Маленькая поэма. Хозяйка

ХОЗЯЙКА


Березник...
Заприметив кровлю,
Антенн еловые шесты,
Как перед первою любовью,
Вдруг оробел за полверсты.

Свет Марьевка!
Но где же радость?
Где теплота?
Где встречи сласть?
Томительная виноватость
В груди отравой разлилась.

Виновен?
В чём?
Припоминаю
Всю трудно прожитую жизнь,
Ромашки белые сминаю,
Топчусь на месте,
Хоть вернись.

Напомнили мне стебли-травы,
Напомнил голубынь-цветок.
Что я хотел ей громкой славы.
Хотел.
И сделал всё, что смог.
Другой деревни нет известней
Ни по соседству, ни вдали.
Она заучена, как песня,
Поэтами моей земли.

Слова кресалами кресаля,
Высокий я возжёг костёр.
Что ж горько так?
Не от письма ли
С унылой жалобой сестёр,
Что жизнь в деревне
Стала плоше,
Что хлеб попрел,
Раздельно скошен,
Что в роковом ряду имён
Их председатель
Вновь сменён...

А помню,
Светлым и крылатым,
Когда и рук не натрудил,
Мальчишкою в году тридцатом
Я агитатором ходил.

Но главное не в окрыленье,
Не в силе слова моего.
Со мною был товарищ Ленин,
И люди слушали его.

К забытым радостям причастен,
Я шёл и мучился виной,
Что нет в моей деревне счастья,
В тот год
Обещанного мной.

Я тихо шёл...
На повороте
Из придорожного леска —
Авдотья, что ль?..
Ну да, Авдотья
Гнала брыкастого телка.

В одной руке пушился веник.
Другой придерживала свой
В углах подоткнутый передник
Со свежей ягодой лесной.

Теперь усталой и болящей,
Когда-то, дальней из родни,
Высокой,
Статной,
Работящей
Записывал я трудодни.

— Вась, ты ли? —
С нежностью великой
Пахнуло в милой стороне
И веником,
И земляникой,
Душевно поднесённой мне.

— Поди забыл... Испробуй нашу...
Ладонь, шершавая с боков,
Была как склеенная чаша
Из тёмных,
Мелких черепков.

Румянясь,
Ягода лежала,
Тепличной ягоды крупней,
Светилась,
Нежилась,
Дрожала,
Как будто вызрела на ней.

Душистая, меня лечила,
С души моей снимала страх,
Но всё-таки она горчила
Рассказом о простых делах,
Что жизнь в деревне
Стала плоше,
Что хлеб попрел,
Раздельно скошен,
Что в роковом ряду имён
Их председатель
Вновь сменён...

И продолжала без утайки,
Судила без обиняков,
Как вседержавная хозяйка,
Сельхозначальство и райком.

Кольнула областное око,
Бросала и повыше взгляд —
На тех, кто учит издалёка
Доить коров,
Поить телят.

На миг замолодели очи,
Расцвёл и выцвел
Синий мак.
Про совещанья,
Между прочим,
Авдотья мне сказала так:

— Зовут всё первых да первущих,
А им и так неплохо жить.
Собрать бы нас вот, отстающих,
Да с нами и поговорить.

Э-э, я претензию имею.
Передний, крайний — все родня.
Наш фельдшер, ежли я болею.
Так он и слушает меня.

И что болтаю! —
Хитро глянув,
Прутьё перебрала в руке. —
У нас, у старых, как у пьяных,
Не держится на языке.

А где ж телок?
Убёг?
Гляди-ка! —
Простилась попросту кивком
И, пахнущая земляникой,
Поторопилась за телком.

А я-то думал,
Как зазнайка,
Что в чём-то  виноватым был...
Она судила как хозяйка
Своей земли,
Своей судьбы.

И всё ж, не позабыв урока,
Я шёл, виновный до конца,
Не в роли
Юного пророка,
А в долге
Зрелого бойца.


ВАСИЛИЙ ФЁДОРОВ
1960