Дворец сладострастья сказка для взрослых полный ва

              ДВОРЕЦ СЛАДОСТРАСТЬЯ (полный вариант)
                (Сказка для взрослых)

Во дворце султан неспешно
Жизнь роскошную ведёт:
Всё доступно, всё безгрешно,
Всё известно наперёд.

Жемчуг, яхонты, сапфиры,
Изумруды и алмаз,
Словно красочная лира,
Песни льют для царских глаз.

Бархат, шелк, парча с атласом,
Извиваются, шуршат,
И, разлёгшись по паласам,
Девы юные лежат.

Все смуглы и чернооки,
С влагой страстной на устах.
Вздохи их, как сон, глубоки,
С томной  прелестью в очах.

Горы фруктов на подносах,
В хрустале дрожит вино,
И курится медоносом
Благовония зерно.

Кубки золотом сверкают,
Чаши с чёрным серебром
Так и блещут, так и тают
Под огнем и под лучом!

Сам султан в чалме из шёлка
И в халате из парчи
Возлежит на ложе звонком,
И кальян курит в ночи.

Всё ему уже не в радость,
Нет желания в крови.
Юных дев приелась сладость,
Их покорность без любви.


Чует сердце и томится
От предчувствия судьбы.
Что-то с ним должно случиться:
Счастье или рок  беды…

Зрит султан в чаду кальянном
Деву юную одну,
Поле, терем деревянный,
Полноликую луну.

И в прозрачном наважденье
Дева белая стоит,
Вся нага, как от рожденья,
И его к себе манит.

А сама над ним хохочет,
Извивается змеёй.
Он дотронуться захочет –
Прыгнет кошкой стороной.

Он за ней, - она вприпрыжку,
И растаяла, как дым…
Тут султан очнулся, слишком
Сон был дерзким и живым.

Ни лица он не запомнил,
Только жгучий хитрый взгляд,
Стан волнением исполнен,
Кос роскошный водопад.

Весь в жару, в поту, в сомненье
Кличет зычно мудрецов,
Чтоб развеять наважденье,
Всё узнать, в конце концов.

Молча выслушав султана,
Изрекали мудрецы
Десять суров из Корана,
И замолкнули льстецы.

«Что ж, сказать не в вашей воле,
Что услышать я хочу,
Иль морочили доколе
Суть от лжи не отличу?».

«Не гневись, - сказал старейший, -
Не сносить нам всем главу,
Если скажем, о, мудрейший,
Что мы видим наяву!».

Тут султан умилостился,
Закурил опять кальян
И глазами в старцев впился,
Сам не свой: ни трезв, ни пьян.

«Говорите и не бойтесь,
Всё, как есть, от вас приму.
И за жизнь не беспокойтесь, 
Я её не отниму!».

 «Коли так, тогда послушай,
Да услышь, коль хочешь знать,
И устами не порушай,
Если речь не благодать», -

Молвил старец. Вмиг согнулся,
Пал на пол, забормотал,
Распластался, как распнулся,
И тотчас завещевал:

«Есть на Севере далёком
Чужеземная страна,
И на поле на широком
Там теперь идёт война.

Хан татарский, хан монгольский
Рубит, режет и сечёт
И в кровавых лужах скользких
В плен к себе рабынь ведёт.

Много горя, много крови
В той далёкой стороне.
Им беду терпеть не внове,
Да беда сейчас вдвойне.

Хан не ведает пощады,
Грозен, алчен и жесток.
Слёзы там ему награда,
Весь невольничий Восток.

Хан на трупищах жирует,
Точно бес без божества,
На людских костях пирует
И лишает естества.

Юных дев на растерзанье
Отдает своим слугам,
И насилье и стенанье
Слышно их повсюду там.

Гонят их окровавленных
На продажу на базар,
Битых, мученых, согбенных,
Где их купит млад и стар.

Там найдешь ты эту деву,
Многим золотом уйдешь.
Не рабыню – королеву
Нам на шею приведёшь!».

Тут вдруг старец поперхнулся,
Живо на ноги вскочил,
Весь затрясся, вмиг очнулся
И назад засеменил.

«Доскажи свою мне сказку,
- он услышал позади. –
Что ж прервал свою рассказку…
Как же будет впереди?».

«Я тебе, султан, поведал
Сущность сущую вещам.
А чего Аллах мне не дал,
То потом увидишь сам».

Тут султан привстал легонько,
Бросил взгляд из подтишка
И махнул рукой тихонько,
Удаляя старика. 

