Быховские узники. драма в 3 действиях

   
   
          Введение

ВСЕМ, КТО БЫЛ ВЕРЕН РОДИНЕ СВОЕЙ
В ГАЛИЦИИ, КАРПАТАХ, ПОД ВАРШАВОЙ,
КТО В БИТВАХ НАШУ СЛАВУ УМНОЖАЛ
ПОД ГУМБИНЕНОМ, КОВНО, ПЕРЕМЫШЛЕМ,
КТО ВЕРЕН БЫЛ ДЕРЖАВЕ ПРАОТЦОВ,
ХРИСТОВОЙ ВЕРЕ, ВОИНСКОЙ ПРИСЯГЕ,
КТО РАТИ ВЁЛ НА ОГНЕННУЮ СМЕРТЬ
И ПОБЕЖДАЛ, И ЦЕЛЫМ ОСТАВАЛСЯ.
И ВСЕМ, КТО ПОЗАВИДОВАЛ СУДЬБЕ
ОСТАВШИХСЯ ЛЕЖАТЬ НА ПОЛЕ БРАНИ
И НЕ УВИДЕВШИХ, КАК ИХ СТРАНА
СОШЛА С УМА, ОТРАВЛЕННАЯ ЯДОМ.

                Действующие лица:

Корнилов.
Марков.
Деникин.
Эрдели.
Эльснер.
Лукомский.
Кусонский.
Романовский.
Тень.
Солдаты, юнкера, народ.
Хор за сценой.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

     Явление первое.

 Дорога от вокзала к Быховской тюрьме. У обочины дороги-солдаты, вдали-группа арестованных под юнкерским конвоем.

Первый солдат.

Ведут, братва, с горы офицерьё.

Второй солдат.

Бери, товарищ, выше – генералов.

Третий солдат.

Тех, что на бунт с Корниловым пошли?

Второй солдат.

Вестимо, тех. Они вели черкесов,
Чтоб Питер взять, и разогнать Советы,
Повесить Ленина. Да вишь, самих ведут.
Бери булыжник. Знатно их приветим.

             Первый солдат.

Я грязи из канавы зачерпну.

Швыряются камнями и грязью.

              Явление второе

Те же, Марков и Деникин.

                Марков.

Эрдели ранен! Жалкое зверьё!
Метали б вы на фронте так гранаты –
В Берлине бы сидел великий князь,
В Тиргартене бы сбитнем торговали.
Мерзавцы! От победы в двух шагах,
Поверили вы дьявольской крамоле,
Шпионам вражеским!

                Солдаты, наперебой:

Да жаль на вас патрон!
Штыка, превосходительства, хотите?
Вели нас за буржуев умирать!
Вот камушек, не сладко ль? Получите!

                Деникин

Что, дорогой «профессор», нам конец?

                Марков

По-видимому.

        Юнкера, щёлкая затворами:

Осади! Назад!
Стрелять начнём, сейчас оставьте камни!
Вам мало: арестованы они!
Ведь вы солдаты. Где же дисциплина?

                Первый солдат.

Эх, что, братва, их слушать: юнкерьё-
Такая ж барская взрастает гидра,
Как волкодав из малого щенка,
Как из змеёныша растёт гадюка.
Не отдадут господ-так и самих
Всех кончить, как в полку вчерась кончали.

               Второй солдат.

Да как их кончишь? Вишь, у них штыки,
Взвели затворы, залпами ударят.
Не вырвет ворон ворону глаза.

                Третий солдат.

Сейчас не вышло; погоди, дождёмся - 
И юнкерей на шлёпку поведём,
В тюрьме не отсидятся; а погоны
Им вырежем на белых-то плечах.

                Второй солдат.

Айда к Семёнихе; поставит четверть,
Недурно б и говяжьей требухи.
(Уходят).

                ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

                Явление третье.

Двор Быховской тюрьмы: тропинка вокруг костёла. Накрапывает дождь. За оградой слышны гармонь и частушки. На тропинке – Деникин и Марков, поодаль – Эльснер и Эрдели.

                Голоса за оградой:

Буржуазный нонче класс
Всех выходит выше:
Буржуа`зия у нас
Снег сгребает с крыши!

