не смоет ни слеза,
Ни реки слёз, быть может – смерть?» – 
А с убеждением таким,
Нет – намерениям благим…
                14
Повязки сняли и Григорий
Идёт знакомиться с собой:
«Что скажет критик в жизни строгий,
Когда предстанет пред тобой?»
Он много думал и предвидел,
Но то, что в зеркале увидел…
Его объял безмерный ужас
И даже Смерть души коснулась…
Врач-капитан к нему подходит.
«Что может он сказать ещё?»
По-братски тронул за плечо.
Глядит, и даже брови сводит,
И не отводит строгий взгляд,
На что обычно не глядят.
                15
Он улыбнулся, как-то мило,
И притянул его к себе,
Смотрел в глаза ему, не мимо:
- Я не могу солгать тебе.
Ты молод, холост, оттого
Лицо тебе важней всего.
Сегодня сняли мы повязки
И очевидно без подсказки,
Что это только лишь начало
По исправлению лица.
А для такого молодца
Командование изыскало
Возможность навести мосты
«Косметики и Красоты».
                16
- Там есть от бога мастера,
И не казни себя до срока,
Лишь начинается игра,
И предстоит тебе дорога.
Надеюсь первым видеть я
Твои счастливые глаза, –
И завершил рукопожатьем,
Мужским отеческим объятьем,
Вручая ниточку надежды.
Григорий улыбнулся робко,
А за окном, довольно громко,
Троллейбусы шумят как прежде….
Он, капитану на крыльцо,
Представил новое лицо.
                17
Как Феникс он восстал из пепла,
Целуя руки мастерам.
Душа ожила и запела,
Войдя в нерукотворный храм
Любви, надежды и добра.
Жизнь начинается с утра!
Глаза иначе смотрят в мир.
ЖИЗНЬ – драгоценный сувенир,
Чтоб вдруг не так распорядиться.
И эту ЖИЗНЬ ему вернули.
Звучали гимном сердца струны,
На крыльях он летел как птица.
Сияло счастье карих глаз,
Лица, не маски в этот раз.
                18
И Срубышек открыл объятья,
Как будто собственному сыну –
Сбылось былое предсказанье, –
Всё остальное отодвинув.
Вадим Ильич умел понять,
Как может человек страдать
И быть счастливым, став собой,
Поспорив с собственной Судьбой.
И дружбы запалив свечу,
Несли до гроба – пал Вадим.
Судьба ли Рок неотвратим?
Их жизнь – как он – сродни лучу.
Согретые его лучом,
Всю жизнь тепло хранят потом…
                19
Когда нам дышится свободно,
Не слышим ритмов сердца мы.
Когда привычно всё, удобно,
Вокруг чудесные холмы.
Не замечаем тех красот,
Которые не первый год
Питают нас. Мы, как столбы,
К привычному глухи, слепы,
Но ностальгия нас съедает,
Едва теряем их следы,
И бесполезные труды,
Как правило, не возвращают
Потерь нам близких, дорогих.
Не отыскать других таких…
                20
Художник может о предмете
Картин представить столько вам
Без сходства общего, заметьте,
Как точки зренья выбрал сам.
И так во всём, в любом заделе,
Игрою слов, на самом деле,
Находят нужную им цель,
И нашу мысль влекут на мель.
Научно строят убежденья.
Нелепости возводят в ранг
Той «истины», что ров, овраг
Уж есть вершина наслажденья.
А Истину утопят в грязь –
Искусно выполнена вязь…
                21
Григорий вновь в строю едином.
Он, примирившийся с лицом,
Воспрянул духом с юной силой,
Вполне проверенный огнём.
В него уверенность вошла,
Как цель, достигшая стрела.
В нём не угас огонь в груди,
Когда сумел свернуть с пути,
Отчаяния, сделав шаг,
Из сердца Таню удаляя.
На прежний путь всё возвращая,
Исполнив жизненный зигзаг,
С надеждой снова ищет шанс,
Не упуская даже час.
                22
Григорий пишет письма Тане
Одно, … седьмое, но она
Трепещет – жертва на аркане.
Ей щит – молчания стена.
Но не теряются надежды
На офицерские одежды,
На чувства чистые свои,
И предстоят ещё бои.
«О, как жестоко я обидел
Татьяну. Сердце ей разбил.
