Лень

Пусть журналюга с «Паркером» огромным
Гоняется за славой и молвой,
Мне чуждо всё, живу я очень скромно
В безвестности и собственной судьбой.
Пускай Кобзон гремящими псалмами
Держащим власть бессмертье воздаёт,
Мой голос тих, гитарными струнами
Мотив смиренно в воздухе плывёт.
Пускай гнездо женатики плетут,
Мне ж не дают покоя алчны девы,
Не позволяют свить семьи уют
Их сладкозвучные и хитрые напевы.
Ах, как приятно в томной тишине
В палатке позабыться в сладком сне!

Повсюду лень вошла в моё жилище,
Зовут меня прохлада и покой,
Духовною пресытившийся пищей
Я становлюсь как прежде молодой.
В палатке тихо. Сумрак воцарился,
Об сетчатые окна мошкара
Назойливо стучит как детвора
Но — тщетно, от неё я уж укрылся.
Всё угасает яркий свет дневной
Вот спальник мой, приди ж ко мне, Елена
И будь хозяйкой — я ж — хозяин твой,
Погладь своею мягкою рукой
Мои вконец уставшие члены.

А вы, друзья, поклонники бутылки,
По огурцу держащие на вилке,
Которые владычеству земли
Забвенье в алкоголе предпочли,
Философы! Дивиться вам умея,
Я с вами становлюсь всегда умнее,
Когда по стопке за свой счёт налью
И оду самогону воспою.
Внемлите же с улыбкой восхищенья
Искусству моего стихосложенья.

Вы всякий раз на дню и всякий час
По чирику стреляете у нас.
В ночной тиши, средь общего молчанья
В объятьях алкогольного лобзанья.
Спешите же скорей пасти коров,
В степи глухой жить праздно и беспечно,
Там самый рай вдали от городов,
Мычание и блеянье лишь вечно.
В степи, конечно, можно целый день
Искать, куда бы спрятаться под тень
Не от ментов, а от жары и солнца
Лакая пузырёчек самогонца.
Но вам ли по душе степей отрада
И будете ли вы свободе рады?
Ведь в городе при свете фонарей
Вы станете посмешищем людей
И вот уже с мигалками крутыми
Менты летят под окнами моими.
Вновь крики, вопли, улица дрожит
И Кеша от ментов опять бежит.
А кто не смог ментам сопротивляться,
Тот в камере останется терзаться.
Менты кричат так, что звенит стекло,
 Не лучше ли отправиться в село,
Где роща зеленеет трепетаньем
И где ручей с таинственным журчаньем
И где поля, долины? Тишина!
Склоняет к засыпанию она.
О, сладкий сон, никем не пробуждённый!
Один петух зарёю возмущённый
Свой резкий крик поднимет может быть,
Стараясь всю деревню разбудить.
И что? Пущай в сараях потаённых
Десятки кур томятся заключённых
И сто овец готовятся к полям,
Где мошкары их ждёт несметный лям.
Стократ блажен, кто может позабыться
Вдали столиц, машин и бандюков,
Но человек, поистине, таков,
Что даром очень редко насладится
Средь тихих сёл, без всякого труда,
Поэтому — в движенье, господа!

Отрадна лень и нету ей предела,
Старуха-мать в подушках поседела,
Расслаблена, изнежена, больна,
Уборку в доме сделать не вольна.
Проходит день: старуха, задыхаясь,
Кряхтя ползёт с постели в туалет,
Потом сидит со свечкой (сколько лет!),
Уж заполночь в кровати расстилаясь.
Когда ж она к постели приползёт,
То как же ночь она в ней проведёт?
Терзают всевозможные виденья,
Нет, сон ей не на отдых, а в мученье,
Когда Морфей тяжёлую рукой
Закроет ей насилу злые очи
И медленно попрутся чередой
Бесплодные часы угрюмой ночи.
Я не хочу как грузчик-врач Малахов
Предписывать лентяям сотни взмахов
Иль тренажёр, иль штанги напряженье
Или другое всякое движенье.
Скажу я — как в лесу роса прекрасна
В тиши полей. Под зеленью дубрав
Сияет утро юное так ясно!
Светлеет всё, друг друга перегнав
Журчат ручьи, молчат брега безмолвны
И вновь роса над свежею травой,
Больших озёр рябят сияньем волны
И где-то зацветает зверобой.
Идите в лес, бродите по лощине,
В горах вдыхайте грудью на вершине
И в ночь тогда глубок придёт покой.

