Шурей

Введение:

О чем ты пишешь, - друг спросил?
-Я безнадёжно полюбил...
Ты случаем не "голубой"?
-Перекрестись, господь с тобой!
Тогда о спорте напиши,
-Мой спорт, сомнения души.
Политика? - Вот это глупо,
В моих словах души наука.
Пиши сценарии, рекламу!
-постой дружок зачем лезть в драму,
о деньгах мне не говори,
твои слова как пузыри
из мыла, необыкновенны,
я не присяду на измену,
не нравиться закрой страницу,
жизнь — сон, слова в нем небылицы,
что слышал ты, то видел я,
поднял на острие пера,
пускай гляжусь как рифмоплюй,
но не завидуй не ревнуй
ведь жизнь моя не мёд, не сахар.
в ней каждый звук слезою крапал.
веселье вряд ли здесь отыщешь,
что говорить - таких нас тыщи,
что замолчал? не дрейфь бродяга,
мой дом чернила да бумага,
ты не испачкаешься в нём.
по мненью каждый при своём,
я всем желаю, только блага...

           "Шурей"
                1
Сокровищ полная душа,
воротами затрепеща,
в боязни приоткрыть глаза
слепою тащится на свет.

Туда где полон мир теней,
одетых шкурами людей
обживших образы зверей,
на все вопросы даст ответ.

Здесь морфеокая луна
свивает в паутину свет
и затерявшись в мире сна,
душа пьянится гонкой лет.

Там повторяясь в круге вновь,
на жизни делим мы любовь.
сознанье новое творя,
ноосферического дня.

Злой гений или добрый рок
в мир сказок прописал восток
и первый ключ доступный нам,
под солнцем вызревший сезам.

Разумна жизнь и греет свет,
чтоб в нём скрывались мы от бед,
которые незнанья мрак
судьбе приносят просто так.

Фатальна смерть, её чело
крававо красное бардо,
и всем, за немощным стареньем,
дарует душам избавленье...

Одной реки два рукава,
от сердца одного, простёртых два крыла.
в пол небо ясного одно,
другое полночи таинственной зерно.

Что ложь,что правда - всё слова.
из лона одного их мысль произвела
и что в иных посеет лишь сомненья,
другому пищу даст для вдохновенья.

Природы грозная река
размоет сердца берега,
намоет плёс и тихий дол,
душа в нем обретёт покой.

А ветер знойный в один миг,
как времени прощальный клик,
в глаза подует и старик,
не вспомнит юности своей.

В пустыне, где растёт песок,
он не найдёт уже дорог
в оазис ласковых речей,
что пел он для судьбы своей,

Когда она подняв крыла
взлететь стремилась в облака,
манивших белою рукой
в свой царственный войти покой.

Но, что о прошлом говорить,
не мне не вам о нем судить.
жизнь славиться одним мгновеньем
приведшим чувства в упоенье!
                2
Заря на берег выходила
ладонью гладила игриво;
цветы, деревья, камни, нивы,
песчаные поля.

Когда смеялась, когда пела,
её лицо всегда горело,
то пылом огненным и смелым,
то лёгкой музыкой звеня.

Стройна собой, легка как ветер
и гармонична словно песня,
пленяла взоры всех на свете,
дарила всем чуть-чуть огня.

Ей шутка не было обузой,
из украшений только бусы,
росинок разноцветных друзы
искрились в круг её лица.

Ни с кем ей не бывало грустно,
бог одиночества — Искусство
завидовал ей, правда пусто
и зависть белою была

И каждый день ей пели птицы,
не в силах жизнью насладиться,
они расплёскивали в небе,
пред ней свои остатки сна.

В её очах таилась нега,
отца её святого Неба,
но смертный этого не ведал,
как и не ведала она

Томлений, бури, страсти нежной,
в разлуке час тоски безбрежной
или огонь души мятежной,
чтоб за собою увела

И потому лишь лёгкий ветер,
бежал с единственной на свете
и словно музыку в сонете,
судьба за ней его вела.

Как паж, ей преданный с рождения,
служил Царице Вдохновенья,
шутливым отблеском знаменья,
её рождения в мирах.

