За честь и веру

В тумане сером, вдаль давно ушедших лет,
Великих дел людских, хранится слабый след,
Народ их в памяти обязан сохранять,
Нам подвиг предков, нету права забывать.
О горе страшном, поведу я свой рассказ,
И братство веры, что спаяло кровью нас!

Казацкий сотник, что у Терека стоял,
Русийский берег, от набегов охранял,
В его отряде, боевые пластуны,
Умело, с честью берегли рубеж страны.
В разведку часто сотник храбрый посылал
Своих казаков, что в горах творится, знал.
Знаком ему, был горный кряж и дикий лес,
И вот однажды, вместе с сотней, он исчез!
Сам атаман кругом разъезды посылал,
Семена с сотнею, усердно он искал,
Но ни сраженья, ни засады на пути
В исканьях, храбрый атаман не смог найти.
Искали долго, кони выбились из сил,
Но нет следов, как будто, дьявол утащил
Сто храбрых воинов, и сто лихих коней,
Оставив поиски, и через осемь дней
Заставы новые у Терека стоят,
И, о пропавших, вечерами говорят,
Про камнепады, про лавины и обвал,
Но правды истинной, тогда никто не знал.
Что, не исчезли пластуны средь горных скал.
Отряд тайком, навстречу смерти ускакал.
И ни один казак, ни дрогнул, ни свернул,
Он смертным сном, в бою за честь и долг, уснул.


Промчались годы, ночь сменяет солнца свет,
Забыт Семён, как будто сотни его нет,
Хребет Кавказский, тайну сотника хранит,
И грустной сказкою, рассказ о нем звучит.
Но вот в Кахетию хорунжий прискакал,
Приказ посольский, он в Сигнахи провожал.
Красив он выправкой, казенное седло,
Без гарды шашка, как у нас заведено.
Зашел в духан казак, послушать новостей,
Поесть с дороги, поглядеть чужих людей,
Что говорит про Русь загадочный Кавказ,
И вдруг заметил, что с него, не сводит глаз
Старик угрюмый, и на форму все глядит.
Казалось, будто бы, на гостя он сердит.
Потом он встал, походкой твердой подошел,
Рукой уверенной, бурдюк вина нашел,
Наполнил рог вином янтарным, пополней,
И протянул ему. Как будто много дней
Он знал приезжего, дивится дальний гость.
Глаза грузина душу жгут ему насквозь!
Сказал кавказец: -
                - Мы поднимем этот рог,
За тех, кого годами, я забыть не мог.
За русских тех, кто с нами в битвах погибал,
Кто перед силой шах Аббаса, не бежал!
За кровных братьев, что не знали смерти страх,
За тех, кто с честью воевал у нас в горах!
Мы за Симона пьем, и за его людей!
Пусть Гмерти примет их в обители своей!
Все встали дружно, чаши выпили до дна,
На миг в духане зазвенела тишина.
И в тишине негромко голос прозвучал:
-За чей помин мы пьем?
                Ведь гость того не знал,
В какие дни сражались, и в каком бою,
Грузины с русскими, в едином шли строю?
О битвах грозных, разве мог казак не знать?
Когда казаки, шли с Аббасом воевать?
Старик сказал:
                -  Тебя я вижу, в первый раз,
Ты будешь первым, кто услышит мой рассказ!
Ты передай его, по всей Руси своей,
Как благодарность Вам, от Грузии моей!
Одним из первых, я Симона повстречал,
Меня, как брата, сотник бравый принимал,
На нем сидела форма ладно, как твоя,
Такие, шашка, и попона у коня,
Такой же взгляд колючий, страшный для врага.
Его лицо, я не забуду никогда!
Тому лет тридцать, шах Аббас пошел войной,
И мы вступили с ним отважно, в смертный бой!
Надежды не было, Иран в боях разбить,
Мы свою родину пытались защитить.
В боях прошло уже три месяца, и вот,
Опять на бой наш Теймураз народ зовет!

