Прощай, жена

Я в скрипах насекомых твоих под травянистой кожей пытался искать суть. Я заглянуть сумел под фонари зрачков, что в беспроглядной ночи мне светили более черным цветом, чем самый ночи темный шар. На фоне пустоты отсутствием ты выделялась. Ты опиралась о тени зверей, великодушно погребенных под тобою. Все звери – умалишенные, так  говорила ты. И в спешке страданий бежали они, лишь только вздохнешь, если помнишь. Я помню, как, выйдя из нашего дома, ты, словно играя, давила беличью тень. Затем наступила под землю, на тени корней тех деревьев, что подле дома росли, и тотчас они, прогнивая, прислали мне с запахом хвои – запахи канувших птиц. И тут я смолчал. Что делать, тогда я не ведал.

В твоих душных шагах – вязкости каждого времени года. Я проклял тот день, когда голой скалой ты вышла из нашего темного дома. Дабы поиграть в удавленье теней. И каждый кусок твоей тверди различной породы вмещал в себя всю тяжесть земли. Ты создавала дыры, что невозможно было описать: сквозные и незримые, коварные капканы. Для всех, кроме меня: я видел все, и никогда не попадался. Я плакал за своих друзей, за птиц, за грозовые тучи - за добрые, дурные небесные скоты, за травы-папоротники, за пчел и мед, за древесину и тепло.

Песок, и только он с тобою за одно. Засохший дождь, забыл, как плакать. Забыл, как это, уметь пить. И чувствовать на каждом своем теле, в песчинке каждой, прикосновения и ног, и муравьев, и медленное движенье трав растущих незаметно. Забыл. Забыла ты. И я не помню. Как оказалась в нашем доме в первый раз. Как он счернел. Как стала ты темнее всякого пространства. Твоя природа то была, или в игривости потребность? Или болезненная страсть все разрушать?

В одной из книг, что только раз и только в голове, ответ найти я смог. Как сделать так, чтоб дыры перестали быть ловушкой. Я должен наступить на твою тень. И наступить не своей тенью, -  словом.  Что сделать подлинно я смог. Я вне тебя несчастен стал на долю больше, чем был в присутствии твоей зрачковой темноты. Дом все не обретает краски. Мне кажется, он отмер навсегда. А тени новых белок под влагой пухлых облаков преображают воздух.

Что до меня. Я поглощаю запах гари без пожара. И в сей неровный час, я остаюсь служить пустотам дома, и ждать с опаской возвращенья, с перенасыщеньем вспоминать. И больше никогда не трогать ничего словами.