Кедровый орешек

Уже узнав из предыдущей статьи, с кем мы имеем дело, попробуем раскусить этот кедровый орешек. А обнаружил он своего хозяина такими словами:
«токое фееричное онастосиевко достойно жыть релихтом ыпохи )))
Кедрам звинетьнах!!!»
"Мы каин и манфред, а вы - как лилея!" (с)

Манфреда мы пока трогать не будем, а сибирского отшельника пощекочем за пятки, чтоб не играл с нами в прятки, а выходил поскорей и был как Продобрей. И православный календарь* дает нам подсказки для нашей сказки и просит не обижать нашего "отшельника". Упоминание Анастасии и ее «Звенящего кедра» здесь не случайно. Я уже не раз упоминала в последние дни о старообрядцах. Однажды окунувшись в мелкие воды нового мышления на старые темы, я столкнулась мысленно с силами теми и определила их силу и направленность. Это что-то из разряда жрецов, причисляемых к язычникам. Сила их бесовская и не великая, но сражаться я с ними не собираюсь, тем не менее. Пусть каждый останется при своем мнении и живет по своим законам совести. Мой канон запрещает мне столоваться из одного блюда с еретиками, но и не буду бросать в их огород камень. Я глубокие воды мудрости вычерпала и нашла свой путь, истину и жизнь на примере жизни Иисуса Христа, потому ни за что и никогда не откажусь от своего креста. И даже если данному персонажу мыльной оперы хочется меня видоизменить, то это пустые хлопоты. Единственное, что я могу ему пообещать, его внутренний мир не навещать и не выкорчевывать там тополя. И это только мира для. Нейтралитет сейчас нужен всем. А время нас рассудит, чей-то пыл остудит, а чьи-то ледники растопит. «Что я ищу я на просторах тех безжизненных красот? Может, сторону в которой пользу пламя принесет?» - написала я когда-то. И сегодня это актуально вновь. Но сейчас нас ждет чернокнижник Бэимэ.
Стих для съедения он предложил нам сам пару дней назад в качестве масленичного лакомства в прощеное воскресенье.


«Армагеддец и доля подлых тварей
Нэстэпан Нэбандэра
                "Печальный Демон, дух изгнанья,
                Летал над грешною землей..."
                (с) М.Ю. Лермонтов

Как виден мир в момент его рожденья
он исподволь предчувствовал всегда,
Когда непреходящим наважденьем
манила его тёмная вода,
Когда летал он над бурлящим морем.
В солёной пене темные крыла
Чертили пентаграмму на просторе,
подспудно вызывая силы зла.

На этой пентаграмме легко читается исподволь и подспудно заложенные в мальчике генетическим кодом ошибки предков, а именно дедушки сибиряка. И вызываемые откуда-то из бездны преисподней силы зла венчали тем самым его дела, и потому доля его была не бела, а туда вела, где тьма кромешная и не живет чувство нежное, сердце трепетное и хрупкое впитывает зло губкою. И об этом нам вчера поведала желто-синяя пресса. Но мы не будем опускаться до сплетен, ибо знаем, из каких нитей его путь сплетен. Пока мы видим, что все, что он творит, происходит неосознанно, по программе, выдаваемой генным кодом. И кармический шлейф предков обязывает данного «рыцаря печального образа» следовать намеченным курсом.

Затем летел в страну гипербореев,
что панцирь ледника навек сковал,
И вспоминал исход, торосы брея,
и хохотал лавинами обвал.

Далее идут откровения о противоборстве двух стихий «гиперборея» и «ледника», что означает страсть и лед – желание любить всем сердцем, каждой молекулой духа и невозможность сделать это в силу климатических условий судьбы. И все его попытки вырваться из данного черного круга черной дыры отвергались до времени до поры, и царь горы не давал ему возможности самостоятельно делать выбор и быть хозяином слов и поступков, держа его уздой мыслей на коротком поводке. И громогласный хохот лавины только усиливает кубизм аллегорий и ужас картины жизни и деятельности демона. Но там, где полагается плакать, смеяться людям сердобольным не приходится, даже если и повод находится. Но мы антагонистичны лавине, и своей пусть и противоположно заряженной половине желаем исключительно добра и солнца южного, чтобы достичь климата нужного.

Потом летел на Юг до Амазонки,
лемурами любуясь на лету,
Которых были немощны ручонки,
чтоб воплотить создателя мечту
И Дарвина догадку... А титанов
тирранозавры слопали зараз
И передохли от зимы буранов,
 которые накликал божий глас,
За плотские грехи чревоугодья
и прочие смертельные грехи
Сведя небесный камень за поводья,
для прекращенья дней времён лихих.

