Рождение новогорода

      

Там, в глубине далеких прожитых веков,
В забвеньи прошлого история хранится,
Её лишь тот познает, кто душой готов
В пучину времени, как в море погрузиться.
Русь быстро крепла, но границам не спалось,
С востока люди, зло набегами творили,
То черемисами разграблено село,
А то, мардва, обоз торговый истребили.
Но на разбойников охота началась,
Казаки ворогов без устали ловили,
И, как велел заставам, Свет- Владимир князь,
Ворам с большой дороги, головы рубили.
Так, на заре счастливых христианских дней,
На старой муромской дороге, казаками
Был полонен злодей мордовский – Соловей,
Тот, что творил разор, кровавыми руками.
Друзья его, назад, на Волгу подались.
И Дрозд и Дятел, понемногу степенились.
Но за разбой, людишки новые взялись,
И черной тучей, по Руси они разлились.
Набеги делали, дома по селам жгли,
Тем казаков и гридней, супротив подняли.
А с княжим войском, воры сладить не могли,
Их убивали, аль за Волгу изгоняли.
Людишки новые на Русь все шли и шли,
Ища забав злодейских, и большой поживы.
Все за советом, пред походом к Дятлу шли.
Тот не велел ходить на Русь:
                Покуда живы,
Остепенитесь, хватит нам озоровать.
Не то, придут до нас князья, границы править.
Тогда вовек нам Русь от Волги не изгнать,
Коль на горах, они сумеют град поставить!
Но юным воинам, еще не ведом страх,
Перед набегом веселились, брагу пили,
И о зловещих грозных Дятловых словах,
В земле мардовской, очень скоро позабыли.
Ватаги собраны, опять на Русь идут
Лихие люди, крадуны и лиходеи,
Кого убьют до смерти, у кого сопрут.
Путями торными, злодеи завладели.
В Москве, в ту пору, Псковский князь совет держал,
С Московским князем: как с бедой такою сладить?
Подумав крепко, князь Мстислав не возрожал,
В поход дружину, супротив мардвы направить!
Князь Боголюбский, сын Андреевый, Мстислав,
Решил покончить с лиходеями навечно!
Вокруг себя дружину верную собрав,
Пустился он походом на мардву беспечно.
Перед походом, в храм молиться заходил,
И испросил для дел своих благословенья.
Отец святой, его на бой благословил,
И освятил его защитное стремление.
Но под Владимиром, напали на него,
Лихие вороги, и посекли дружину,
Но победить богатырей, не так легко.
Мстислава витязи, разбоям кажут силу!
Бежали вороги из сечи, по пятам
За ними шел Мстислав, от гнева закипая,
И вот, сквозь лес, открылась князевым глазам,
Река широкая! Но князь, не отступая
Велел дружине, поживей плоты вязать,
Чтобы враги, в лесах укрыться не успели.
К утру дружину начал он переправлять,
И по холмам, повел бойцов к победной цели!

Нигде не скрыться, никуда не убежать.
В любых лесах, Мстислав врагов своих отыщет!
А значит, надо непременно ратовать,
Покуда княжие полки по дебрям рыщут!
А люд разбойный, утомился убегать.
И от реки, в дести верстах остановились.
Своих собратиев зачали созывать,
Что б те с Мстиславом, в сече праведной, сразились!
У речки Рахмы,  строят ратников, и ждут
Как только выйдут, русы из лесу навстречу,
На них мардва и черемисы нападут,
Уж все готово у бойцов для грозной сечи!
В охоте ловки черемисы и мардва,
Но броней нет на них, и стрелы на пичугу.
Мечами рубятся, как в играх детвора,
Да и в сраженьи тесном, друг мешает другу.
А русский князь, хоть был и молод, но мудер,
Вперед направил он доглядчиков дозоры,
Он выбрал тех, чей шаг не слышен, взор остер,
И кому ведомы, холмов лесных просторы.
Он угадал бойцов в засаде. С трех сторон
На люд лесной напали разом гридни в латах,
Мечи, как змеи, вылетали из ножен,
Спастись не можно мужичкам, на них в заплатах
Хламиды старые, и неказистый хилый лук,
Да меч заржавленный, им биться нет уменья.
Перед дружиной нет возможности стоять,
Мардве в сраженьи нет ни славы, ни спасенья..
Лесной народ, не учен строем воевать,
Они, лишь ловкие охотники бывали,
Могли гуртом на безоружных нападать,
Но в передел такой, ни раз не попадали.
Хоть бились храбро, и никто не удирал,
Хоть умирали гордо, с гневными очами,
Таких врагов, Мстислав до селе, не встречал,
И после, видел эту сечу в снах, ночами.
Известно ныне, бой в лесу, печален был.
Всех посекли, Мстислава воины в сраженьи,
И всяк мардва свою головушку сложил.
Так понесли лесные люди пораженье.
А хоронить убитых, князь не приказал,
Ушел с дружиною назад, на Русь обратно.
Тела, Мстислав, оставил зверю и ветрам,
И верил, что извел злодейство безвозвратно.
Так много лет, на гребнях рахменских холмов,
Убитых кости, средь травы густой белели,
Под грзный шум дождей, и волчий вой ветров,
Они для душ, успокоения хотели.
Долина смерти, простиралась далеко.
Над руслом Рахмы, долго вороны кружили.
Тут восемь тысяч мужей в битве полегло,
И нет их боле, словно ране, и не жили.
А речка Рахма, что в урочище текла,
Так ужаснулась смерти, что от глаз укрылась.
В подземном мире, свое русло провела,
На поселения наслав свою немилость.
Века умчались, поросли дела быльем,
Но место битвы, называют по старинке.
«Костьми мордовскими», те земли мы зовем,
От русла Рахмы, до селения Щербинки.