Старцы сразу поклонились,
Лбом ударились  оземь
И безмолвно удалились,
Как и не были совсем.

Сам велел насыпать злата,
Приказал коня седлать,
И султанские палаты
В то же утро оставлять.

Мчался, ветер обгоняя,
Не жалел плетей и шпор,
Жажды, голода не зная,
Он летел во весь опор.

На невольничьем базаре
Шум и грязь и кутерьма,
И кишит в живом товаре
Немота и страха тьма.

Всех торговец восхваляет,
Выставляет напоказ.
Руки, зубы проверяет,
Горячит лукавый глаз.

А красавиц раздевает,
Рвёт им лифы и полы.
Груди белые сжимает,
Задирает подолы.

То им тоже, что измена:
Стыд да срам, людской упрёк.
А торговцу – дали б цену,
Чтоб набился кошелёк!

Среди дев стоит зерцает
Гневом праведным полна,
Взором молнии метает
Та, что видел он. – ОНА!

Косы русые струятся,
Прикрывают наготу,
Нежным золотом лоснятся,
Отливают на свету.

Торг. В толпе от восхищенья
Громкий цокот языков
На прекрасное творенье
Из сапфиров и снегов.

Глаз её,  недружелюбно
Синей молнией сверкнув,
Вдруг уставился прилюдно
На султана, не моргнув.

Смотрит, как его пронзает,
Жжёт до самого нутра.
И под взглядом он сгорает,
Будто в пламени костра.

Дали цену. Торг начался,
Зазвенел деньгой Восток.
Каждый хочет, чтоб достался
Для него такой цветок.

Всякий цену набавляет,
Не скупится вынуть дань.
И, как гром, в толпе летают
Крики, вопли, ругань, брань.

Сам султан сидит в молчанье,
Зорко зрит со  стороны,
Как дерутся в ожиданье
Окончательной цены.

А в висках, как будто молот,
Так и бьётся и стучит.
И в груди какой-то холод,
Точно страх его томит.

Тут султан помимо воли,
Словно кто его повёл,
Не решился думать доле,
Вдарил золотом об пол.

Полились дождём динары
Золочёною стеной,
И умолкли все базары
Перед этой щедротой.

Вот султан, с коня спустившись,
Завернул её в ковёр
И, с толпою не простившись,
Поскакал во весь опор.

Кто он? Что? – Никто не знает:
Нет ни званья, ни лица.
И куда теперь пытает
Путь лихого молодца?..

Мчится конь стрелой летучей,
Понукаемый кнутом.
А седок в крови кипучей
Чует,  жар горит огнём.

Под ковром его рабыня
Чуть жива, в глазах – тоска,
Молча смотрит на пустыню,
На барханы из песка.

Вспоминает лес зелёный,
Вспоминает дом родной
И пожаром опалённый
Путь под ханскою ордой.

Дым от тысячи пожарищ,
В чёрном пепле небеса,
Да зарубленный товарищ,
И по сердцу кровь-слеза.

Что-то ждёт её в неволе:
Ложь безбрачного стыда,
Что горчее горькой соли,
Плеть да тяготы труда?

Много дум и много горя,
Да не катится слеза.
Через бед несчётных море
Напрочь высохли глаза.

Путь далёкий завершился,
Перед ними, наконец,
Засиял и засветился
Белый мраморный дворец.

Слуги резво выбегают,
Под уздцы ведут коня,
Спины до земли склоняют,
Взгляд покорный хороня.

И на деву зрят тревожно…
Что с собой привёз султан?
Он же тихо, осторожно
Обнял ноши гибкий стан.

«Ей печаль-тоску развейте,
Приберите в жемчуга.
Злата, шёлка не жалейте,
Ни каменьев, как снега.

Благовоньями натрите,
Искупайте в лепестках,
Напоите, накормите,
Не скупитесь в похвалах.

А на жён в моём гареме
Наложите мой обет:
Чтоб не  сеять злое семя,
Пусть молчат, хранясь от бед.

И наложниц уведите,
Пусть же знают свой черёд.
Всё исполните идите,
Не лукавя наперёд!».

Слуги тут же подскочили,
Деве отдали поклон
И в покой сопроводили,
Окружив со всех сторон.

То ли сказка, то ли небыль,
Это чудо иль беда?
С нею ласков сроду не был
Так никто и никогда.

Благовония курятся,
Розы плавают в воде,
И служанки суетятся,
Угождая ей везде.

Вот она идёт нагая,
Сбросив рубище своё.
И вода, по ней стекая,
Льёт прохладу на неё.