Он собирал за нею в кучи,
большие матовые тучи
и направлял в сухие земли
по воле Высшего отца
так было много лет пока...
                3
Пока на небе полная луна,
гуляя полночью одна,
волшебный волос уронив
не позабыла о любви,

Что к солнцу целый век несла.
её потерянная страсть,
за ветви ивы заплетясь
в ручье купалась в час весны.

Лишь серебром её следы
мерцали в мраке на волнах,
нежнее музыки в стихах
они пьянились в танце снов,

Где разум не имеет слов,
где только вера и любовь
и света глубина...


Наполнил жизнью мир окрест,
тот свет, упавший вдруг с небес.
ожили мёртвые цветы,
заговорили облака,

Они придя из далека
мне вести принесли,
что жизнь спокойную ручья
дыханием любви пленила красота.
                4
Кто он, познавший в сердце боль,
тоски и нежности, разлившейся рекой?

Движенью вечному хвала,
сменяющему времена!
бежит вода — ей враг покой,
её не схватишь ты рукой,

Она во мне, она в тебе
она живая как мы все.
я наделил её душой,
чтоб легче говорить с тобой,

(хотя величие души
в предвестии любви,
на слов сухих язык,
мне не дано перевести.)

Он поднял взгляд, увидел небо.
свинцом расплавленным текла
по небу мутных туч река.
взглянул на землю — тот же мир,

Лишь вьётся впереди пунктир
и убегает в горизонт,
где чёрных скал стоит стена.

Сам незаметен и прозрачен,
волнением души охвачен,
тьмы разума не понимал.
с биеньем пульса родника

Отвагой сердце наполнял,
и изучая силу жизни,
резервным воином в засаде,
перед прыжком он знака ждал.
               
И знак не мог не появиться,
бардовый взор от дальних гор,
два моря синего огня,
луч золотой пронзил стрелой
ударил, дух пленя

И заискрился в вышине
на перьях облаков,
опалов кружевной рекой
разлившись над землёй.

Хризоберилловая вязь покрыла горизонт,
заоблачный высокий князь,
перед Зарёй поставил трон
и вот она взошла...

Над нею, короной  яркою алея,
как будто в вечной жизни млея,
любовь и радость разлилась.

До всех сердец лучом коснувшись,
от горизонта оттолкнувшись
не торопливой статью лёгкой
на белый облак поднялась

С него шагнула в бездну неба
течению его поведав,
улыбки золотую негу,
да томно синие глаза.

И в них смотря из далека,
ручей раздвинул берега,
сбегая вниз по горной круче
стал не ручьём, рекой гремучей.

Вот разрезая пол земли
он вышел к морю в мир Зари,
уже не речка, не ручей,
я назову его Шурей.
               5
Всё растворяет пустота,
как дождь смывает соль,
но там где высохла вода
рождалась жизнь, а в жизни боль.

Он так безумно торопился,
что на пороге оступился
и первый кто его заметил,
был южный торопливый Ветер.

Шурей впервые встретил Ветер,
ударившись волной как плетью,
в его тугие паруса об берега ушиб бока
и зло насмешника кляня его пустился нагонять.

Да только всё напрасно было,
при внешней лёгкости своей,
тот был сильней пяти морей,
небесной напитавшись силы.

До вечера их гнал каприз,
пока последний луч не скис,
среди морской солёной пены,
никто усталости не ведал,
но оказавшись вдруг во тьме,
дружить позволили себе,
разговорились кто о чём,
был Ветер с рифмами знаком,
увы, другого не умея,
он стал учить стихам Шурея.

Высоких строк полночный хор,
разбередил души простор.

Я ветер, песня мой кумир,
в ней вольный дух, в ней чудный пыл,
мечты, страстей, побед сиянье,
безукоризненное знанье,
всех чувств которые любил.
их смех, их радость, скрыло слово,
в тумане облака немого,
которому названье смысл.

Постичь его мой дух желает,
но часто просто в рифме тает
или по волнам строк летает,
служа опорой нежных крыл.