Но после сечи, на Руси покоя нет,
Опять разбой в лесу, лишь солнышко закатит.
Опять отымут лошадь, аль кошель монет,
Когда купца разбойник за власы попятит.
Соло пожгут, али растащат урожай,
Сведут скотину, али кузнецу разграбят.
Коль жизни хочешь, мигом в чащу убегай.
А не успел? Так на суку петлей удавят.
Вновь озоруют черемисы и мардва,
Опять купцам не гоже ехать торговати,
Грядут тяжелые для руссов времена,
Сапог не купишь, не добыть холста на платье.
Не стало боле сил разбой в Руси терпеть,
Придется снова отучать мардву мечами.
Науку надо преподать им так, чтоб впредь,
В чужой кошель, они лазили руками!
Но только сечей, ту беду не разрешить.
Нельзя смертями, призывать к добру и вере!
Их надо дружбой, злобных помыслов лишить,
А не поймут, тогда закрыть надежны двери!
На Русь Любимую, чтоб не было пути.
Преграды прочные охальникам поставить!
А так жк, к сердцу слово доброе найти,
И научить мардву, Христа в молитвах славить!
Должно замкнуть заставой прочною им путь,
На Русь святую. Быть разделу между нами!
Чтоб не могли на Русь, как лисы прошмыгнуть,
И не творили лихо темными ночами.
Но где же нам, заставу прочно заложить?
В задумках князь рукой тереблет руковицу.
Решает: надо нас рекою разделить.
По Волге – матушке потянем мы границу!
Как порешили, так и сделали. И вот,
По Волге, веслами и парусом резвиться,
Вперед, к восходу, скорый княжий челн плывет,
Как будто грозная и яростная птица!