Нежный чад дурман разносит,
Как вином её поит.
От даров, что ей подносят,
Сильно голову кружит.

В косы жемчуги вплетают,
Руки в кольцах и перстнях,
В шёлк с парчою одевают
И в каменья на цепях.

Дивно-дивные напитки
Перед нею на столе,
Фрукты, ягоды и плитки
Всяких сластей на земле.

А в дверях стоит огромен,
Как татарский янычар,
Черный евнух, тих и скромен
И лукавый, как анчар.

Скольких видел он наложниц
На одну лишь только ночь.
И невинных, и безбожниц
Что ушли в безвестность прочь.

Для султана всё едино,
Он над всеми господин.
Ну, а воля господина,
Как закон, для всех един.

Он ночами наслаждался,
Брал с красавицы своё
И беспечно с ней прощался,
Забывая про неё.

Сколько было слёз пролито,
О которых он не знал!
Ночь, которая испита,
В память ей была кинжал.

Эта новая рабыня,
Молчалива и бела,
Взгляд её горчей полыни
Жалит болью, как пчела.

Нежный Юг и дань Востока
Так ей впору и к лицу,
Вдарит кровь кипучим током,
Хмелем старцу и юнцу!

Вот в султанские покои
Деву юную ведут
И под властною рукою
Повелений дальше ждут.

Что ж сказать? Султан доволен,
Обошёл её вокруг
И, от радости неволен,
Онемел, как будто вдруг.

Хочет он ей молвить слово,
Да боится говорить.
Не бывало с ним такого,
Сколь пришлось на свете жить!

С каждой женщиной до ныне
Знал он лишь блаженства рай.
Взял заложницу в рабыни
Да влюбился невзначай!

Кровь в нём бурею клокочет,
Льётся краской по щекам.
Сердце бьётся, словно хочет
Пасть скорей к её ногам.

Тут султан в себя вернулся,
Весь отпрянул, отошёл,
Головой тряхнул, очнулся
И такую речь повёл:

«Ночью деву приведёте
Краше прежнего в покой,
Сладких вин в кувшин нальёте», -
И отправил прочь рукой.

Сам хитрец, как только вечер
Пал густою синевой,
Поспешил скорей на встречу,
Тайно вставши за стеной.

И смотрел её и слушал,
Приоткрыв в стене глазок.
Так бы стену и обрушил,
Так бы взором и прожёг!

Видит тело молодое
Распласталось на шелках,
Свеч сиянье золотое,
Отраженное в глазах.

Благовоньем натирают
Бело-сахарную плоть,
А султан изнемогает,
Страсть не в силах побороть.

Весь дрожа, к себе вернулся,
Ждёт, считая каждый миг.
Полог тихо отвернулся,
Евнух призраком возник.

А за ним почти хрустальна
Дива дивной красотой,
Вся звонка, как дождь зеркальный,
Дышит негой молодой.

Встала, глаз не поднимая,
Словно здесь она одна,
Точно статуя живая,
Вся к султану холодна.

Он тихонько, осторожно
Деву за руку берёт
И к себе под полог ложа
С нежным шёпотом ведёт.

Здесь духами и кальяном
Обкурили нынче ночь,
Чтобы быть от счастья пьяным,
От любви в ней изнемочь.

Негой тело налитое
Истекает, трепеща,
Жаждет силою мужскою,
Тщетно выхода ища.

Дева ж смотрит непокорно
И к султану не спешит.
Глянет быстро и проворно
Тут же в сторону бежит.

А султан идёт за нею,
Точно конь на поводке.
Речью льстивою своею
Будит жар в её руке.

К ней заластится – дичится,
Станет спрашивать – молчит,
Смотрит грозно, как волчица,
И ноздрями шевелит.

«О, прекрасная наяда,
Всё тебе и весь я твой,
Я готов отдаться аду,
Лишь бы ты была со мной!».

А она опять отпрянет,
Вновь забьётся в уголок,
Из-под рук тихонько встанет,
Будто ей и невдомёк.

Тут султан в великом гневе
Лютым тигром зарычал,
Подскочил к прекрасной деве
И глазами засверкал.

«Коли ты не хочешь миром,
Будет плетью и кнутом,
Не вином и честным пиром,
А насилием и злом!

Скольких жён дотоле видел,
Все покорны и робки,
Ни одной я не обидел,
Были все со мной сладки.

Что тебе, безумной, надо? –
Всё, что хочешь, выбирай!
Мне ж одна нужна награда,
Чтоб вкусить с тобою рай!».