Куда их бег ведёт не знаю,
хоть красоту их понимаю
в движении природных сил.

Раскрой Шурей судьбы листы,
и в глубину свою всмотрись.
в темнице сердца зреют главы,
той песни, что длинною в жизнь.

На что способны струны жилы?
кто духом слаб услышит стон,
иной, обретший веру в силу,
ударив их рождает звон,

Я сам порой смеюсь и плачу
и то о чём тебя прошу,
будь искренним, не смей иначе,
без чувств, не говори, люблю!

Растает мгла и будет свет,
придёт Заря, оставит след,
но лишь гармония и мысль,
нам говорит, не торопись.
                6
(а по небу плыли облака,
говорила звезда со звездой,
если грудь давят вам берега,
поднимитесь над их суетой.
через горы туманы и лёд,
над лесами, пустынями, степями 
свою мысль отправляйте в полёт,
по дорогам никем не изведанным.
много дел, что нуждаются в Вас,
много тем, что нуждаются в творчестве,
без иных, понимающих глаз,
мы б задохлись в своём одиночестве.)

И Шурей пил раздумия яд,
и с Луной говорил словно с матушкой,
и зелёный одевши наряд,
он на запад побрёл без оглядушек.

Торопливо стихи сочинял,
только света в них ясного не было,
потому, что Зари не встречал,
и по миру кружил, как в безвременье.

И встречались в дороге ему
и поэты, порой и философы,
но всё жарче являлась уму
в нём принцесса небесного образа.

Остудить ум, напиться забвения,
стать как был и изгнать все желания?
но открыл в ночь он двери судьбы
и поплыл по теченью в беспамятстве.

                7

Ночь погасила все огни,
и даже звёзды потускнели,
и мерно копошились дни,
летя неделя за неделей.

Шурей ушёл по руслам рек,
в таёжные, глухие дебри,
за ним туда шёл человек
и строил корабли надежды.

И каждый песней согревал
очаг своей судьбы суровой,
чтобы вернее было слово,
он его делом подкреплял.

А там, за летом встала осень,
легла на землю будто проседь
и заколдованный морозом,
Шурей зимою в спячку впал...

                8
Серебряные сны:
Когда на целый мир останетесь одни,
и нет не рук не ног, лишь разум верен Вам
и времени песок, с водою пополам
размоет грань души, среди немой тиши,
нетленные вирши, вдруг превратятся в хлам
(Шекспир или Мольер, Некрасов и Бодлер)
и ты безумно рад логичности души,
где мысли паутиною серебряной висят,
мечты - скупые мухи, намыливают руки,
наверное от скуки они в силки летят?
высасывая кровь, пусть говорят любовь,
банальная игра, но кто в ней виноват?
серебряные сны на целый мир одни:
логичности враги, анархии друзья.

Мелькание неведомых частиц,
в них символы и знаки поначалу,
в движение пришедшему уму,
так мало что понятного сказали,
и нет координат исходного момента,
«сказал» от Бродского, подобьем комплимента,
свой набирает ход и делает «Ту ту».
всё необъятное душою обойму
всё растворяя и пропав во всём,
осознаю себя  неведомым значком,
скорее даже цветовою гаммой...
-Первоначален свет, пусть даже он -
экранный. Горение, а в нём иная стать.
среди земных богов, в нём пребывает знать,
(не первое наверно поколенье,
и верно не доступна поклоненью,
иная за гореньем благодать.)
сомнение, а верно ли я, понял?
а может, мой, напрасно, дед старуху донял?
какая в сущности от этого печаль?
но только мысль течёт к источнику начал,
в великое пред богом естество
и слово только слово без Него,
не пустотой, а лживостью порочно
«Сказал» по расписанью прибыл точно.
                9
Весна затеплила лучи.
просел подтаяв снег, заплакали узоры,
те, что Зима дарила без разбору,
во все пределы царствием своим.
чуть веселей запели всюду птицы,
их гомон стал привычнее на слух,
чем песни вьюги, даже треск морозный,
уж не пугал, как прежде дух.