Как только потемнеет небосвод,
Мы у костра свои наполним чаши
И вот она — отрада жизни нашей:
Пирует Вакх со всем двором своим
И вы пируйте вместе, други, с ним.
Бутылки три звенящими стеклами
Таманских вин налейте вкруг скорей,
Лишь алкашей с обвисшими щеками
Надёжно задержите у дверей.
Я с Кешей рад встречаться за обедом,
Но после потихоньку убегу
От алкаша. Ведь ибо ввечеру
Милей мне пообщаться с Леной. СледОм
Предписывает с женщиной закон
В постель упасть и провалиться в сон.
А вы, бичи, исчадья томной лени,
Болтаетесь по городу как тени,
Не спите спозаранку по утрам...
Скажу я точно: горе, горе вам!
Что ваш покой? Не спите вы глубоко,
Сон праведный от вас давно далёко.
Не знаете ни цели, ни мечты,
Ваш краткий век — без рюмки утомленье,
А с рюмкой — радость жизни, пробужденье,
Так дни текут средь серой суеты.

Но ежели в глуши, близ водопада,
Что в озеро прохладное летит
Ленивый сон придёт к вам как награда -
Он точно вмиг на крыльях прилетит,
Покроет всё тумана пеленою
И мягкою мохнатою рукою
На безмятежный храп благословит.
Как сладостно близ хладных вод забвенье,
Так далее ещё на пять страниц, не скрою,
Продлиться и моё стихотворенье.
 
Бывало ли ненастною порою
При падающем отовсюду снеге
Сидеть в тепле и наслаждаться в неге?
Всё тихо, никого в квартире нет,
Час от часу темнеет окон свет,
По потолку паук уныло бродит
И сигаретный виновато дым
В отдушину виясь кольцом уходит,
И вот, жезлом невидимым своим
Морфей на всё лень-матушку наводит,
Темнеет взор, газета с ваших рук
Шурша страницей падает невдруг,
Во след за ней башка на стол валится
И тело на ковёр уже катится.
Вам хорошо — у вас и дом, и кров
И сериал вас ждёт из всяких снов.

От разных мук волшебный исцелитель
Мой сладкий сон, он — давний утешитель!
Его всегда я искренне любил,
А как без сна? Ведь я же не дебил!
Бывает часом время золотое,
Когда в блаженной лени упоясь,
Под одеялом тёплым притаясь
Забудешься в неслыханном покое...
Хоть сам не рад болтливости своей,
Но с детских лет люблю воспоминанье:
Лукерьи бабки тихое стенанье
И тиканье часов среди ночей,
Когда в своём полночном одеяньи
Она, молитвой бесов отгоня,
Крестила потихонечку меня
На недалёком с с виду расстояньи.
Коты усатые с настенного ковра
Хвостами шевеля во тьме бывало
Заглядывали внутрь под одеяло
До самого ну, прямо, до утра.
А красный у простенка репродуктор
Суровый как автобусный кондуктор
Вещал с утра про новости полей,
А уж в печи еда давно шкворчала
И в душу радость жизни поселяла
И голос: «А проснулся ли Андрей?»
Тут одеяло с тела упадало
И солнца луч с лазурной высоты
Вливался в сени, а уж на цветы
Шмели и пчёлы стаями слетались,
Из-за нектара меж собою дрались.
Терялся я в порыве сладких дум...
Без яблонь и крыжовника доныне
Живу я как в безжизненной пустыне
И в детство тянет беспокойный ум.

Увы, прошли дни детства безмятежны
И зрелости период наступил,
Беру я на базаре фрукты нежны
А с дерева вкусить уж нету сил.
И вера, что с восторгами родилась
Восторгами иными истребилась.
Проснулся я, ишу на небе день,
Но нет его, ведь чудо испарилось,
Трещит сверчками лишь ночная тень.
Но сон мой крепок. Сын своей России
В ночной тиши я с рифмами не бьюсь,
Не гений я, не воин, не мессия
И, статься может, к старости сопьюсь.

Я не герой, по славе не тоскую,
Отчизною своею не торгую,
Не тянет и ввязаться в жаркий бой,
Я не богач, но и не пёс привратный
И не алкаш какой-нибудь отвратный,
Я не злодей с убийственной тоской
Так алчущий кровавых преступлений
И не сторонник всех предубеждений,
Я воспеваю лень в своих стихах,
Отложится ль всё это в головах?