Словно бабочки, ресницы
Вдруг вспорхнули на глазах
У красавицы-девицы,
И полилась речь в устах.

«Не гневись, султан, напрасно,
Лучше выслушай меня.
И пойми, чтоб было ясно,
Всё без ярости огня.

Ты, султан, дитя Востока,
Я же северная дочь
Из далёкого далёка,
Мы с тобой, как день и ночь.

Что тебе, султан, услада,
То у нас – наперекор.
Что тебе за всё награда,
Для меня один позор.

Держишь ты в своём гареме
Жён, наложниц и рабынь.
Для тебя всё мёдом время,
Мне же горше, чем полынь.

Для тебя Коран святыня,
Для меня же крест Христа.
И была верна до ныне
Я распятию креста.

Потому сегодня ночью
Льстивой ложью не кручу.
Я одной из многоточья
Быть с тобою не хочу!

Волен ты своею властью
Бить кнутом и сапогом
Или в ярости и страсти
Зарубить меня мечом.

Но в моей не волен воле,
Нет в насилии любви.
Не бывать ей там дотоле
Нет её в моей крови.

Коль слова твои не льстивы
И про чувства ты не лжёшь,
Всё, что сказано, правдиво,
То ко мне одной уйдёшь.

Отпусти гарем на волю,
Дай мне клятву верным быть.
Вот тогда в счастливой доле
Мы с тобою будем жить.

Подарю тебе я ночи
Сладострастнее вина.
Ослеплю блаженством очи,
Изопью тебя до дна».

Заломила чёрной кровью
У султана голова.
Молча слушал, хмуря брови,
Эти девичьи слова.

Непокорная, шальная
Этой дерзостью своей
Для него она такая
Стала во сто крат милей.

Ишь, как смотрит, не опустит
Взор и глазом не моргнёт,
Эта сердца не отпустит,
Истомит и изведёт.

Чует он, что покорится,
Только вид не подаёт.
Просит деву удалиться,
Мудрецов к себе зовёт.

Брезжит утро, солнце встало,
А покоя нет как нет.
 Стариков спросить пристало,
Пусть они дадут совет.

Мудрецы в свои седины
Прячут вниз лукавый взгляд,
О словах простой рабыни
Осторожно говорят.

«Ты, султан наш луноликий,
Сам мудрей всех мудрецов.
Там вдали, где Север дикий,
Не Коран закон отцов.

Там жена стоит у мужа,
Словно правая рука.
С ним и правит, с ним и дюжит
Вот уж многие века.

Потому твоей рабыне
Не по сердцу наш ислам.
Что же делать с ней поныне,
Ты теперь решайся сам.

Не беда гарем отставить
Это всё в твоих руках.
А жениться – так заставить,
Чтоб принял её Аллах.

Пусть она приимет имя,
Что подарит ей Коран.
И любви твоей во имя
Станет преданной, султан!».

Целый день султан боролся
Сам с собой, не пил, не ел.
Весь измаялся, извёлся,
С плеч всё рушить не хотел.

К ночи вызрело решенье
И последовал указ,
Что гарему отреченье
Выдать сразу и тотчас.

Наградить, чтоб жить безбедно,
И немедля удалить.
А кто будет делать вредно,
Тут же на кол посадить.

Повелел призвать рабыню,
Ей решенье объявить,
И, воздав ей, как богине,
У нее ответ спросить.

Гордой поступью царицы
Северянка подошла.
На него, взмахнув ресницы,
Речь такую повела:

«Я пришла, султан, что скажешь,
На щите иль со щитом?
То ль согласен, то ль откажешь,
То ли решка, то ль с орлом?».

Смотрит прямо, горделиво,
Будто ровня по всему,
Как-то царственно красива,
Статью схожа самому.

«Будь по-твоему, отныне
Будешь ты моей женой,
Не служанкой, не рабыней,
А единственной одной.

В том тебе ручаюсь честью,
И клянусь я головой.
Скреплены мы будем вместе
Нашей верою одной.

Ты прими завет Корана,
Нарекись, как хочешь быть.
И тогда женой султана
Будешь править ты и жить.

Станешь мне навеки другом
И возлюбленной моей,
И моим ближайшим кругом,
Ум и сердце жизни всей».

Долгим пиром пировали,
Удивил султан гостей:
Не видали, не слыхали
Гости  эдаких вестей.

Чтоб какая чужестранка
Столько стоила утех,
Что не дева – атаманка,
Что одна, а стоит всех.

Гости шепчут меж собою,
Усмехаются тайком.
Быть под женскою пятою
То, что тронуться умом.