Река как вена вспухла от натуги,
не в силах удержать уж вод своих,
хрустальной льдиной лопнула в испуге
и устремилась в узенький пролив.

Жизнь зажурчала с новой силой,
на стапелях толпа бурлила
и удивлённый ею созданной красой,
чтобы поближе их узнать,
Шурей туманом обратясь,
пробрался под окно в их дом большой.
чуть заунывна и легка,
ему на сердце песнь легла:

Мила милая, Зоря мирная,
растопила ты Зиму стылую,
ослобонила реку вскрышную,
крову живицу с древа выгнала.
дева сильная Зоря милая,
дела нет тебе непосильного.
ты косой своей необрезанной
полони для нас парня милого.

Восемь дев сидят полотнище ткут
да лучинушку березову жгут,
все работают судьбу не клянут,
грустну песнь поют,
в жизни счастья ждут.

Мила милая, Зоря мирная,
оживила ты Землю сытную,
мать кормилица отогреется,
даст дитям своим хлебна зерница.

Смолют хлеб они, каравай спекут,
круглу формушку ему придадут,
придёт молодец пусть угостится,
да одна из нас в жёны возмется.

Слушал их Шурей думал о своём,
может впрямь Зарю покорить стихом?
объяснить красе, грусть печаль свою
и упал волной в рифму нежную.

Сорок дён не спал всё вирши творил,
паруса ладей ими все покрыл,
время настаёт, путь далёк зовёт
и пошли ладьи в дальний свой поход.

Долго льдами шли, да туманами,
вкруг проливами окаянными,
день и ночь плыли, без пристанища,
через северный окиянище.

С ними плыл Шурей, тьмой глубокою,
хоронясь в волне, тенью скромною.
много дней они упиралися,
но до тёплых вод, всё ж добралися.

                10

Здравствуй моя милая,
ясный свет очей
ты со мной любимая
сердце отогрей

Жизни стужу лютую,
растопи печаль
и разлуку глупую,
в дом не привечай.

Нет иной дороги мне,
только в дивный край,
за тобой по облаку
я бегу - встречай!    
 
Всё чем сердце грезило
средь ночной тиши,
канет в чувство вечное
пламени души.

Глаз твоих сияние,
мне как небосвод
и лучей касание,
поцелуем жжёт.

Губы мои влажные,
росные глаза
и слова отважные,
что тебе сказал.

Ты моя любимая,
алая Заря,
сердце моё тёмное,
радугой зажгла.

И наперекор судьбе,
я лечу к тебе,
есть ли без любви мне жизнь,
на пустой Земле?

Все мои тревоги дня,
просто суета
без тебя любимая
и душа слепа.

На твоих руках умру,
лишь бы быть с тобой,
ты любви единственный
свет мой неземной

Иссуши печаль мою,
до исхода дня,
не позволь мне милая
потерять тебя!

                11

Нестройный ряд размытых строк,
от совершенства был далёк,
и даже искренность любви
их не могла уже спасти.

Придворной челяди смешки,
кололи льдинками в груди.
не в силах боли превозмочь,
Шурей бежал от света в ночь.

С холодным ветром кров деля,
во мраке бороздил моря.
то был трудягой, то ленивцем,
но никогда не слыл убивцем,
бывал и буен и жесток,
на то его сподвигнул рок,
но всё же в тайниках души,
пьянясь мечтой, творил вирши.

Бежал на берег, брал тот камень,
что трогала она руками-нёс как цветы.
слезой солёной бился в скалы,
там где её нога ступала-и целовал следы.
то дрался с бурей бит был штормом,
но всё равно с улыбкой гордой
ловил её лучи.

(Улыбкой теплоты его ласкали
осыпаясь с неба алые цветы,
а может поцелуи огненной Зари
-я смертный этого не ведал)

И день за днём сгорало лето,
весельем солнечным одето,
над морем рассыпая смех
Заря несла свои лучи
и с нею рядом в унисон
Шурей бежал по гребням волн
в них каждый миг пел о любви.

