Мой дом потревожен тобою...
Далекие сумраки вьются.
Я снова причастен к покою.
Прости мне, спиритово блюдце,
Что я попытался рукою
Тебя подтолкнуть – и проснуться.
Нельзя мне пока пробуждаться.
Я всё еще верю в изгнанье
И счастья надеюсь дождаться.
Но ты существуешь, страданье
Родства между степенью братства
И тихим исходом свиданья.
Что делать нам? Лампы в подъезде
Дрожат распустившимся светом.
Не это ли наше поместье?
И нам ли не плакать об этом,
Когда мы забыты, и вместе,
И связаны вещим секретом?
Бездонность минувших провалов.
Альковы задернула память
Махровым руном покрывала.
А ты, словно дарственный камень
В ладонях больных и усталых, -
И царственен, и многогранен.
А я, аргонавт, уносимый
Слепым древнегреческим ветром
В российские горькие зимы,
Я верен неданным обетам
В подъезде, где свет негасимый
Зажжен угасающим летом.
Там сыпется известь сухая.
Паук, что трудился над сетью,
Застыл на стене, отдыхая.
Проснемся ли мы к воскресенью,
Чтоб наша надежда скупая
И нас предала долголетью?
Я знаю, ты снова утрачен,
Грехом искалеченный ангел,
В тех сферах, где свет предназначен,
Ты снова чужими украден,
И больше не будет удачи
Тому, кто с несчастьем не сладил.
Тому, кто мерцал драгоценной
Сияющей царственной гранью,
Был камнем и правил Вселенной,
Кто в силах поверить свиданью
В родстве между болью мгновенной
И братством, подобным изгнанью.
Свидетельство о публикации №112022407071