Расположились, чтоб с рассветом воевать,
Но вдруг дозорные, давай подмогу звать.
Из тыла шел на нас отряд чужих людей,
Ступали, словно родились среди камней.
Решили их окликнуть, чтоб узнать, кто там?
В ответ…. Своим мы не поверили глазам!
Одежда наша, только говор незнаком,
Так познакомились грузины с казаком.
На чоху старую, сменил он свой мундир,
Орлом с Гомбори, был руссийский командир!
Был русским сотник, он назвал себя Симон,
Сто смелых воинов привел с собою он!
На помощь шел, чтоб против шаха воевать,
И Теймураза он просил его принять.
Кто были эти люди? Что они хотят?
Ведь языком, нам непонятным говорят.
За помощь русским, ничего не можем дать,
Зачем пришли к нам эти люди умирать?
Был Теймураз умен, решил разведать он,
Зачем на битву, в горы шел казак Симон?
И в темноте ночи, при свете звездных глаз,
Грузинам странный рассказал Симон рассказ!

Симон с друзьями, берег вражий обходил,
Он из засады, за чеченами следил.
И в день один, чеченский встретил он отряд,
Пятнадцать воинов лихих верхом  сидят,
Но за седлом за каждым, тянется аркан,
На них идут грузины. Крепко по рукам
Все были связаны, и трудно им идти,
Не всякий сдюжит тягость горного пути.
И вдруг один плененный, что то прокричал,
Отряд внезапно, над крутым обрывом встал,
Чечен с седла слетел, к смутьяну подбежал,
И яркой молнией, сверкнул его кинжал.
Как будто коршун черный зло чечен глядел,
Тяжелым камнем пленник в пропасть полетел.
Тому смеялись зло, наездники в седле,
И били пленных, что лежали на земле.
Кнуты свистели, кожу рвали на плечах,
И смерти дух, крала свои раскрыл в горах.
Симон людей своих в засаде не сдержал,
И сам, тихонько вынул верный свой кинжал,
Не ждали всадники нападки из-за скал,
Так ни один чечен, живым не ускакал!
Сражались храбро горцы, только пластуны,
Как воплощенье зла и ярости войны,
В мгновенье ока убивали наповал,
И мертвым падая, абрек не понимал:
Откуда их настигла яростная месть?
Откуда русские казаки взялись здесь?

Симон плененных, приказал освободить,
Сам первым взялся путы на руках рубить,
Поднял с земли, совсем седого старика,
Но очень сильною, была его рука!
Когда ж в глаза Симон грузину поглядел,
От изумления, он чуть не онемел!
Был перед ним мужчина, воин молодой,
Большой и сильный, да вот только, весь седой.
Симон казакам приказал коней согнать,
Сам стал оружие убитых собирать,
Затем повел отряд за Терек, в хутор свой,
Седого пленника, Симон повел с собой.


К рассвету дня, остался Терек позади,
И до заставы им остался час пути,
Его разведчики, как водится, молчат,
Симон и пленник, ни о чем не говорят.
Наутро следущего дня казак позвал
Знакомца нового, и наконец узнал,
Как звать грузина. Тот назвал себя Зураб.
Его пленил во сне, наездников отряд.
Чечены ночью навалились на него,
Зураб один, не смог поделать ничего.
Симон поесть ему, как должно, предложил.
Казак с грузинами, уж много лет дружил!
А после трапезы спросил:
                - Скажи мне, гость,
Что столь ужастное, с тобой в горах стряслось?
Что ты увидел? И какой достиг, предел?
И от чего до срока, друг мой, поседел?
Зураб глаза поднял, на сотника взглянул,
Симону руку, словно брату, протянул,
И произнес:
                - Тебя хочу благодарить,
За то, что горцам, ты не дал меня убить.
С огромной радостью, я смерть хочу принять,
Но нет мне права, не могу я умирать.
Несу на родину я вести. Тяжек груз.
Поверь, мой друг, я вовсе смерти не боюсь,
Но должен я рассказ печальный донести.
- За любопытство, ты Зураб, меня прости.
Но мне поведать ты не хочешь свой рассказ?
Поверь, предателей, не сыщешь среди нас.
- Но весть моя, совсем не тайна. Я тебе
Все расскажу без страха. Видимо судьбе

Так было нужно, что бы ты про все узнал,
Что я несу в душе, и это передал
Всем христианам.
                - Друг, без страха говори.
- Ты прежде, сердце в кулаке своем сожми,
Чтоб боль, его не разорвала пополам.
Ведь я с рассказом, боль свою тебе отдам.