По гребням прыгающих, и веселых волн,
Под песни волжские, навстречу жизни новой,
По ветру стрежнем, проносился княжий чёлн,
С боков, обшитый доской тесаной, кленовой.
По борту правому, Георгий – князь стоит,
И зрит, как брег за стрелкой окской открывался,
А на холмах, он с удивленьем углядит,
Как на вершинах, низкий березняк, качался.
То к небу ветки, высоко свои взметнет,
А то склонится, пополам в стволе ломаясь,
То вновь с земли, аки ковыль степной встает,
И снова – сызнова, по ветру закачаясь!
Направил к берегу свой челн великий князь,
Гребцы усерднее веслом зашевелили,
Сошла дружина с челна, на ходу крестясь,
На берег сей, они впервые выходили.
Холмистый склон, высок и крут открылся им,
Все выше в гору, князь уверенно ступает,
Но наверху, волхвы седые, перед ним,
Власы и бороды, им ветер раздувает.
Глаза сурово, неприветливо глядят,
В сухих ладонях старцы посохи сжимают,
Пускать на гору князя, очень не хотят,
Гостей незваных, старцы видеть не желают!
Князь огляделся: кругом идолы стоят,
Жрецы языческие, как оцепенели.
В жаровнях каменных, костры они палят,
Как видно, жертвы принести они хотели.
Тут самый старый жрец, с трудом проговорил:
- Оставь святое место, человече пришлый.
Покуда жертвы нашей ты не осквернил,
Уйди отсель, покуда лихо здесь не вышло.
- Пути – дороги поразведать я приплыл.
Задумал крепость на брегах сиих поставить.
Чтобы Иисус, наш люд от лиха охранил.
Чтобы могли в церквях, мы имя его славить!
Так отвечал Георгий, и в обратный путь,
Стопы свои направил княже, озираясь.
Впервые на реку, с холмов он смог взглянуть.
А в старом капище, жрецы одни остались.
Открылся князю вид, простором волжских вод,
Лесистый берег горный, стрелка у слиянья,
Такое место, городищу подойдет!
Не медля, князь, решил заняться созиданьем!
Здесь крепость, Русь весьма надежно охранит,
Об город новый, зубы злобный враг сломает!
Уж в мыслях видел, как собор крестом взлетит,
Как колокольня, тучи в небе пробивает!
Жрецы насуплены, и зло смотрели в след,
С трудом, в душе разливы гнева угнетали,
И чтоб от князя, боле не терпеть обид,
Совет держали:
                Как придется быть им далее?
Пустить пришельцев? И позволить град построить?
А может силою меча, врага разбить?
Не трудно люд лесной, против мурзы настроить.
Но старче древний, что уж тридцать зим молчал,
Почуял, как к нему спустилось озаренье,
Прося внимание, клюкой он постучал,
И огласил жрецам Ярилы, откровенье:
- Три сотни лет тому, сам Дятел предсказал,
Что время власти для Ярилы скоро выйдет.
И даже место он потомкам указал,
Где бог иной, свой дом молитвенный поднимет.
- А где то место? Можем ведать мы о том?
Где Русы место для молитв своих поставят?
Какой для этого, у них задуман дом?
Какого бога, средь лесов хотят восславить?
- Какого бога? Я того вам не скажу.
Старик промолвил, голову склонив уныло:
А место дома, я вам точно укажу:
Стоять ему, около Дятловой могилы.
- И что нам делать?
                - Нет нам воли враждовать,
Нам не сулит победу, Дятла предсказанье.
Вина и мяса, должно нам мурзе послать,
Как знак смиренья, и покорности признанья.
Молчали старцы, не согласны с ведуном.
Но делать нечего, и в короба собрали,
Оленей жареных, и кувшины с вином,
И с молодыми, дань мурзе они послали.
Чтоб скоро, князю угощенье донесли,
И сердце русское, смягчилось, хоть малешко!
Пусть этим, замыслы не выдали свои,
Но слали дань они, избыточно поспешно.
А князь – мурза, разбил на стрелке лагерь свой,
Через Оку, посыльным требно добираться.
И предложил один посыльный молодой,
Поспать чуток, а уж к утру переправляться.
Открыли юноши заветны короба,
Кувшин вина, олений окорок достали….
Так уж случилось, что до самого утра,
На берегу Оки, послы запировали!
Настало утро, выполнять наказ пора,
Собрав поклажу, в челноки посланцы сели,
Но оказалися пустыми короба,
А воротиться молодцы, назад не смели.
На переправе, свой совет давай держать,
Как виноватость, можно юношам изгладить?
Что, вместо мяса и вина, мурзе отдать?
И как с бедою, молодцам возможно сладить?
Так вот, проказники решили:
                - Может быть,
Мурза не голоден? И он не станет злиться?
Могем в послание, мы землю положить!
А князь не здешний, и с подарком примириться!
Как порешили, так и сделали. А князь,
Взглянув в подарки те, премного удивился,
Но все ж промолвил гридням, весело смеясь:
- Видать удачливым, на свет я уродился!
В подарок, земли свои старцы отдают,
И противление на Русь, не замышляют!
А знамо, власть, лесные люди признают,
И на мою благую милость, уповают!