А султан, от счастья пьяный,
В круг её с собой ведёт
И гостям назло упрямо
Руку женину берёт.

Смотрит, глаз с неё не сводит,
В голове любовный хмель
Так и бьёт, и колобродит,
И поёт, как звонкий Лель.

Наконец, к ночи устало
Праздник до света утих.
Темень синяя упала,
Их оставила одних.

Вот султан, ещё робея,
Начал деву улещать,
Чтоб скорей упиться ею
И блаженство испытать.

А она то подластится,
То отпрянет от него,
То вдруг фыркнет, как тигрица,
Не сказавши ничего.

То халат его откинет,
Зорко глянет на часы,
То прильнёт, как жар, обнимет,
Тронет пальчиком усы.

Не спешит ему отдаться,
Негой за душу берёт,
Вдоволь хочет наиграться,
Пусть любезный подождёт.

И, присев у края ложа,
Зажурчала песнь свою,
Так султана растревожа,
Словно бредила в раю.

«О, султан мой сладострастный,
Укрепи меня вином,
Дай мне свежесть яблок красных,
Всё во мне горит огнём!

Грудь моя - холмы от рая,
В белом бархате живот,
Нежной тенью увлекая,
В кущи райские зовёт.

Руки-лебеди крылами
Обоймут тебя, завьют,
Ноги белые с ногами,
Как сетями, оплетут.

Мы с тобой соединимся
И на небо попадём.
Там растаем, растворимся
И друг в друга прорастём».

Слыша то, султан дивится,
Как в любви она тонка,
И искусна, как блудница,
И доверчиво мягка.

И томит его сомненье:
Нет ли здесь злодейских чар,
Что даруют наважденье
И хмельной любви угар.

А она, сверкнув очами,
Тут же мысль его прочла:
«Нет злодейства между нами,
Я от бога воздала.

Был, султан мой ясноликий,
Царь библейский Соломон,
Сам умнейший и великий
Всех народов и времён.

Был он мудр и был известен,
Ведал тайнами любви,
И сложил он много песен,
Чтоб зажечь пожар в крови.

И святыми письменами
Эти песни записал,
Чтоб красивыми словами
Бог нам ночь благословлял.

Погаси свои тревоги,
Кинься смуглою рукой.
Мы у рая на пороге,
Я – твоя, а ты – весь мой.

Услади свое томленье
И отбрось стыдливость прочь,
Весь отдайся наслажденью,
Испивая эту ночь».

Тут султан откинул полог,
Слился с ней в единый миг.
Поцелуй был сладок, долог,
Тих и слаб девичий крик…

И блаженство тел сплетённых
Било жадностью в крови,
Сладострастно-вожделённых,
Измождённых от любви.
 
Много чувственности яркой
Испытать им довелось,
Поцелуев  страстно-жарких
И слиянье душ, что врозь.

И опутало сетями
Их любовное вино,
Проросли они сердцами,
Стали целое одно.

Ждали недруги разлада,
Грызли зависти камень.
Но они стояли рядом,
Были твёрды, как кремень.

Много мудрости в любимой
Обнаружил сам султан:
И любви неутомимой,
И чему учил Коран.

Много нового изведал
Из законов той земли,
Где её отцы и деды
Христиански жизнь вели.

А она ему бывала
Самый верный, добрый друг,
Как султана почитала,
Хоть и был он ей супруг.

На людях всегда с почтеньем,
Тенью следует за ним.
К гостю – с щедрым уваженьем,
А к врагам – клинком стальным.

Стала правою рукою,
Не наперсницей одной,
Завладев его душою,
Зрела мудростью самой.

От любви на свете нежность,
От любви весна цветёт,
Лета щедрого безбрежность,
Жизни яркий хоровод.

Жаль, что век недолговечен,
Жизнь проходит, словно миг,
Оставляя след беспечный
На страницах мудрых книг.

Пронести любовь сумели
До последнего конца,
Всё узнали, всё успели
Те хозяева дворца.

То не выдумка, не сказка,
Не обманчивый роман.
Их любовь для нас подсказка,
Наш любовный талисман.

Говорят, кто побывает
Гостем дивного дворца,
Тем, как стрелами, пронзает
Страсть и души и сердца.

Ну, а как с  любовью вечной
Жизнь прожить в своей судьбе?
Не теряй её беспечно,
Береги её в себе.

Если ж кто-то безутешный
Будет в гневе от стиха,
Друг мой, кто же в жизни грешной
Без единого греха?..

           К о н е ц