- Наш царь Кахетии, Великий Теймураз
Поднял народ свой против персов, шах Аббас,
Решил стране моей жестоко отомстить,
Он царский род решил, под корень подрубить.
В его дворце, в Иране в пленниках тогда,
Два юных сына Теймураза, их года
Не позволяли им, без близких, уезжать,
Их провожала в Исфаган Царица – мать.
И шах Аббас в те дни царице предложил,
Его женою стать, тогда б ему служил
Бесприкословно, царь Кахети, Теймураз.
Но Кетован, дала решительный отказ!
Тогда он внуков у царицы отобрал,
В гарем он, лекарю, наследников отдал.
Симон откинулся на стуле:
                - Неужель
Он лют и злобен аки ненасытный зверь?
Ужель детей он смог безжалостно казнить?
- Нет. Много хуже. Приказал их оскопить.
И церемониться, он с ними не велел.
- И что же лекарь, двух мальцов не пожалел?
- Тот, что поменьше, умер сразу. Под ножом.
А что постарше, сильно тронулся умом.
Лицо бледнело, словно мел, у казака,
И стол подпрыгнул, от удара кулака.
Казак хватал, то свою саблю, то кинжал,
И словно горный барс, от ярости дрожал.
Зураб слезу печали снова не сдержал,
И тихим голосом, рассказ свой, продолжал:
- Царицу, в залу  шах Аббас к себе позвал,
Что стало с принцами, смеясь, он рассказал.
Он веселился, словно сам детей терзал,
И хохотал, царицы радуясь слезам.
А после за руку, он женщину схватил,               
И, грозным голосом, решенье огласил.
Его женою Кетован придется стать,
И веру истинную, должно ей принять!
Но Кетован, глядела твердо, и в ответ,
Сказала гордо и решительное – «Нет!»
- Я дочь царя, жена царя, и мать царя!
И предложение твое, не для меня!
Ты ненавидишь мой народ, моих детей.
Не прикасайся боле ты, к руке моей!
И христианство, в моем сердце не умрет,
Пока со мною верит, преданный народ!
В лицо хохочет, Кетован жестокий шах,
А речи злобные змеятся на устах:
- Какой народ? О чем со мной ты говоришь,
Передо мной твой сын не царь, а просто – мышь!
Коль захочу, я всю Кахети истреблю,
А после, с легкою душой, тебя убью!
Тебя позвал к себе, что бы приказ отдать,
И ты, неверная, не смей мне возражать!
В мечеть пойдешь, царица, завтра поутру,
И примешь веру нашу, а не то, сотру
Тебя и твой народ, как пыль на сапогах!
- Я знаю, шах, как много крови на руках

Твоих грузинской. Можешь ты меня пытать
Хоть день, хоть вечность, но не сможешь ты сломать
Меня и сына, нашу веру, наш народ!
И Теймураз, к тебе с поклоном, не придет.
- До завтра думай, Кетован. Не получу
Твое согласье, значит, будет палачу
Забава утренняя.
                Быстро вышел прочь,
Осталось жизни Кетован, всего лишь ночь.
И эту ночь, она молилась у креста,
Совсем немногого, просила у Христа:
Народ Кахетии от шаха защитить,
И не позволить кахетинцев истребить.
Для Теймураза, попросила долгих лет,
Чтоб не погас в нем, христианства, добрый свет,
А для себя просила, силы верной быть
Кресту и Богу, чтоб не смог ее сломить
Жестокий сын шайтана, подлый шахиншах,
Чтоб жизнь её, Иисус держал в своих руках!

Посланца рано утром, шах в покой прислал,
И тот приказ от шахиншаха передал:
Коль не желает разум твой в мечеть пути,
То ты должна на эшафот сейчас взойти!
Сказал мне евнух, до утра не спала?
-Я ночь последнюю, в молитвах провела.
Мой бог – Иисус мне силу духа придает.
Меня ты должен отвести на эшафот.
Я все равно, ислам насильно не приму,
И лучше, с верою своею я умру,
Никто не сможет поселить мне в душу страх!
Пусть будет проклят наш убийца – шахиншах!