Ты гони буржуя в шею,
Попил нашей кровушки,
Жили мы через него
Без земли, без волюшки!

Деникин

Дождь перестал, и снова моросит,
На небе хмарь, и купола не видно
С утра. Палили в небо столько
Безумные на фронте и в тылу,
Задумав расстрелять всё то, что выше
Их жалкого сознанья и ума,
Что небо плачет. Мы сегодня с вами
Вокруг костёла обошли раз сто,
А он молчит, и колокол не дрогнет,
Чтоб заглушить гармонь, визг пьяных баб
И ругань площадную.

                Марков

Да; однако ж
Не хочется в казарму со двора.

               Явление четвёртое
              Те же, Эльснер и Эрдели.

                Эльснер

Ведь немцы угрожают Петрограду,
А солдатня братается с врагом.
Большевики день ото дня наглее,
А Керенский своею болтовнёй
Дорогу им прокладывает к власти.

                Деникин

Корнилов-знамя; под него сберутся
Все партии, за ними – и народ,
Безумием ещё не поражённый.
Поодаль от политики держась,
Мы лишь пробелы прошлого восполним.
В строители мы, верно, не годимся;
Спасти бы от анархии страну.

                Эльснер

Рецепты при паденьи в глубину.

                Деникин (обращаясь к Эрдели):

Голубчик, как спина и голова?
Такие в вас булыжники летели,
Как будто пули вражьи на излёте,
Пробив слегка фуражку и шинель,
Контузили.

                Эрдели

Да, но попали – в сердце.
Болит не там, а спереди и ниже,
Где бьётся от рождения до гроба
Комок бессонный боли и любви.
Тевтонец бы, или гусар венгерский,
Иль янычар контузили меня –
Свои, о Боже, русская пехота!
Я ль унижал когда простой народ?
Командовал когда ль не по уставу?
Брал взятки иль проигрывал казну?
Вёл их на смерть? Но сам же на коне
Был впереди дивизии в атаке.
А вы и вовсе слыли либералом,
Каких не видано.

                Деникин

Таким, что даже
Солдатская хромала дисциплина
Во время оно в роте у меня.
В сознательного я солдата верил,
Я Герцена читал и Огарёва,
Я даже нелегальщину держал
И мог бы стать заправским Carbonari,
Но, зверства их увидев в пятый год,
Измену их в кампании японской,
Я тут же отвратился всей душою
И, даст Господь, горячих всыплю им.

                Эрдели (сдерживая слёзы):

Не враг нас гнал убийственным огнём-
Свои, «Христом возлюбленное войско»,
Осыпало нас бранью площадной
И градом из камней и грязи гнало,
Как гонят шелудивую собаку,
На кухне кость укравшую! На рынке
Так вора несчастливого бранят!
Антон Иваныч! Можно ли забыть?
Простить возможно ли?

                Деникин

Простить… не помнить…
Простить возможно раны и увечья,
Что враг тебе в сражении нанёс,
Долг воинский усердно исполняя.
Забыть возможно проигрыш войны:
Капризнее Фортуны нет богини,
Был Пётр под Нарвой бит; в Аустерлице
Кутузов поражение терпел,
При Ватерлоо – гордый корсиканец.
Измену обожаемой жены,
Потерю состоянья, подлость друга
Излечит время, мудрый эскулап,
И память милосердная сокроет.
Но ненависть народа своего-
Не позабыть несчастия того.

                (Уходят).

               ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
                Явление пятое.
Камера №6. Двери камер не заперты, генералы свободно навещают друг друга. Стол уставлен тюремной снедью, горят свечи. Корнилов и остальные.

                Корнилов

Собранье наше ждёт вас, господа,
Пусть дамских глаз и вееров не видно,
Стол пустоват и жестковаты стулья,
Да эскадрон отборнейших клопов
В постелях сел в секрет и ждёт отбоя.
Пусть в городе безумствует толпа,
Но стережёт нас батальон крестовый
И верные текинцы не сдадут.
Пусть темнота сгустилась за окном
И хлещет дождь со снежною крупою-
Зажжём мы свечи, сядем дружно рядом
И вспомним всё, что лучше этих дней.