-Любовь всё может, он ей говорил,
Она же уходя за горизонт его просила-Жди...
                12
Нет на земле любви счастливой
и нескончаемой вовек
разлука, зависть, ревность, лживость,
интриги близких и коллег,

вот далеко не полный список бед.

ещё природы катаклизмы
любовь лишают прежней жизни
души страданий не стерпев
находим компромисс, а проще — грех!

(так в одиночестве сознанья,
мы пользуем свои желанья
во славу пагубных утех...)

Во веки разные сословья
своё терзают сердце болью.
влюблялись нищие в принцесс,
пастушки грезят королями,
купчихи под венец с ворами,
а офицеры в поэтесс.
и друг на друга взоры пяля,
их этика, мораль шпыняли,
кололи злой сатирой души,
стараясь мир любви разрушить.
семейных уз — ярмо опеки,
жило не только в человеке
и строгость папиной руки,
Заре пришлось перенести.
закрыли Солнце облака,
его отцовская рука
надолго заперла Зарю,
а утром разносящим свет,
стал старший брат её Рассвет.
он дав молчания обет
к себе друзей не подпускал,
одет в пурпурное сиял,
предвестником грядущих бед.
                13
Шурей скитался по долам
и о любимой вспоминал,
в тоске иссох и горевал,
один как перст в чужом краю
отчаявшись найти Зарю,
он рифм уже не сочинял,
в гуляньях, смерть свою искал,
на незнакомом берегу.

(-ему я вряд ли помогу,
но вкратце, все же опишу
как как он недюжинно «страдал»)

Сперва пел песни с рыбаками
и также пил, уху хлебал.
с геологом по топкой хляби,
до дальних сопок прошагал.

Бродил пустынями в надежде,
средь золотых песков найти,
тот лик из юности мятежной,
что разожжёг пожар в груди.
кидался к каждой искре света,
но сон был кратче чем возник,
он понимал, не к ним стремился
пробившись из души родник.

Сплетая порванные струны,
он песни пел для детворы
и ударяясь в столб чугунный,
клал новый ритм в свои стихи,
чтоб свет фонарною дорогой
его привёл к любимой в дом,
но наполняла тьма тревогой,
его за каждым фонарём.

В бездумье, мнительностью грешной,
он на алтарь любви взвалил,
чувств пламенеющую вечность,
не поделённую на мир.

Всё брал от жизни, понемногу
и отдавая жизни всё,
лелеял для души дорогу,
через сознание своё.

Край непосильной ноши взявши,
открыв за нею свет без звёзд,
неузнаваемо вчерашний
в глубь сердца образ перенёс.

Всё тосковал себя жалея,
но не пеняя на судьбу,
всё ждал, как номер в лотерее,
случайной встречи на веку.

Быть может, пламенем небесным,
в короткий миг свершится рок
и две души одной любовью,
судьбою свяжет ветерок?

И к ним привяжутся событья,
иные даты, времена,
быть может от созданья мира
они не встретятся никак?

Как чёрный кот промозглой ночью
дождливой, ветряной, пустой,
с немой в глазах горя надеждой,
сидит под глянцевой листвой

И ждёт, когда откроют двери.
хозяин выйдет, позовёт,
а свет, ничуть пока не грея,
тропой в дверной проём падёт.
 
так и Шурей с тоскою в сердце,
свой свет во тьме души искал,
но дверь в небесные чертоги
никто ему не открывал.

а потому всегда с друзьями,
напившись «огненной воды»,
на гребнях волн гудя с ветрами,
как в рифы бился в рок судьбы.

в куреньи Шиву восхваляя,
он забывался в танце грёз
и дух свободой распаляя,
идеи равенства вознёс
(на пике высшего сознанья,
все люди братья во кресте,
а до него, всего лишь касты
определившихся в еде.)

определился и Шурей,
иглой его пленил Морфей
и потекло его сознанье,
тропой венозных возлияний.

пропали прежние друзья,
заглохли буйные дела
и лишь одной волны приход
ему сменяли день и год …

Но Ветер, верный сердцу друг,
пришёл к нему в час горьких мук,
беседой тёплой поддержал,
вина надежды подливал
и к путешествиям склонял,
сам собираясь в путь...