Царица медленно взошла на эшафот,
Кругом для зрелища, стекается народ,
Всем исфаганцам любопытно было знать,
Как Кетован, под пыткой будет умирать!
Сам шах, послов из разных стран на казнь позвал,
Чтоб каждый после в своем царстве рассказал,
Как шах велик, и может, бога не страшась,
Пролить кровь царскую, пыль, превращая в грязь!
Палач царицу, меж столбами приковал,
А после, с женщины, одежды он сорвал,
Жаровню с углями поставил перед ней,
Чтобы под солнцем жарким, стало ей теплей.
Жар от углей, ударил пламенем в лицо,
Сдавило горло ей, железное кольцо,
Палач уродливый в лицо ей хохотал,
А сам угли в жаровне, ярче раздувал.
В угли горящие, щипцы он положил,
Посланец шаха, вновь царице предложил:
- Ты опоздала дать согласье стать женой,
Но Лев Ирана, славен в мире добротой!
Коль веру истинную ты решишь принять,
Тогда не станут тебя пытками терзать,
И пусть женой в гарем уже ты не войдешь,
Зато легко, и безболезненно, умрешь!
- Мне мой господь, и дух и силы придает,
И этот путь, к святой обители ведет.
А шах Аббас, не богу служит, сатане!
И эта вера, не придется в пору мне!
Посланец хмуро Кетован в глаза взглянул,
И палача, поближе к жертве, подтолкнул.
- Не знаю, в ад ты унесешься, или в рай,
Сама проверишь.
                - Быстро пытку начинай.
Так шах Аббас казнить царицу приказал,
И музыкантов, для себя играть позвал.

Палач с улыбкой мерзкой клещи выбирал,
Перед лицом царицы, злобно помахал.
Он ими щелкал, искры сыпались с клещей,
И обжигали тело сотнями огней.
Кровавым маком, от огня метал зацвел,
Палач пошире, зубья алые развел….
Метал, искрящийся, жестоко впился в грудь,
От боли страшной, не могла она вздохнуть
Над казнью запах гари низко проплывал,
Палач с усильем, грудь царицы оторвал…..
Помощник жертве рану рваную прижег,
Чтобы прервать кровавый, льющийся поток.
Забилось тело, повисая на цепях,
Она с большим трудом, стояла на ногах,
От боли, тьмою застилаются глаза,
И по щеке, течет кровавая слеза,
Губа прокушена, и кровь с нее бежит,
Но опустив главу, несчастная молчит.
Мучитель медленно, кругами походил,
Щипцы остывшие, на красные сменил.
Палач жестокий, свое дело продолжал,
Щипцами алыми, вторую грудь зажал,
Он рвал несчастной тело, по большим кускам,
И их швырял на площадь, к зрительским ногам.
Так Кетован, весть длинный день, палач терзал,
Устал заплечник, сильно потом истекал.
Висит несчастная, замкнута в кандалах,
От жажды, кожа шелушится на губах.
Народ подавлено, в молчании, взирал.
Таких страданий адских, мир еще не знал.
В толпе людской, порою слышен тихий плач,
Туда угрюмо, головой кивнет палач,
В то место, шахские сарбазы подбегут,
И сердобольных, на допрос уволокут…
Послы в смятении, сам дьявол шахиншах!
Проклятья Льву Ирана, бьются на устах.
А Кетован, в крови бесчувственно, висит,
И вновь палач её для пытки оживит.
Злодей, то ногу, то плечо прутом проткнет,
А то, живот щипцами алыми прижжет,
Отрежет пальцы, и зажарит на углях,
То оторвет клещами мочки на ушах….
Опять посланник подошел, и говорит:
- Смирись, неверная, и шах тебя простит.
Сама подумай: Чем с такою болью жить,
Не лучше лик свой, на мечеть поворотить?
Прими ислам, и ты познаешь смерти ночь!
- Пособник дьявола! Уйди отсюда прочь!
Уж нету сил моих, такую боль терпеть,
Но я желаю, христианкой умереть!
Так шахиншаху, отвечала Кетован,
И вновь страдала от жестоких тяжких ран.

Но день не вечен, и на смену ночь пришла,
И, как спасая, смерть несчастную нашла.
Зураб дыханье перевел, и помолчал.
Рукою сильной, крепко он сжимал кинжал.
- Я был на казни. Я во все глаза глядел,
И от того, мой друг, до срока поседел.
Не для забавы, мне пришлось на казнь взирать,
Царю об этом, я обязан рассказать.