Я без надежды был, без сил.
Не мог мой разум всё предвидеть».
А время не сбавляет ход
И к выпуску готовит взвод.
                23
На взвод приходит разнарядка:
В десантные войска пять мест.
Умами правит лихорадка
И неприятия протест.
«Рождённый ползать не летает»
И даже мысли избегает,
Что может крылья обрести.
Он ищет торные пути.
Поддерживая молодцов,
Григорий шуткою стрельнул
И для «прыжка» взлетел на стул….
Не одолеть барьер умов
Без должного на то старанья,
Поймав минуточку вниманья,
                24
Он убеждает: «Парашют,
Надёжнее автомобиля.
Его бояться – грех, абсурд.
Мечта людей и наши крылья!
Особый транспорт для небес».
Ему вопрос наперерез:
«А ты б в десантники пошёл?» – 
Так наступают на мозоль.
«Пойду, когда предложат мне», –
И не лукавил, он готов
Примером быть для молодцов.
Григорий утром – на коне –
Идёт на медкомиссию,
Взяв добровольца миссию….
                25
В строю выпускников Григорий,
В парадной форме лейтенанта, 
На крыльях будущих викторий
Своих умений и таланта.
Училище открыло двери
И кадровые офицеры,
Не желторотые птенцы,
Разъехались во все концы
Великой Родины своей.
Но прежде – пулею домой,
Где радость встреч и пир горой,
И, разумеется же, к ней!
К своей единственной невесте,
И в чьих руках его же сердце.
                26
Но что Григорий ждал от встречи
С Татьяной? Мысленно не раз
Он упоительные речи
(С надеждой на природный бас),
Водил полками на сраженье,
Не допуская пораженья,
Чтоб сокрушить свою вину.
В Татьяне жаждал он жену.
Всё торопил и стук колёс….
Младое свойство торопливость
И некая ещё наивность,
Не видя главного – угроз.
Седая мудрость ценит время.
Проверит всё, ступая в стремя…
                27
Мать ждала сына терпеливо,
Считая месяцы и дни,
Но календарик торопила,
И вот он! Встретились они.
Она лицом уткнулась в грудь,
И слёзы счастья так, чуть-чуть,
Смочили китель офицеру.
Мать нежно гладил, глядя сверху,
Но мыслями он там, у Тани.
Потом за дверь и к ней в светлицу.
Увидел сердца голубицу.
Увидел после всех страданий.
Перехватило дух, дыханье.
Оцепенел. В устах – молчанье.
                28
Стояла Таня у окна.
Его приход – как боль в спине –
Хлестнул, и вздрогнула она.
Не раз ей виделись во сне
Картины настоящей встречи.
А в ожидании, конечно,
Лишь раны для души больной.
О, как ей справиться с собой?
Его глаза ей душу жгли,
А сердце колоколом билось.
Неотвратимое явилось,
Как раскалённые угли.
Она в смятении, бледна,
А с виду даже холодна.
                29
Стоял Григорий сам не свой,
Охваченный огнём волненья
И, презираемый собой.
Он ищет ноту объясненья.
Он ловит милые черты,
Глаза любви и чистоты,
Но бледностью её сражён,
А ум его опустошён.
Ему был важен первый бой.
Сжимая зубы, кулаки,
В лице блуждали желваки.
Григорий борется с собой.
Он ослабляет воротник
И тут же развязал язык….
                30
В Татьяне уживались две:
Одна, как прежде, любит Гришу, 
В глазах испуг и радость, свет,
Взволнована и часто дышит;
Другая – строгая судья.
Ему? Нет – собственному «я».
Отводит быстро хладный взгляд,
Над первой власть готова взять…
- Прости, что я тебя обидел.
Писал те строки, как во сне.
Любовь жива, живёт во мне.
За то себя возненавидел,
Что поспешил себя списать.
Теперь хочу вернуть назад,
                31
Что оборвал своей рукой,
Без малой капельки надежды,
И потерял в душе покой.
Урок жестокий для невежды, –
Татьяна глянула в глаза,
Сказала с дрожью голоса:
- Тобою данною  свободой,
Хочу воспользоваться. Модной
Становится она. Друзьями.
Судьба велит быть нам с тобой….
- Ты отвергаешь облик мой?
- В лице не вижу я изъяна.
- Я предлагаю сердце, руку
И чистых чувств моих поруку.