Идя вперёд найдёшь друзей,
а в прошлом памяти музей.
-сказав так улетел на юг...
                14
Осмыслив сказанное другом,
он охладел к мирским разгулам.
земле оставив ад забвенья,
искал под солнцем просвещенья.

Однажды к небу воспарив,
дымясь на кручах облаков,
Шурей высоких гор достиг,
покрытых шапками снегов.

На фиолетовых лугах
пестрели яркие цветы,
по перевалу шёл монах
с пустым сосудом для воды

Вилась тропинка среди скал,
как светлый рыжий ручеёк
и дух Шурея утекал
в ту память где он жизнь обрёл.

Когда был юн и полон сил,
и в сердце вызрела любовь,
и душу ангел окрылил,
чтоб верой напиталась кровь.

Как разделял с друзьями соль,
у жизни выстраданных бед.
и услаждали дух порой, 
тщеславьем маленьких побед.

От одиночества устав,
Шурей расплакался дождём
и пили лунную любовь,
цветочный луг и серый дом.

А на его крыльце монах,
в горшочек капли собирал,
волшебный свет в его глазах
кристаллом мудрости сверкал.

На перевале серый дом
царапал крышей облака,
так пишет детская рука
рисунки сразу обо всём.

Их свет забрезжил между туч,
льняною поволокой дня
и растворились небеса
серебряный роняя луч.

Свет потускнел, простёрлась мгла,
но серебристая трава
хранила внутренний огонь;
письмо Зари, её ладонь!
Шурей припал к камням,
-меж них, от милой высветился стих,
оно касалось их двоих.
(Жаль, но не помню в нём мотив)

Лил сок цветов на землю сон,
долина горная спала,
стреляя искрами горел,
монашеский очаг.

Костёр потух, тлел уголёк,
Шурей у ног монаха лёг
и долго в огонёк смотрел,
пока, тот весь не почернел.

И на сиреневое плато,
простёр туман крыла, как вату.
от всех пылинок и камней
вдыхал он плоть земли своей.

и образ находя знакомым,
определял дорогу к дому.

                15

По горам по долам,
пробирался туман,
крался стылой ложбинкой,
к родным берегам.
ничего не имея,
ничего не прося,
шёл не узнанным
с холодом в сердце,
в тёмном взоре
с искрой огня.

Что нашёл он гуляя по свету,
не расскажет никто,
а из тех кто встречал его,
многие слышали песню,
только вот не запомнили слов.

Снег ещё не растаял,
лёд с реки не сошёл,
когда он в край родной
потихоньку вошёл.
лёг в низинку усталый,
на белый, не тронутый настом сугроб
и привольно раскинувшись в ложе,
взглядом небо буравил
и на небе добавилось звёзд.

Мысли сердце согрели молитвой,
снег подтаял вкусивши тепла,
свет забрезжил неяркий и зыбкий
и вспорхнула Шурея душа.

Лёгкой песней из яркого лета,
над осколками стылыми тьмы,
растворённая чувствами нега,
полетела навстречу Зари.

И она заточённая в пламя,
потянулась на встречу ему...
(видел я, как их губы сомкнулись,
как их души, сливались в одну.)



Так появилась молодая бирюза,
окрасив небо над землёй,
залогом верности пускай слывёт она,
даря влюблённым свой покой,

что ты найдёшь здесь, что поймёшь?
Запомни, вымысел не ложь!

Когда я строки дописал
налил вина, поднял бокал,
чтобы жилось вам в мире трудном,
с надеждой в сердце,
с верой в чудо...
и пью вино за нас до дна,
Любовь и  Жизнь, -
для всех одна!

P.S.

Уста, в хрустальном звоне тишины,
мне хохотали с глубины бокала,
что яда обжигающей весны
им было мало...

Виновато,
я повторяю, вновь и вновь,
в приливе страсти винодела -
бурли, вскипающая кровь,
медовым отблеском предела...

Из всех желаний опьянеть,
осталась прежних половина;
всех Вас любить, и быть любимым,
и в пламени любви гореть!