- А что же сделали с останками?
                - Послы
Приказ отдали слугам. Слуги те должны
Все части тела ночью с площади собрать,
В ларцы резные плотно воском запаять,
Их в полной тайне от шпионов сохранить,
Что бы потом, в церквях Европы освятить.
Как будто молот, билось сердце казака,
Сжималась в ярости, могучая рука,
Он, словно сам, все эти муки испытал,
И отдышавшись, в тихом бешенстве, сказал:
- Какое чудище решилось так казнить?
Как на земле, такая нелюдь, может жить?
Видать из Ада, залетела к нам напасть!
Вскричал Симон, перстами истово крестясь.
Зураб поднял на казака тяжелый взгляд,
Он другу искреннему, был сердечно рад.
Сказал Симону:
                - Слушай, сотник, дай коня.
Мне надо быть в Тбилиси. Три осталось дня,
Как шах войска свои, отправит на Кавказ.
О том, не ведает правитель Теймураз.
Лишь Саакадзе, я успел предупредить.
- Как? Шах теперь решил и Грузию спалить?
Так знай, Зураб, получишь утром ты коня.
Ну а сегодня, друг мой, извини меня,
Ведь я начальник, и за мною много дел,
Их все с утра, я переделать не успел.
Тебе до завтра, проком будет отдохнуть,
Ведь ждет тебя через хребет нелегкий путь.

Наутро, с первым петухом Зураб встает,
И явно слышит конский топот у ворот,
Взглянул в окно, а там казак лихой, в седле,
А рядом конь, копытом бьющий, по земле!
Зураб из дома вышел, шашку прихватил,
И, словно ястреб быстрый, на коня вскочил,
Поехал следом, за веселым казаком,
Вдруг видит площадь, а на площади кругом
Казаки конные, с пищалями стоят,
И очень весело, о чем - то говорят.
К Зурабу сотник русский быстро подлетел,
В последний миг остановить коня успел:
- Тебя решили мы, всей сотней проводить,
А там, глядишь, свезет и тура подстрелить.
Веди нас, друже, мы коней поразомнем,
И поскакал, легко управившись с конем.
Зураб от сотника в пути не отставал,
Легко конем могучим, горец управлял,
А следом, с песнями и свистом, казаки
Легко скакали, скальным берегом реки.
А на привале, сотник всех поставил в круг:
- Теперь не сотник я. Теперь я брат и друг.
Единоверцы гибнут, нет силов терпеть,
Чем жить без брата, лучше с братом помереть!
Но, кто захочет возвернуться, тех пойму.
Я сам с Зурабом, до конца теперь пойду,
А кто за мной пойдет, пусть знает наперед,
В походе этом, славы тот не обретет.
И если здесь нам доведется помирать,
Себя грузинами нам должно называть.
Сто казаков переглянулись меж собой,
Но ни един, не повернул коня домой!

Вот так исчезла сотня, лишь минула ночь,
Ушли казаки, чтоб друзьям в беде помочь.
В ауле горском, сотник к старцам подошел,
Через Зураба, тихий разговор завел,
А рано утром, казаков переодел,
И где черкесок столько он добыть сумел?
На перевале казака позвал Зураб:
Ты отпусти меня скорей в дорогу, брат.
Ведь вы для боя, поберечь должны коней,
А я один помчусь к царю, куда быстрей.
- А без тебя, кто мне укажет верный путь?
Без провожатого, боюсь в горах блуднуть.
- Найти дорогу, вам поможет наш народ,
В ауле каждом, мой джигит тебя найдет.
Ну, что ж, Зураб, скачи дорогою своей!
- До встречи, сотник! Через пять коротких дней!

Словно во сне, Симона слушал Теймураз,
Казался сказкою, услышанный рассказ,
О смерти матери, он знал уже пять дней,
И рад был помощи, от воинских людей.
В минуту эту, топот слышен у дверей:
У сакли стали сразу несколько коней.
Вошли дружинники, несут царю донос,
О том, что перс, уж к стенам лестницы поднес.
Симон вскочил, и за дверями, в миг исчез,
Сраженья грохот, заглушал высокий лес.
И по немому указанию руки,
В лесу неслышно, исчезали казаки.

Сарбазы бьются в рукопашной на стене,
Уже три башни занимаются в огне,
Дружине тяжко против персов устоять,
За шагом шаг, должны грузины отступать.

Но вдруг дохнул на стену голос громовой,
То из тумана, бил свинцовый русский бой!
Сарбазы падали от меткого огня,
Тут во дворе, раздалось ржание коня!
Ударил в стену конский топот, словно град,
Летит на бой, бесстрашных конников, отряд,
Без гарды сабли, блещут странные в руках,
И многократным эхом, свист летит в горах!
Упали шашки, словно смертный звездопад,
Рубил без жалости противника отряд,
Лежат бездыханными восемь онбаши,
И скрылись всадники, как демоны в тиши!
А перс, встревожен, надо срочно отступать.
Напорней стали кахетинцы нападать,
И над стеной, молва крылатая плывет:
Ваша! Ваша-а-а, грузины! С нами Рус идет!!!!!
Тут словно демоны, явились пластуны,
Громят сарбазов, словно духи темноты,
Они привыкли из засад врага разить,
Их трудно выследить, еще трудней убить!