                32
Татьяна отвернулась резко
И не смогла сдержать рыданий –
Она как сломанная ветка –
Плотиной не сдержать страданий.
Григорий обнял милой плечи,
Но ей совсем не стало легче –
Её терзали те же «две».
Щекой прижался к голове,
Лежащей на  груди его,
И ничего не понимал.
И только крепче обнимал.
Он запах роз ловил. «Ого! -
Здесь жили запахи иные, -
Здесь запах роз совсем забыли».
                33
Два сердца, и в одной груди!?
Которое из двух любить?
Какое знаменем нести?
Которое из двух убить?
И вихри буйные в душе
На главном в жизни рубеже
Она как прежде любит Гришу,
Но как подстреленная птица –
Не опереться на крыло.
Болит. И  грозный приговор
Уж опустила, как топор.
А прежде в сердце всё цвело.
И слёзы – брызнувшую слабость –
Расценивайте как усталость.
                34
Всего не выплакать глазам.
Она от Гриши отстранилась
И предпочла слова слезам.
Сказала, что на ум явилось:
- Не торопи меня, Григорий.
Не будем вспоминать историй,
Ошибок, совершённых нами.
Доверься времени. Мы сами,
Ведомые Судьбой придём.
Куда? Не знаю я пока.
Надеждой пусть живёт строка,
Что мы построим общий дом.
Иди.  Ты только что с дороги.
Остынут голова и ноги….
                35
В смятении и озадачен.
Померк его надежды день.
Всё представлял себе иначе.
«Но в чём причина перемен?
Коль не лицо, тогда обида –
Причина, что любовь убита?
Иль умерла? (Как у него).
Но слёзы, слёзы отчего? –
Он загонял себя в тупик, –   
Я видел грусть в её глазах,
И скрыта боль в её словах,
И бледностью пугает лик.
А может быть она больна?
Свобода для чего нужна?»
                36
Сам не находит он ответа.
Какой начинки сей пирог?
«Дождаться времени совета» –
Свиданья первого итог…
Вдруг распахнулись с шумом двери,
И в комнату ворвались ветры:
Друзья и первым был Борис,
Нежданный, радостный сюрприз.
Григорий бросился в объятья
Мужские, крепкие и с хрустом.
И мыслей больше нет о грустном.
Друзья встречаются, как братья.
Смех, возгласы, пожатье рук,
Тарелок, стульев, ложек стук.
                37
Застолья шум. Все говорливы.
Всё, как на встрече у друзей.
В словах пустых и торопливых,
Все кажутся себе умней.
Кого-то слушать нет желанья
И напрягается старанье:
Сказать, учить, да всё равно.
Уж дирижирует вино.
Давно причину позабыв,
Доказывать потом друг другу
Свои уменья и заслугу
В кой мере кто самолюбив.
Коварством полные стаканы
Ждут жертву – Бахуса капканы.
                38
Любил Григорий мир застолья,
Гитары голос семиструнный
И песен русское приволье,
И пляски вихорь, эх, безумный.
Чурался только откровений,
«Правдоискателей» сомнений,
И предлагал всегда таким:
«Давай страданиям твоим
На трезву голову за чаем
Дадим оценку». Молодец –
Не лев, как прежде, но птенец,
И ратовать теперь не чает,
Забыв проблемы и порыв,
Палимый хмелем как нарыв.
                39
Застолье вылилось наружу,
Под хмелем виделся резон.
Нетвёрдо щупающих сушу,
В объятья принял стадион.
Откуда-то явился мяч
И памятный начался матч.
Григорий, как всегда, в воротах.
На этот раз уж при погонах.
По правому Борис нырнул
Под Мишу, словно в пустоту.
Савельев Толя, на беду,
Ногою землю ковырнул,
И, ухватив себя за ногу,
С мольбою обратился к Богу.
                40
А мяч скучал в штрафной один.
Григорий к Толе: «Что с ногой?»
Не находя других причин,
Команда – к речке, на покой.
Как уличённые  в грехе,
Они омылись в той реке.
Вода с Эльбруса, с ледника,
И холод – крепкая рука –
Хмель отсекает. Голова –
Свободная от власти хмеля.
Уладилось всё в мини-время.
Нога же, кажется крива
И объявились эскулапы –
Терзали с умным видом лапу.