С пор недавних, по станице

С пор недавних, по станице, бомжи стали пропадать,
Подбирала, в колесницу, толсто-жопая их bлядь.
По рассказам, очевидцев, нарисован был портрет...
Опознай, кому не спиться? Эй, Аленушка, привет.

Но поскольку заявлений писать не было, кому.
То никто, за преступленья, не отправился в тюрьму.
И, коль бы один не выжил, и мне всё не рассказал,
Я бы тоже Вам, в престиже, это не зарифмовал:

За полночь, кровавым цветом, подразбитой колеёй,
Чуть подслеповатым светом, прёт машинка, со киздой.
Фан, с раскрытого окошка, ломит ближние цветы.
Что-то ищешь, неотложка? Алчным вывихом mанды.

А-а, твой спонсор вновь уехал? Он же любит мужика.
И ты, оседлав телегу, смотришь свежего дружка?
Но кто клюнет на такое? Лучше ж пьяного ежа.
А тебе, абы живое, пса поймать, или бомжа?

Вот он, дремлет, бедолага, под кустом, привычно пьян,
Из штанов свисает шняга, это Петя Палахан.
Тормозит манда карету, наливает злой шмурдяк,
И к самцу, с большим приветом: «Выпей, будет всё ништяк».

«Кто ты?» - Петя не врубает, но стакан, железно, взял:
«Я твой хоспис» - отвечают: «Ну, чин-чин» - Петро
принял.
«Может быть осядем лучше?» - В дудку Лена говорит,
В её нижней части, сучьей, нестерпимо уж зудит.

Петя, на знакомый запах, заползает в конуру.
И давай, знакомясь, лапать: «Счас тебя в дупло возьму».
Но подруга отъезжает, ближе к речке, на косе,
Своё свинство обнажает... Палахан весь в ахуе.

Петьку резко распрягая, вся, с натугою, дрожит,
Резкий запах всё сшибает, а от так от них разит.
Жертва, поприпухши снизу, жабцу за сосцы взяла,
Потакаючи, капризу, ей, за гланды, куй ввела.

А Петро, хоть слыл убогим, и наказан свыше был,
Отличался всё ж, немногим, но колено куй носил.
И когда он вставил Лене, в шоке та, не может «хрю»,
Вся, конкретно, на измене, лишь течёт, через ноздрю.

Эк подсела, на наживу, через жопу задышав,
А Петручио не диво, он коров на ферме драл.
Из неё всё паром вышло, чёрт рукою поманил,
Но напряг Петруня дышло, не скупясь в неё излил.

Видя, что она не дышит, Палахан, почти, струхнул,
Но от счастья, что под крышей, раком он её загнул.
И, по яйца, запер снова, пару раз, вздохнула, вновь,
Полуночная корова, отыскавшая любовь.

Ничего, что пучит глазки, и нутро желает срать,
Экстремальнейшие таски, очень любит эта bлядь.
Только чуть не рассчитала, повстречав такой размер.
Главное то, что не мало, но очко порвал ей хер.

«На, глотни, – пузырь ей, в горло, Петя щедро затолкнул:
Эко, bлядь, тебя распёрло, и рыгать, и жидкий стул.
И так быстро отрубилась, ну, ищи других мужчин.
А чтоб легче пойло пилось, меньше сыпьте клофелин».

Нынче тихо, по станице, под затих маньяк, с &издой.
На неё никто не льстится, кризис с жопою, больной.
Но, на будущность в надежде, Ленка всё приветы шлёт,
Пете, думая как прежде, вдруг, ещё раз, отьебёт.