После сражения, казаки взяты в круг,
Грузины думают: Откуда этот друг?
Матарс к Симону подскакал, за плечи взял,
И, словно брата, казака поцеловал.
Потом он саблю вынул, пред собой махнул,
Симон в ответ ему, понятливо кивнул,
Достал клинок, со скакуна проворно слез,
И, как Матарс, на пальце сделал он порез,
В рукопожатье, кровь смешалась на руках,
А губы, знак на братских ставили клинках!
В кругу довольно закивали старики,
И клятву братства, повторяли казаки.

А персы смятые, не знали, как им быть?
На стены лезть, или до ночи отступить?
Погибли многие в бою, как быть живым?
Простит ли им их пораженье господин?
Сам минбаши, к стене был должен прискакать,
От Искандер Седды, приказ дал отступать.
Велел посты вокруг поставить до утра,
А русский сотник порешил: уже пора
Ему получше, новых ворогов узнать,
И приказал Симон немедленно позвать
Никишку, Фокия, Вавилу и Петра.
Велел в дозор идти. Вернуться до утра
Они должны со словом, о врагах во тьме.
Они исчезли, лишь мелькнули на стене
Четыре тени, и растаяв, как туман,
Четыре воина ушли во вражий стан.
Пануш смотрел, и удивляться не устал,
Он из повозки, бурдючок тугой достал,
Вина янтарного, Симону предложил,
И вместе с сотником, грузин вина отпил.
- Спасибо, друг, вам за подмогу в трудный час,
И что на битву, вышли русские за нас!
Тебя, как брата, будут в Грузии любить,
И чем тебя мы сможем отблагодарить?
Симон смеется:
                - Братом ты меня назвал,
Я шел сражаться, благодарности не ждал.
А разве ты, когда за брата в бой идешь,
От брата названного, ты подарок ждешь?
Пануш потупился, обидел казака,
Но видит он, ему протянута рука.

Семен в усы хихикнул:
                - Руку мне пожми,
И, как подарок, помощь братскую прими.
Единоверцы мы, и нам Христос – отец!
Душой открытой улыбался удалец!

Под утро, Фокий и Вавила подошли,
С собою в путах, юзбаши они вели.
Что им потребно, то смогли в пути узнать.
Но порешили другам перса показать.
Врага доставили, Симону на доклад,
Увидев русов средь грузин, был очень рад
Плененный перс, защиту начал он искать.
И у Симона, стал с улыбкой вопрошать:
- Зачем привел людей на битву, русский хан?
Не может стать, что бы царем приказ был дан!
У нас с русийцами, записан договор,
Зачем пришел ты в Гурджистан, как низкий вор?
Симон темнел лицом, и грозно отвечал:
- Приказ о битве, от царя не получал.
Я сам пришел, людей и веру защищать,
А я, за братьев, без приказа воевать
Могу, хоть с дьяволом. И царь мне не нужон!
Ведь пес Ирана, первым вынул из ножен
Клинок войны. И он, на Грузию напал,
Не потому, что он здесь, что то, потерял?
- Наш Шах велик! И пусть живет он! Бисмиллах!
Его решение одобрил сам Аллах!
А ты, союзник, помоги гурджи разбить,
Тебя сумеет шах достойно наградить!
Получишь золото, и женщин, и рабов,
Чтоб описать награду, мне не хватит слов!

А девы грузии…..  Как гурии в раю!
Повороти за шаха конницу свою.
- Ты здешних женщин обрекаешь на позор?
Не я, а ты, шакал, пришел сюда как вор!
А для насильников, в руси особа честь,
Для вас хорошая награда у нас есть!
Симон от ярости, как бешеный, рычал,
И казаков сзывая, громко закричал:
- А ну, Вавила, привязать его к коням,
И протащить, галопом гада, по камням.
Потом поболее стволину отыскать,
И честь, размычкой негодяю оказать!
Вавила перса, как ребенка утащил,
Грузин, и тех, приказ Симона устрашил.
Они услышали, как пленный перс кричал,
И, как глухой удар, крик жалобный, прервал.
Тут долетел до слуха грозный гулкий шум,
Опять идут войска персидские на штурм.
Но и  грузины силы новые нашли,
Дружины барсов к ним на помощь подошли,
И в схватке жаркой, строй персидский был разбит,
На Хевсурети, путь грузинам был открыт.
По горным тропам победители идут,
Среди хевсур, они сторонников найдут,
Тех, кто за Грузию захочет воевать,
Тех, кто за честь и веру грудью хочет встать!

