Мастер и Маргарита. Понтий Пилат

               
                "– Чем хочешь ты, чтобы я поклялся? – спросил,
                очень оживившись, развязанный.
                – Ну, хотя бы жизнью твоею, – ответил
                прокуратор, – ею клясться самое время, так
                как она висит на волоске, знай это!
                – Не думаешь ли ты, что ты ее подвесил, игемон?
                – спросил арестант, – если это так, ты очень ошибаешься.               
                Пилат вздрогнул и ответил сквозь зубы:
                – Я могу перерезать этот волосок.
                – И в этом ты ошибаешься, – светло улыбаясь и
                заслоняясь рукой от солнца, возразил
                арестант, – согласись, что перерезать волосок
                уж наверно может лишь тот, кто подвесил?"
                М. Булгаков
            
                * * *               
               
  Под  колоннадой  царского  дворца
  сидел  он,  размышляя  без  конца
  о  бреннности  его  недолгих  дней,
  о  службе  в  этой  проклятой  стране,
  о  старости,  о  том,  что  у  него,
  кроме  собаки,  нету  никого...
  И  так  болела  сильно  голова,
  что  мысли  обрывались  и  слова,
  произнесенные  его  слугой,
  вдруг  полоснули  сталью  ножевой.
  - По  вашему  приказу,  игемон,
  мы  привели  его, - промолвил он.
 
  Был  жаркий  день  нисана*.  Все  цвело.
  У  ног  его  дышала  тяжело
  собака  Банга.  Грозный  Крысобой
  стоял,  пространство  заслонив  собой.
  Пилат  не  видел,  как  его  ввели
  два  стражника.  В  лохмотьях  и  пыли
  стоял  тот  с  непокрытой  головой,
  глаза  смотрели  прямо  пред  собой,
  не  замечая  рядом  ничего...
  Лет  тридцать  пять - не  более  того -
  он  был  хорош  собой,  но  очень  худ.
  - Ну,  хорошо, - сказал,  - Пусть  подведут.
 
  Его  толкнули  ближе.  Верный  пес
  как-будто  бы  глазами  в  него  врос,
  привстал  слегка,  учуяв  чужака,
  но  только  прокуратора  рука
  его  коснулась,  он  обмяк  и  лег
  на  серый  мрамор  у  хозяйских  ног.
  Пылала  адской  болью  голова,
  так,  что  темнела   неба  синева...
  Пилат  закрыл  глаза,  казалось  он
  в  глубокий  долгий  сон  был  погружен...
  Как  вечность  длилось  несколько  минут,
  затем  спросил: - Так  как  тебя  зовут?
 
  Пред  ним  стоял  с  разбитою  губой,
  измученный,  казалось  чуть  живой,
  с  руками  связанными  за  спиной,
  еврей  или  сириец   молодой.
  Его  зеленый  старенький  хитон
  клочками   обвисал  со  всех  сторон.
  - Иешуа, - ответил  тихо  он.
  - А  прозвище? - продолжил  игемон.
  - Га-Ноцри.  - По  крови  ты  кто,  плебей?
  - Совсем  не  помню   я   родни  своей,
    но  знаю,  что  отец  мой  был  еврей...
  Он  говорил,  не  опуская  взгляд
    
  и  улыбался,  как-то  невпопад.
  - Родные  есть?  Есть  у  тебя  семья?
  - Нет  никого - один  на  свете  я.
  - А  где  живешь  ты,  где  твое  жилье?
  - Я  путешествую.  Пристанище  мое
    там,  где  смогу  найти  я  хлеб  и  кров, -
    ответил  он  и  улыбнулся  вновь.
  - Бродяга...  впрочем,  видно  и  без  слов...
    Ты  знаешь  грамоту,  ответь,  плебей?
  - Да,  знаю  греческий,  иврит  и  арамей...
  - Довольно!  -  вдруг  прервал  его  тиран -
    Зачем  ты  призывал  разрушить  храм?!

  - Я,  добрый  человек,  не  призывал...
  - Я - "добрый  человек"? - так  ты  меня  назвал?
    В  Ершалаиме  обо  мне  твердят,
    что  я  чудовище  и  супостат, -
    Он  говорил  не  повышая  тон,
    не  шевелясь, - Ко  мне, кентурион!
    Вот,  объясни  бродяге,  Крысобой,
    как  надо  разговаривать  со  мной.
    Ты  научи его,  но  не  калечь, -
    Закончил  на  латыни  свою  речь.
    Марк  Крысобой  кивнул  и  подал  знак  рукой, 
    идти  приказывая  за  собой.
    Встревоженный,  не  опуская  взгляд,
    ушел  за  Крысобоем  арестант...

    Молчанье  воцарилось  у  колон,
    лишь  голубь  ворковал,  сев  на  балкон,
    и  слышно  было  мелодичный  звук
    воды,  стекающей  с  фонтана  в  акведук...

    Марк  был  огромен  и  свиреп  на  вид,
    распухший  нос  был  некогда  разбит
    германской  палицей  в  ночном  бою.
    Из-за  спины  он  вынул  плеть  свою,
    небрежно  размахнувшись,  стеганул            
    бродягу  по  плечам  и  тот  скользнул
    по  мрамору,  ударясь  об  порог -
    вдохнул  в  себя,  но  выдохнуть  не  мог...

    Рукою  левой,  как  мешок  пустой,
    поднял  его  и  грозно  рявкнул - Стой!
    Владыку  называть  лишь  "игемон"! -
    гнусавым  голосом  продолжил  он, -
    И  слов  других  ему  не  говорить! 
    Меня  ты  понял  или  тебя  бить?
    Га-Ноцри  выдохнул  и  овладел  собой:
  - Не  бей  меня... я  понял,  Крысобой...


                продолжение следует...


*Нисан — в еврейском календаре первый месяц библейского и седьмой гражданского
  года. В Торе называется Авив. Приблизительно соответствует марту — апрелю
  григорианского календаря.