                Деникин

Благодарите вы мою невесту:
Она нам в муфте водку пронесла.

              Корнилов

Она у вас – агент военный штаба!
Её бы в Туркестан, за пограничье,
Снимать кроки афганских крепостей.
Как хорошо иметь друзей надёжных!
Сильны сейчас мы не огнём орудий,
А тем, что и в отечестве безумном
Ещё сердца нам преданные есть.
Когда меня изменником назвали,
Сам Михаил Васильич Алексеев,
Начштаба при «присяжном главковерхе»,
Арестовал меня, чтобы спасти,
И вас, Антон Иванович, со мною.

                Деникин

Да, помню. Помоги ему Господь
И впредь таким же быть и оставаться.

                Корнилов (поднимая стакан)

Невесело собранье наше нынче:
Стол не блестит, и скатерть не белеет,
Понуры лица воинов кругом.
Не на лихой пирушке офицерской
Кипит бокал со «вдовушкой Клико»,
А с горьким русским зельем фронтовым
Печальную я чару поднимаю,
Соратники мои в былых походах,
Сподвижники и в нынешних скорбях.
И всё же чокнемся! Не на поминках мы!
Пусть зазвенит стекло, как сталь мечей
И пусть вино заплещется в стаканах:
Сильна чума, но всех не уничтожит,
Пока есть верные - жива Россия,
А мёртвых нет у Бога в небесах.
Ура!

                Все:

Ура! Ура, ура!

                Марков

В какой трагедии опишут нас
И этот новый пир в чумное время?

                Лукомский

Найдётся, верю, на Руси поэт,
Про повесть нашу грустную узнавший.
В какой-нибудь глуши, под скрип сверчка,
Под ветра свист и треск в печи поленьев
Он заново созиждет эти стены,
И в окнах за решёткой тусклый свет,
И сеть дождя над городом безумным.
И оживут уснувшие в земле,
И мы навек в беспамятство не канем.

                Корнилов

Глоток последний выпью для того,
Чтоб муза не оставила его.

                Деникин

Я вспомнил прошлую тюрьму, Бердичев;
Держали нас на первом этаже,
А под окном солдаты бесновались:
Безбожные куплеты, пьяный смех,
Угрозы расстрелять и всё такое.
Один залез под самое окно,
С карниза ухватился за решётку
И хамскую понёс белиберду
О том, что мы войной народ изводим
И что врагу позиции орудий
За десять тысяч продали рублей;
Тут я не вынес, простыню отбросил
И закричал, чуть голос не сорвав:
«Ты лжёшь, солдат! Ты не своё сказал!
Когда б ты был в дыму, в огне военном,
Ты б видел, как умеют умирать,
Не изменяя, наши офицеры!»
И он умолк, и спрыгнул, и исчез,
Да толку чуть – другие набежали.
Платка не отыскать на каждый рот.

                Романовский

Идеей чёрной заражён народ
И исцелить его идеей надо.
Чтоб в образ Божий воротился сброд,
Чтоб вывел его вновь Христос из ада.

                Марков

Смотрите: тень возникла на стене;
Недвижима; фигура человека;
Мы движемся: одни встают, садятся,
Иные ходят: только лишь она
Не шелохнётся, хоть свечное пламя
Колеблется от сквозняка в дверях.
И, доложу я вам, всего чуднее –
Никто из нас её не отразил.

                Корнилов

Да, это странно.

                Деникин

Где же диво в том?
Подобное к подобному спешит,
Всё родственное тянется к родному.
Журавль окликает зыбкий клин
Друзей своих, меж туч их догоняя
Над лесом, что роняет жёлтый лист
В тумане белом осени печальной.
Льнёт ложь ко лжи, близка лишь чести честь.
Так всё живёт, что под луною есть.
Чему же, Лавр Георгиевич, дивиться,
Что тень немая в мир теней стремится?

                Корнилов

Как, тени мы?