В лесном проходе воин путь загородил,
Он был один, но храбро пику опустил.
Сказал он грозно:
                - Через горы нет пути!
Чего хотите в Хевсурети вы найти?

Один из барсов, смело выступил вперед:
- На битву с шахом, поднимаем мы народ.
Хевсуры храбрые, не прятались в горах,
Они всегда сражались, с саблями в руках!
Сторожевой копье спокойно опустил,
Убрав кольчужное забрало, лик открыл.
Старик седой, с копьем остался на часах:
- Не будет помощи. Вас ищет смерть в горах.
Мазандаранцы шаха путь закрыли нам,
И нам, и пшавам, уходить пришлось к горам.
Сидят в засадах персы, что б грузин разбить,
А я остался здесь, грузин предупредить.
Симон Маркушу быстро знаком подозвал,
На ухо, что - то казаку он нашептал,
Исчез Маркуша средь деревьев и камней.
Земля суха, и даже следа нет на ней.

- Вот так Симон,
                Маркуша вскоре доложил:
- Ты знаешь сам, я пластуном не год служил.
К засаде персов, невозможно подойти,
Средь гор закрыты все тропинки, все пути.
А их начальник, зело службину несет,
На миг собакам, отвернуться не дает.
Пройти никак не можно, мне, Симон, поверь,
Не пролетит там птаха, не прорыщет зверь.
Пришлось дружинам возвертать в обратный путь,
Не удалось бойцам и часа отдыхнуть.
Так вышло, шах собака, войско окружил,
А миг победы, пораженье отложил.

Уже неделю бьются витязи в кругу,
Бои труднее, день за днем сулят беду,
Надежды нет, сраженья ход переменить,
Лишь остается храбро головы сложить.
В день, от Маркуши резво Фокий прискакал,
Симону с барсами, докладом передал:
- Нашли проход в горах для тайного пути,
Детей и женщин, можно тихо увести.
А с ними, раненые тоже пусть уйдут.
Зураб с хевсурами, их тайно уведут.
Матарс решил в глаза Симону посмотреть,
От русской сотни, оставалось только треть.
Сказал Симону:
                - С ними можешь ты уйти.
Зураб поможет через горы перейти.
Симон с улыбкою спросил:
                - Ты где видал,
Чтоб русич тайно от сраженья убегал?
А может, нам Матарс, ты хочешь показать,
Как можно брата одного на смерть бросать?
Запомни, барс, сюда никто меня не звал,
По зову сердца через горы я скакал.
С тобой, мы братья во Христе, и долг велит
Лежать мне мертвым, где мой мертвый брат лежит!
Я лишь с победою на Родину уйду!
- Не быть победе.
                - Значит с братьями, умру!
Нас всех, с рождения учили воевать,
И никому из нас, не страшно умирать.
- О вашей храбрости, летит повсюду весть.
- Превыше храбрости, есть преданность и честь!
С тобой, бок о бок, мы в сраженьи много дней,
За эти дни, мы пережили сто смертей!
И пусть запомнит кахетинских гор простор,
Что только мертвые, не ведают позор!
Симон шатер покинул, на коня взлетел,
Особым посвистом, задорно просвистел,
Казаки коршунами прыгали в седло,
И, словно ветром, в битву русских, унесло….
Они умчались, с честью головы сложить,
Сам демон смерти, их не смог бы, устрашить.