Вот так начал Георгий княжество свое,
Он строил град, и расчищал леса для пашни,
Заколосилося по осени жнивье,
А колдуны мардва, в лесной укрылись чаще.
Земля Георгию, не просто отдана,
Ее он мудро рассыпал рукою щедро,
Где горсть просыпал, вырастали города,
А где щепотку, зачиналися деревни.
Река давала людям рыбу, зверя – лес,
Пути торговые, в округах пролегали,
Перед мордвою, у народа страх исчез,
Поля расширились, и села подрастали.
Мардва иные, чащи бросили свои,
Рубить избу, им люди миром помогали,
Давали роду, доброй пахотной земли,
Разбоем жить в лесу, мардва переставали.
Опаску кинув, взяли гридни топоры,
По холмам, стук веселый громко разносился!
От зорьки ранней, брались братья за труды,
А покладали их, лишь солнца свет гасился.
Дни не считали, пели песни весело,
Симон людей направит добрым божьим словом,
Один челны рубил, иной тесал весло,
Но прежде, городу поставили основу!
Сам князь не медлил, и на Дятловых горах,
Срубил собор, и кремль добрый, деревянный,
Лесные люди не знавали в тех местах,
Таких диковенных ремесленных стараний!
А из чащоб, порой следили колдуны,
В душе своей на князя вознегодовали.
Хотят изгнать пришедших за предел страны,
Они послов суровых, к князю подослали.
Князь со товарищи, воротину рубил,
Когда в лесу напротив, зрит он шевеление.
За старцем старец на свет божий выходил,
И замирал перед кремлем в оцепенении!
Там, на холмах, где сильный древний бор подпер
Своими кронами, небесные просторы,
Стоял высокий, плотно сбитый частокол,
И срубы высились по холму, за забором.
Сурово старцы брови на лице свели,
И спешным шагом, подступили к частоколу,
Посредь работников, Георгия нашли,
И стали требовать, не допуская спору:
- Мурза, чужой ты здесь, и должен ты уйти.
Не оскверняй земли, безбожными делами.
Ярило нам велел, от вас леса спасти,
А не уйдешь добром, то станем мы врагами!
Георгий выслушал, в бревно топор врубил,
Сердясь на старцев, в гневе крепко сжал десницу,
И грозным словом, он в ответ проговорил:
- Я не уйду отсель. Решили? Будем биться!
Довольно вам по всей Руси озоровать.
И боле в Русь, мы Соловьев не допускаем!
А коль в охоту, зачинайте воевать.
Там, кто силен, из битвы скоро мы прознаем!
Тут подошел к нему отец святой, Симон:
- Зачем пужать людей? Зачем войной грозите?
Народ лесной, ты собери окрест сторон,
И в воскресенье, торговаться приходите.
- С Ярилой споришь?
                Гневно старец закипел.
- Чтоб рано утром, ваши челны отплывали!
Не то, закроем солнце тучей наших стрел!
Так повелел Ярило! Мы, вам передали!
Они ушли в чащобу, князь вослед глядел,
Он чуял сердцем: не пустая то бравада.
Пора готовиться бойцам для ратных дел.
Удачно то, что к сроку есть вокруг ограда.
На утро раннее, едва петух пропел,
И по работы, зачали все собираться,
Из бора ближнего, взметнулась туча стрел,
И двор посада, стал пожаром заниматься.
Доска и стружка, загорались от огня,
Но коромыслом, жены воду натаскали,
И их хранила крепко, волжская земля,
Легко в посаде девы пламя заливали.
Дружина весело ударила в копье,
Меч зазвенел, и тетива, как жук гудела,
Бойцы вершили дело ратное свое,
И поражали гридни ворогов умело.
Лесной народ, ужо не знал, куды бежать?
Их стрелы слабы, не страшны червленой брони,
Так стали люди копья и мечи бросать,
А за бежавшими, не выслал князь погони.
Несчастных этих, не хотел зазря губить,
Он знал виновных, тех кто их, послал сражаться.
Пора ужо строптивых старцев навестить,
И приказать из леса напрочь, убираться!
Сраженье кончено, велит подать коня
Георгий князь, в броню для сечи обрядился,
Решил он ехать в дом Ярилова огня,
Чтобы народ лесной, от битвы отвратился.
Княгиня обняла его:
                - Пресветлый мой!
Будь ты сторожек, и обману не поддайся.
Пусть конь ретивый, возвернет тебя домой,
С щитом, мой любый, поскорее возвращайся.
Княгиню обнял воин, на коня взлетел,
Сам в голове дружины, выступил в дорогу,
В броне и шлеме, не страшится княже стрел,
Он победит, благодаря мечу и Богу!
В лесных чащобах, дом Ярилы князь нашел,
С мечом в руке, предстал Георгий перед старцем.
С огнем в очах он смело к старцу подошел,
И произнес:
                - Ты здесь не волен оставаться.
Даю пять дён, чтоб вы, отседова ушли.
И передайте впредь по всем мордовским весям,
Что если мы ярилу у кого нашли,
То он смутьян, и что смутьяна – мы повесим!
А кот решит людей на град наш натравлять,
Тому скажи: что я не дам тому покоя.
Я даже старцам стану головы срубать,
О ком прознаю, что якшается с тобою!
Я все сказал тебе, и вскоре возвернусь,
Ушел, иль нет отсель, с дружиной мы проверим.
И твоих идолов, я, старец, не страшусь!
Я в Бога вечного, и истинного верю!