                Деникин

А кто же мы теперь,
Без войска и хоругвей генералы?
Дворяне без высокого двора?
Помещики усадеб разорённых?
Колеблет ветер пламя, и за ним
На стенах мы колеблемся белёных.

                Эрдели

Но родина у нас была не тенью;
Она земною истиной была,
Двуглавого орла крылатой сенью
От шведов до Японии легла.
Дрались мы за неё и умирали.
Была она. Вы помните её?

                Деникин

Так сны мы помним, утром пробудясь:
Считая грёзы явью несомненной
Какой-то миг; но время чуть проходит,
Они бледнеют, в небыль превращаясь,
И мы уже не знаем ничего.
Но этот сон я видел, и до гроба
Он будет восставать передо мной:
И Киев, крест Владимира святой,
И Рождество, позёмка над сугробом,
А наяву-лишь ругань, свист и вой.

                Эрдели

Блаженны сны средь яви таковой.

                Марков

Глядите ж: тень густеет.

                Корнилов

Несомненно.

                Марков

Черкесскую одежду разглядеть
Уж можно без труда; кинжала тень
На тени пояса клонится книзу.
Под газырями ясно виден крест
И лента во святых драконоборца
Его венчает. А`нглийский пробор,
Округлость бороды, усы большие
И с прищуром глаза… Мороз по коже.
Антон Иванович, вам видно то же?
Иль наших душ один коснулся бред?!
Не может быть…

                Орлов (вставая):

Пред нами император.

                Тень сходит со стены.


                Явление шестое.
                Те же и Тень.

             Тень

Не ждали вы меня.

              Марков

Святая правда.

           Романовский

Умы затмились наши, Государь,
Явление нам ваше непонятно,
Как дикарю немыслимо понять
Падение с небес аэролита,
Как школяру, что учится считать,
Изысканная алгебра закрыта.

             Орлов

По телу дрожь и ток – по волосам.
Вы живы или нет?! Скажите нам.

              Тень

Я жив ещё. Я к вам пришёл во сне.
Когда скуёт сознанье крепкий сон
И телом овладеет расслабленье,
Как дым костра, как лёгкий клок тумана,
Душа исходит из своей тюрьмы,
Где рёбра есть оконные решётки.
Нам кажется-минуты пробежали,
Она ж обходит целые миры,
И жителей земной юдоли грешной,
И прадедов, ликующих в раю.
Там, путешествуя вдали от тела,
Всех видит их и с ними говорит,
Сознанью и рассудку неподвластна.
Когда же, ночь сменяя, на востоке
Зардеет предрассветный окоём,
Душа, ночные странствия оставив,
Летит назад в телесную тюрьму,
Чтоб с разумом соединиться нашим.
И вздрагиваем мы во сне тогда…
Науке той таинственной и древней
Учили нас Григорий, Пётр Бадмаев,
И Милица, и Стана прежде их,
Великие княгини-черногорки.

               Деникин

Зачем же из тюрьмы своей телесной
В тюрьму другую вы перенеслись?

                Тень

Пришёл я ныне к воинам моим,
Благодарить за доблестную службу.
Как на манёврах в поле красносельском,
Я снова перед строем прохожу
И говорю спасибо, благодарный,
Что помните вы воинскую клятву
Хранить мне верность в поле, в крепостях,
В баталиях, сухим путём, водою,
Врагам моим чинить сопротивленье
И отвращать убыток мне и вред,
И супротив присяги офицерской
Вы Богом поклялись не поступать.
Великий Пётр присягу эту создал,
Пред строем и крестом святым читал,
В полтавском поле войску присягая;
И им сказал: «А о Петре вы знайте,
Что жизнь ему отнюдь не дорога,
Стояло бы во славе государство,
Петру вручённое». И подал знак к атаке,
И сел в седло, и россиян повёл
На «брата Карла» синие шеренги.
И ни один солдат в его войсках,
Из «крепостных рабов» и «угнетённых»,
Владыке своему не изменил,
Не обратил к своим штыка и пули,
Жестоко командирам не отмстил.

                Корнилов

Вы, Государь, должны нас презирать:
Мы заслужили всё: и комья грязи,
И град камней, и камеры, и смерть,
Которая к нам ближе, чем в окопах.