Мазандаранцы плотным строем шли вперед,
Русийский бой, огнем над полем не ревет,
Сожжен весь порох, нету пуль, разбит приклад,
Но казаки, своими саблями разят,
Врага жестокого, с улыбкой на губах,
Отвага, львом могучим, бьется в их сердцах!
Как будто скалы, казаки в строю стоят,
Так смело бьются, словно ангелы сидят
В седле за каждым бесшабашным пластуном,
Врага удар жестокий, отведя крылом.
В строю одном грузины бьются, и казак,
Они сильны, как пальцы, сжатые в кулак,
Тут щит грузинский, жизнь спасает казаку,
Там шашка русская просвищет по врагу,
Удар смертельный от грузина отведет,
Грузин и русич, друг за друга кровь прольет.
Все меньше, меньше бьется в схватке казаков,
Сильнее тает строй, кахетии сынов,
Земля грузинская от ужаса дрожит,
Но ни один дружинник, с поля не бежит.
Судьба дана им от рожденья, - воевать,
И не страшится воин в битве умирать.
Осталась горстка, барс и десять молодцов,
Симон израненный, и несколько бойцов,
Но посвист звонкий над Арагви пролетит,
Когда казак, мазандаранца поразит!
Но все ж, недолго им сражаться довелось.
За другом друг, упали мертвыми, насквозь
Их поразили стрелы персов, и копье.
Но дело, воины исполнили своё.
Ценою страшной, шах победу одержал,
Один грузин, десяток персов поражал,
Не хватит воинов, им дольше воевать,
Хоть победили, но пришлось им отступать.
Но перс жесток, и зараз он не отступил,
Грузинам мертвым, саблей головы срубил,
В курган сложил, чтоб было издали видать,
Чтоб неповадно было, с шахом воевать!
Лежат в одном кургане, Петр и Матарс,
Вахо, Вавила, Гия, Гоги и Тарас,
Симон лежит, Пануш, Вахтанг и Амиран,
Двум кровным братьям, путь один отныне дан.

Вот так погибли твои братья – казаки,
За жизнь свою, я не видал верней руки.
Про битву эту, я за тем тебе сказал,
Чтоб ты о подвиге, в Русию передал.
О том, как бились казаки, и как легли,
Они для Грузии, свершили, что смогли!
До той поры, пока горам на свете быть,
Мы русских братьев, не сумеем позабыть!
А по Симона, друг, и легенда есть у нас,
Как из Руси, примчались вихрем на Кавказ
Богатыри верхом на пламенных конях,
Мечи, как молнии, сверкали в их руках!
На головах, из льда и снега, шлем лежит,
От свиста грозного, в ночи скала дрожит!
Щит, вспышкой солнечной, в глаза врагу сверкнет,
Как Гвелишапи злобный, их пищаль ревет!
Как демон смерти конь казацкий в бой летит,
Одним ударом, сто врагов казак разит!
Теперь таких бойцов, в подлунном мире нет.
Такой, у нас в сердцах, Симон оставил след.

Хорунжий слушал, опустив к столу глаза,
Огнем хрустальным, выжигала их слеза,
Он о Семёне слышал, тот в горах пропал,
Но о судьбе казацкой, до сих, он не знал.
Спросил казак:
                - Откуда ты, старик, прознал,
Кем был Семён, и как он в битве воевал?
Ведь все, кто был в сраженьи том, на поле лёг,
И про Семена рассказать тебе, не мог.
- Та прав сынок, но я Семену, кровный брат.
Я уводил людей из битвы. Я Зураб.
Меня плененного в горах, Симон спасал,
Со мною он, на встречу смерти, ускакал.
На бой последний, из ущелья я взирал,
И видел, как дружинник каждый умирал.
Ты эту весть, в Руссию должен донести,
Не потеряй и слова, в дальнем ты пути.
Я боль в душе своей, без устали берег,
Затем, чтоб русским, рассказать про русских мог!

Казак шагал в приказ, и ничего кругом
Не видел он, гордятся русским казаком,
Грузины здешние, а на родной земле,
Семён, и память не оставил о себе.
Но для себя хорунжий, твердо порешил,
В приказ посольский, он за отпуском спешил,
Чтоб через горы поскорее доскакать,
И там, на Тереке, всю правду рассказать:
О том, что сотня, не исчезнула в горах,
О том, что помнили в грузинских городах,
О том, как в битвах погибали казаки,
И как их братьями, грузины нарекли!
О том, как славой казаки покрыли нас,
Как много ближе, для русии, стал Кавказ!
И пусть вершины гор кавказских, высоки,
Они отвагою, своею две реки
Соединили.  Дале вместе им бежать.
Отцом стал Терек, а Арагви, стала мать!

Вот и закончена история моя,
Героев прошлого, почтите вы, друзья,
Они за веру и за правду полегли,
Теперь могилы их, вдали родной земли.
Но чести путь, казаки указали нам,
Нельзя в покое быть оружью и рукам,
Когда на братьев наших, лютый враг идет,
Ведь мы не просто русы, братский мы народ!
И пусть до той поры, пока стоит Кавказ,
От бед и горя, сохраняет братство нас!




                КОНЕЦ