О любовании лемурами мы наслышаны и весьма, но такова его канвы судьбы тесьма. И немощны их и коротки ручонки, но все равно хочется им все-таки сказать «не протягивайте руки, а то протяните ноги», ищите иной дороги, у нас законы строги и право собственности охраняется государством. А воплотить Создателя мечту под силу только тем, кто удосужился стать Ему подобным, а Дарвина догадку мы раскрывать не будем, ибо ее уже раскрыл Никадим Манцев словами «не ищи, не ищи во мне изъян, нет, не все рождены от обезьян»…* А титанов не жалко, не будут зазнаваться, не стоит искушениям гордости подаваться. Родителей почитать надо, а Создателя тем паче. Кто это забывает, тот плачет. А дальнейший замкнутых круг встреч и разлук мы оставим клубком противоречий и распутывать не будем, оставим это преступление на совести естественного отбора и закона о единстве и борьбе противоположностей, что и обуславливает эволюционные процессы. А вот камень, запряженный вызывает большие разочарования, ибо трудно себе представить такого коня. Следовало его хотя бы обтесать малость, чтоб он хотя бы очертания лошади принял, иначе и поводья на него не накинуть. Колобок не запряжешь. Гнев Тины с оглоблями времени выглядел куда менее аляповато. Но простим демона за эту шалость, понятно, что таланта в нем малость, благо, хоть это досталось. Ведь все совершенное дается Владыкой Света. Божественный слог – удел пророка и настоящего поэта. И как ни крути, от Истины никуда не уйти. Да и в какую сторону не пойдешь, все равно к океану выйдешь. Да и все самое-самое находится у Владыки. Все одно в ноги Ему падать, чтоб избежать мук ада. Ибо сбывается нареченное «и всякое колено преклонится предо Мной и всякий язык будет исповедовать Бога». Но Богов сейчас развелось много, хотя Он один и выражается любовью – любовью без границ и пределов. И если вы в себе такой доброты не имеете, то и не Божьи вы дети, а сатанинское отродье, Тины Шанаевой вроде. Но даже она имеет возможность искупить свою вину, чтобы камнем не уйти ко дну. И то, что она сегодня по трезвости смогла осознать причину своей вчерашней резвости, говорит о том, что она еще может отделить в себе пшеницу (чихнула) от плевел.

Потопы, извержения, морозы
вершитель насылал немало раз
И эта правда эволюций прозы
изрядно веселит его подчас,
Как веселят попытки созиданья
на тех же бьющих в голову граблях,
Когда испепеляюще сиянье,
сводящее ошибки в лёгкий прах.

Дальнейший сарказм демона обнажает его демоническую суть. И если поглубже в него заглянуть, то видно, что там ни радости, ни света, вечной мерзлоты приметы, и потому не понять его уму, что мы для Господа – дети Его. И горько и больно Ему созерцать, как можем мы очевидное отрицать и священное порицать. Уже и Сына Своего отдал на растерзание ненависти человеческой, чтобы установить баланс сил, и что только в жертву не приносил, все впустую. Не поймут человеки истину простую «Бог – дух, и оттого, что мы взрастим в себе, зависит наш урожай». И от каждой капельки зависит вкус воды реки, моря, океана. От закваски зависит тесто, а значит, и хлеб. И если закваска фарисейская, то скиснет тесто и хлеба не получится, ибо ложь и лицемерие как сорняки забьют всходы благодати. И вместо любви мы увидим благовоспитанность с элементами учтивости и ничего более. Ни о каких подвигах во имя ближнего в данном случае и говорить не приходится и даже пост рассматривается, как элемент кулинарии, а не избавление от нужд тела, сведенного до необходимого для поддержания жизненных функций предела. И чтобы понять природу чувств Бога, надо представить себя отцом семейства и через свое сердце пропустить его переживания. Так, к примеру, представить своего сына убийцей, а дочь вавилонской блудницей и тогда на ум приходит Гоголевская картина «Тиха украинская ночь» и действия Тараса Бульбы. Но после потопа Господь решил отменить карательные меры и дать нам возможность осознать свое величие и устранить в себе безразличие к себе, своей судьбе и близким. И для того, чтоб ликвидировать зло иным путем и был отдан Сын Его на муки. Он своим позитивом искупил наши грехи, будучи казненным как тяжкий преступник, хотя и не был знаком с виной, почему и считается, что мы выкуплены дорогой ценой. Но многие ли оценили жертву эту? Вопрос лучше оставить без ответа, ибо он будет неутешительным, как и выводы, которые я сделала, общаясь с сильными мира сего. Но не будем так далеко углубляться в тайны мироздания, а последуем за мыслями демона.