Георгий вышел, конский топот стих вдали,
Старик от ярости кусал усы и губы.
Он проклинал богов родной своей земли,
И созывал в совет товарищей угрюмых.
Он молвил им:
                - Да, верно Дятел говорил.
Нам не изгнать, и не побить князей русийских.
День прорицания, сегодня наступил,
И должно, братья, уходить нам в путь неблизкий.
Уйдем мы, в дальние дремучие леса,
Там Боги наши, обретут былую силу!
Так, чтоб чужие их не видели глаза,
Мы от людей, должны укрыться, как в могилу.
Ему молчун, печально в очи посмотрел,
И произнес:
                - Ведь мы и так, почти в могиле.
Наш мир, в огне Ярилы, до золы сгорел,
И нету места под луною, нам отныне.

Вот так, исчезли из лесных земель жрецы,
И люди идолов, за время позабыли.
А из посада, шли симоновы гонцы,
Посредь лесных людей, они заговорили,
О боге истинном, о братстве и любви.
Дивился люд лесной, таким законам новым.
Так загорались у мардвы в сердцах огни
Лампады новой веры! Истинной! Христовой!

Собор построен, и звенят колокола,
Скликая вече, на народное собранье,
Приспело время, и Георгию пора,
Определить для града, должное названье!
Симон с улыбкой светлой, говорил ему:
- Тебя назвать, я град Российский призываю!
А князь ответствовал:
                - Град новый, посему,
Я этот город, Новоградом, называю!
Симон смеется:
                - Новоград Великий есть.
Он там, повыше, ежли помнишь, добрый княже.
Украсть название, для нас, великаль честь?
И что на это, твой отец и братья скажут?
Георгий, бороду горстею потрепал,
А очах его, огни лукаво, помелькнули.
Чуток помешкав, князь с улыбкою сказал:
- Отец, меня на путь вы, истинный вернули!
Но от намерения я, не отверну,
И я молю тебя, со мной не пререкаться.
Я град свой, все же, градом Новым нареку!
Он, для различья, станет Нижним называться!
Отец Симон, обнявши князя, произнес:
- Хотя упорства твоего не понимаю,
Но твоей верой, град над Волгою возрос,
Я имя: - Нижний Новоград, - благословляю!
Стоять ему над Волгой, долгие века,
Защитой родины своей, щитом российским!
Путь нарождаются иные города,
Но Нижний Новгород, навеки стал нам близким!
Еще скажи: какого зверя на гербе,
Для чести города, достойно зрить желаешь?
Медведь, быть может по душе теперь тебе?
А может статься, ты иного зверя знаешь?
- Нет. Не понораву, на гербе теперь медведь.
Неповоротлив он, и терпеливый с виду.
А в Новогороде, не стану я терпеть,
Пустую шутку, али крепкую обиду!
Пусть на гербе царит, лесной король – Олень!
Ему присущи: быстрота, отвага, сила!
Он не медведь, ему в поход идти не лень,
Пусть будет быстрой, как олень, моя дружина!
На князя смотрит с удивлением Симон:
- Олень не струсит? И бежать в бою не станет?
Али врагам оленя не забрать в полон,
Все потому, что в беге, враг любой отстанет?
Князь рассмеялся:
                - Нет, Олень на том стоит,
Что не боится в дебрях он врага любого!
Кто сзади враг, главу копытом размозжит!
Кто впереди – того пронзает острым рогом!
Пусть на гербе всегда, Олень сверкает мой!
Зверь гордый, светлый, и воистину, прекрасный!
Он затмевает всех, могучей красотой,
Для друга добр он, для ворога, - опасный!
Симон главой своей задумчиво поник.
Он видит, мудро слово, сказанное князем:
- Пусть на гербе твоем, могуч Олень стоит!
И всякий ворог, будет им повергнут наземь!

Века немалые, по Волге утекли,
Град разрушали, и из пепла поднимали,
Но Нижний Новгород, - дитя своей земли,
В своих молитвах, на Руси не забывали!
Росли в нем кремль, башни, церкви и мосты,
Ряды торговые, лабазы и причалы,
Но нет нигде такой чудесной красоты,
Чем солнца луч, искрящий Волгу вечерами!

Сия история, поведана о том,
Чтоб мы, живущие, вовек не забывали:
Мы потому, все в Нижнем счастливо живем,
Что наши предки, за потомков умирали.

                КОНЕЦ