                Тень

Презренья нет во мне; лишь сожаленьем
Исполнен весь я. Тосковать не время;
Господь незримо вас освободит.
Вас верные спасали здесь от смерти,
От этих уз они же и спасут.
На юг идите, в степи, где крамола
Ещё не всех лукаво увлекла,
Как уходил боярин Коловрат
От стен родных Рязани истреблённой.
Там затеплите Божию свечу
Средь бури мрака. Вспомнил я Полтаву,
Когда вам о присяге говорил:
Тогда войскам великий император
Не за Петра сражаться приказал –
За род свой, за Отечество и Церковь.
И вы сражайтесь не за Николая:
Ему война другая суждена,
В иных полях, в иной высокой ставке.
Корнилов, помни: я вам – не кумир;
Великий грех – кумиров сотворенье.

           Корнилов

Так точно.

          Лукомский

Что же будет с вами?

          Тень

Лишь то, что в книге жизни начертал
Пресветлый ангел, ведающий души;
Лишь только то, что мне за два столетья
Смиренномудрый Авель предсказал.
Вас на земле ждёт новая война
Со страшной, небывалою ордою,
А я же землю вскорости покину,
Став жертвой за народа тяжкий грех,
Молить Творца о родине безумной.
Безжалостные слуги цареборства
Меня с моими близкими убьют,
Но люди убивать так не умеют,
Одни лишь духи злобы поднебесной.
Вы ж на земле спасёте честь России
И позже все воротитесь ко мне:
Иные – скоро, павши от снарядов,
Иные – лишь доживши до седин.
Но я приму последний ваш парад
В небесной, непоруганной отчизне.
И столько с вами праведников будет,
Погибших за отечество и веру,
Что рай к земле приблизится, и с вами
Мы пересилим пагубу и зло.
Но большего покамест не могу
Сказать я вам. Светлеет на востоке,
И мне пора в тобольскую тюрьму,
Вновь проживать постылое изгнанье.
Вас ждёт поход великий, приготовьтесь,
Господь за вас, и русские святые.
Прощайте же…

                Тень медленно исчезает.

Явление седьмое.
     Входит полковник Кусонский.

             Кусонский

Вы, господа, с минуты сей свободны,
Сам главковерх Духонин снял арест.
Я прислан им из Ставки. Сообщаю:
Здесь будет эшелон большевиков
Не позже, чем часа через четыре.
Немедленно из города скрывайтесь,
Переодевшись в штатские пальто,
В чиновников, солдат – в кого угодно.

                Эрдели

Маршрут похода, думаю, понятен:
К Каледину, на Дон, в Новочеркасск.

                Марков

«За синей птицей!» Дале – неизвестно.

                Корнилов

Текинский полк наш верный соберу,
Ведь как-никак четыре сотни сабель,
Семье велел я загодя уехать,
А на миру любая смерть красна.

                Марков

«Иные-скоро, павши от снарядов,
Иные – лишь доживши до седин…»
Как хочется знать загодя, что будет.

                Корнилов

Зачем? Удел гадателей – гадать,
Судьба же наша – помолясь, сражаться,
Пока есть враг, пока есть свет в глазах.

                Орлов

Вновь беглецов наш Тихий Дон укроет.

                Деникин

«Там затеплите Божию свечу
Средь бури мрака…» Боже, как красиво.
Увижу Алексеева – скажу.

                Орлов

Вы только промолчите про источник.
Ведь в наше легкомысленное время
Не веруют подобным чудесам.

                Корнилов

По старому обычаю, присесть
Нам следует пред дальнею дорогой.

                Все садятся.
   Хор за сценой, вначале – тихо, затем – всё громче:


Слышишь, гвардеец?
Война началася,
За Белое Дело
В поход собирайся.

Смело мы в бой пойдём
За Русь Святую
И как один прольём
Кровь молодую.

Русь наводнили
Чуждые силы:
Честь опозорена,
Храм осквернили.

Вон показались
Красные цепи,
С ними мы будем
Сражаться до смерти.


З А Н А В Е С


                30 ноября 2011 г.