Печальный Демон... Что тебе за радость
глядеть в очередной Армагеддец?
Неужто развлечений не осталось
в местах, куда низверг тебя Отец?!
Древнейшим воплощением мортидо
тебе, увы, не стать - оно в грехах
Танцует танго с творческим либидо,
чтоб ГиперЭго всё послало нах...
Ну а тебе платить по счёту рая
за байки о Великом Сцотоне,
Когда развитья доползёт кривая
до отличенья слофф от "бе" и "ме".
http://www.stihi.ru/2011/08/24/8602

Апофеоз откровений демона вполне логичен и правдив. Именно ему и придется ответить за свои дела и заплатить по счетам. А что там? Нарушение заповедей. А их не так много, как может показаться фарисеям. Чтобы обрести жизнь вечную, достаточно не убить, не украсть, не совершить прелюбодеяние, не оболгать близкого и самого себя, почитать родителей и Бога. Как видите, не так много. И вполне реально жить нормально и удержать свои порывы «убить, украсть, оклеветать, изменить» в узде. И никаких баек о сатане нет. Это быль. И доказать это элементарно по той же схеме. Бес - дух. И потому все черные мысли, связанные с агрессией, алчностью, похотью, завистью, чревоугодием и желанием обрести веселье духа искусственным путем исходят из источника зла и ведут к необратимым процессам в психике человека, что обуславливает душевную болезнь, заканчивающуюся обычно весьма печально либо суицидом, либо желтым или казенным домом. Примеров тому тысячи и даже в литературе. Достоевский «Преступление и наказание», «Братья Карамазовы», Булгаков «Мастер и Маргарита», судьбы Есенина, Маяковского и даже Пушкина и Высоцкого. И не стоит шутить с чертом, это обычно имеет весьма печальный финал. Когда не только не сможешь уже выродить ни бэ, ни мэ, а вообще будешь не в своем уме. И чтобы никого не обижать, я не буду указывать пальцем на тех, кто пытался играть в эти опасные игры. Надо тщательно беречь свою душу от всяких паразитов, как хозяин хранит свой дом от грабителей и тогда в чистое и благородное тело, как в сосуд, войдет по милости Божией Святой Дух благодатный, который даст и силы и здоровье и премудрость. Жив Господь, и потому к праведнику не прикоснется лукавый, и все его попытки навредить сможет Ангел-хранитель упредить и отвести своей рукой любую беду. И если бы такими знаниями и умениями контролировать мысли, слова и дела обладала хотя бы треть человечества, то вспоминать о преступности уже бы не приходилось, не говоря уже о потопах и пожарах. «Скажи-ка, дядя, ведь не недаром»… Конечно же, не даром, а дорогой ценой оплачено наше право быть счастливыми. И тот, с кем я сейчас веду беседу, знает, что я никуда не поеду, пока меня не пригласят. А сон сегодняшний показал, что случится это вскоре. Я уже была в том коридоре и встречалась там с мусульманином ему на горе. И я, конечно, знаю, кто тот человек, с которым необходимо шефу установить контакт. Пусть будет так. По коню и вожжи. Надеюсь, кто-то ожил и поверил в себя и в то, что будет жить любя и веря, что все открыты двери для тех, кто чист душою, любовью кто большою свой путь к удаче мерит, надеется и верит.


Примечание: икона Богоматери "Далматская".

Дж. Байрон
Манфред
1817

"Ставшая дебютом Байрона-драматурга философская трагедия «Манфред», пожалуй, наиболее глубокое и значимое (наряду с мистерией «Каин», 1821) из произведений поэта в диалогическом жанре, не без оснований считается апофеозом байроновского пессимизма. Болезненно переживаемый писателем разлад с британским обществом, в конечном счете побудивший его к добровольному изгнанию, неотвратимо углублявшийся кризис в личных отношениях, в котором он сам порою склонен был усматривать нечто фатально предопределенное, — все это наложило неизгладимый отпечаток «мировой скорби» на драматическую поэму (скептически относившийся к достижениям современного ему английского театра, Байрон не раз подчеркивал, что писал её для чтения), в которой наиболее зоркие из современников — не исключая и самого великого немца — усмотрели романтический аналог гетевского «Фауста».

Никогда еще непредсказуемый автор «Чайльд Гарольда», «Гяура» и «Еврейских мелодий» не был столь мрачно-величествен, так «космичен» в своем презрении к обывательскому уделу большинства, и в то же время так беспощаден к немногим избранным, чья неукротимость духа и вечное искательство обрекали их на пожизненное одиночество; никогда еще его образы так не походили своей отчужденной масштабностью на заоблачные выси и недоступные хребты Бернских Альп, на фоне которых создавался «Манфред» и на фоне которых разворачивается его действие. Точнее, финал необычайно широко набросанного конфликта, ибо в драматической поэме, охватывающей, по существу, последние сутки существования главного героя (хронологически оно «зависает» где-то между XV и XVIII столетиями), важнее, чем где-либо еще у Байрона, роль предыстории и подтекста. Для автора — а, следовательно, и для его аудитории — монументальная фигура Манфреда, его томление духа и несгибаемое богоборчество, его отчаянная гордыня и столь же неисцелимая душевная боль явились логическим итогом целой галереи судеб романтических бунтарей, вызванных к жизни пылкой фантазией поэта.

Поэма открывается, как и гетевский «Фауст», подведением предварительных — и неутешительных — итогов долгой и бурно прожитой жизни, только не перед лицом надвигающейся кончины, а перед лицом беспросветно унылого, не освященного высокой целью и бесконечно одинокого существования. «Науки, философию, все тайны / Чудесного и всю земную мудрость — /Я все познал, и все постиг мой разум: / Что пользы в том?» — размышляет изверившийся в ценностях интеллекта анахорет-чернокнижник, пугающий слуг и простолюдинов своим нелюдимым образом жизни. Единственное, чего еще жаждет уставший искать и разочаровываться гордый феодал и наделенный таинственным знанием запредельного отшельник, — это конца, забвения. Отчаявшись обрести его, он вызывает духов разных стихий: эфира, гор, морей, земных глубин, ветров и бурь, тьмы и ночи — и просит подарить ему забвение. «Забвение неведомо бессмертным», — отвечает один из духов; они бессильны. Тогда Манфред просит одного из них, бестелесных, принять тот зримый образ, «какой ему пристойнее». И седьмой дух — дух Судьбы — появляется ему в облике прекрасной женщины. Узнавший дорогие черты навек потерянной возлюбленной, Манфред падает без чувств....
http://briefly.ru/bajron/manfred/

ЦЕРКОВНЫЙ КАЛЕНДАРЬ

Далматская икона Божией Матери
28 февраля 2011 (нов. ст.)

 "В соборной церкви Успенского Далматова монастыря, расположенного на берегу реки Исети в Пермской области хранился чудотворный образ Успения Божией Матери, принадлежавший иноку Далмату, основателю этой обители.

 В первой половине XVII-го столетия дворянин Димитрий Иванов Мокринский, житель г. Тобольска, удалился в Невьянский монастырь (Тобольская епархия), где и принял иночество с именем Далмата. Так как инок отличался добродетельной жизнью и был подвижником, братия Невьянского монастыря пожелала избрать его своим игуменом. Но смиренный Далмат, избегая этого высокого и ответственного сана, удалился из обители, взяв с собой икону Успения Богоматери. В 1644-м году он прибыл в Пермскую губернию и здесь поселился в пещере во владениях Тюменского татарина Илигея.

 Решив изгнать отшельника, Илигей остановился на ночлег напротив Далматовой пещеры, за рекой Исетью, рассчитывая на рассвете напасть на инока. Но защитницей Далмата стала Сама Царица Небесная. Она явилась татарину во сне в багряном одеянии, с пламенным мечом в руках. Богоматерь строго запретила причинять Далмату какую бы то ни было обиду и приказала Илигею дать отшельнику земли для построения обители, что татарин со смирением и сделал.

 Это чудесное событие произошло в 1646 году. К этой же дате относят и основание Далматова монастыря.
 В конце 1646 года на обитель напали калмыки. Они сожгли монастырские постройки; часть монахов убили, другую увели в плен. Во время этого разгрома чудесным образом спасся от гибели только основатель обители старец Далмат, сохранив и принесенную им из Невьянского монастыря икону Успения Божией Матери.
 Через несколько лет, благодаря усердию Далмата, на месте разрушенного монастыря уже возвышалась деревянная церковь, а недалеко от нее появились и келии для иноков. Сюда стали стекаться богомольцы и делать свои пожертвования на украшение обители и храма. С этого времени слава монастыря стала быстро распространяться по всем ближним и дальним местам.

 В 1664 году монастырь опять подвергся нападению. Хан Девлет-Гирей разграбил и сжег обитель. Однако икона Божией Матери и на этот раз осталась невредимой, хотя церковь вся сгорела; только на задней стороне доски обгорело то место, к которому прикоснулся рукой один мусульманин.
 Обитель была восстановлена уже сыном Далмата, архимандритом Исааком. Он в 1707 году выстроил каменную церковь, где и находилась чудотворная икона Успения Божией Матери. Риза и венцы на ней были серебряные, вызолоченные, с драгоценными камнями"


Муз. подарок от Никадима