бессонница

               
               


          


                по небу полуночи боинг летел…
1

строчка рождает строчку,
слово рождает слово,
спрятанный в одиночку,
в келью пространства ночного,
взяв под процент у Бога:
небо и хляби, и сушу
гонишь дремучий деготь,
и вынимаешь  душу
в этом-то все и дело,
альфы все и омеги,
ибо душа для тела,
то же что ось в телеге,
вот ведь, она недвижна,
но вкруг неё вертится
дальний твой круг и ближний,
только мелькают спицы

кто там на птице-тройке,
что там, в пролетке за щеголь?
это летит на Мойку
в черной крылатке Гоголь

2

где жизнь? в деревне,
здесь деревья
и те, совсем не городские -
нет тополей… здесь  дух кочевья,
здесь псы голодные и злые,
здесь тишина в соборе леса…
великое молчанье здесь
стекает ночью, как завеса,
а ты не слышишь эту весть,
здесь света лунного подкладка
задралась в камышах у речки,
здесь молоку темно и сладко
томиться в устье русской печки,
здесь пироги едят с грибами,
а на родимый запах крова,
где пахнут кадки с огурцами,
задумчиво бредут коровы,               
здесь квас и самогон, из хлеба,
здесь  только зайцев и стреляют,
здесь дымы коромыслом в небо
уходят по воду и тают      

3

выпала весёленькая ночка,
в комнату набились  комары
за тридевять земель и Гдов, и Опочка,
как, впрочем, и остальные миры
за тридевять земель, ты
спишь на диване
на расстоянии вытянутой руки,
ты что-то бормочешь,
так вода в кране
бормочет по поводу пустоты…
радуга всенощную отстояла,
был сумасшедшим закат,
мотылек садится на одеяло
и поступок этот чреват,
да и жизнь чревата в целом:
любовью, болью, терпением, телом,
которое совершенно, как  нота “ля,”
жизнь чревата смертью
и, между делом,
карстовами пустотами чревата земля,
воздух и торричеллиева пустота
кроются в порах тела,
дождевой червь роет землю,
почуяв воду,
так и ты, при виде чистого листа,
землю роешь, почуяв свободу…


4

одинокий комар в пустой комнате
одинокую песню заводит,
выходя на тропу войны…
не видать ни зги,
только звук в пустоте пространства бродит
от этакой мелюзги…
на самом деле всё более чем серьезно,
у него крылышки трепещут, у тебя сердце…
жить никогда не поздно…      
в срок вызревают и томаты, и перцы,
и душа вызревает в коробочке тела
в короткое лето жизни при чахлом солнце,
жизнь, есть то, что от нас хотело
поиметь пространство… стих японца
перекликается со стихом китайца,
а у нас стихи, что равнина бесконечны и белы…
мы, въезжая с тобою в Тайцы,
останавливаемся у предела,
у дорожного знака
“ Конец населенного пункта”,
из дурной бесконечности лает собака,
что там дальше, однако,
за пределами: местности, жизни,
за пределами брака?
   

5   


мы –  пещерные  люди,
ибо выходим на свет
из пещеры тела,
пусть в меня бросит камень и осудит
тот, кому до этого нет дела,
кому это до лампочки,  до фени,
что одно и то же,
кто иначе появился на сцене
и существует без суфлерской будки,
будь ты семи пядей во лбу,
будь ты  сапожник,
ты из пещеры тела  вызван побудкой-
то ли флейтой, то ли петушьим криком…
ты выходишь и существуешь, в ве-лик-ом,
которое есть - ми-ро-здание
фигурой, сердцем, подобием лика,
сознанием
и, наконец, любовью,
которое есть “сезам откройся!”
женщина поведет бровью -
ты ничего не бойся
под аспидным небом,
небом ночи,
где звезды, как крошки хлеба,
а семя, как млечный путь, между прочим…


6               

личная жизнь короче
воробьиной ночи,
короче жизни ничего не бывает

в палате Мер и Весов вода прибывает,
эталон жизни, как эталон меры,
лежит в футляре…
его протирают от смога и серы,
а жизнь убывает
от начала к концу…

это происходит ежедневно на Московском проспекте –
во дворе Техноложки
бродят студенты, доценты, кошки,
дивы, которым к лицу
ноги от самых ушей,
термометр показывает градус жизни,
часы время…
неприкаянный и ничей
заходишь  в кафе «Интернет», съедаешь салат «word»,
выпиваешь чашечку кофе…
молодой народ
висит во всемирной паутине,
ищет виртуальных партнеров
не замечая тех, что рядом…
блуждает виртуальным взглядом
за линией горизонта
в южном  полушарии,
для этого не нужно пересекать  Эвкинского Понта
ни на паруснике, ни на воздушном шаре,
Пенелопа ждет Одиссея,
ушедшего в плавание по Интернету,
Телемах подрос, Одиссей, как бы в доме,
но его, как бы, и нету,
и нет Гомера, чтобы пройтись по такому сюжету…


7

люди
оставляют тени,
которые живут, как эхо… 
               
бродя по лесу жизни
слышишь эхо Умберто Эко,
который перекликается с Борхесом и Картасаром,
поэт Давыдов перекликается с Давыдовым гусаром,
в подворотне проходного двора
Саша  Морев, в сандалиях на босу ногу,
окликает Бродского
“ Мне кажется, что я уснул давно… ”
“тунеядец” Бродский
Мореву:
“Джон Донн уснул, уснуло все вокруг…”

чекушка падает из рук               
беззвучно, как в немом кино…

слова, как кости домино,
падают, толкая друг друга,

тень спасательного круга
колышется на поверхности Леты…

я пишу это
в лето Господне 2002 года
глотая воздух как рыба               
на берегу жизни, на берегу речи,
мои слова и слова предтечи
пересекаются, как линии на Васильевском,
с Большим проспектом…

Бродский окликает нас,
его эхо
ёмко, как стихи династии Минь…
будет так присно и во веки,
аминь
время не помеха
созерцать Иерусалим духа…
не напрягая слуха,
забыв ерунду
в виду
гавани, палаток с пивом

тень Бродского, как тень от оливы
в Гефсиманском саду
               
               
8


большое время пульсирует в висках, в зерне,
в капле росы, в божьей птичке,
во вне…

в пригородной электричке,
которая отправляется с Московского вокзала
времени мало
для жизни, любви… только времени смерти,
что чернозема под ногами…

прикасаясь к тебе губами
вдыхая твой запах,
боготворю пах,
без коего б просто зачах…

скитаясь по свету
большое время, равное скорости света,
шелестит стихами Ветхого Завета,   
               
проезжая в маршрутке
по дороге жизни,
покупая гамбургеры, джакузи-
прожигаем время, грузим
себя балластом
астры,
как оловянные солдатики
застыли в вазе…

живем под знаком пива, прокладок с крылышками,
которые, знаменуя прогресс,
влетают к нам, не касаясь небес
и, исключительно жизни для,               
в подземном переходе учителя:
эстетики, грамматики, математики               
сортируют бутылки…

солдат затылки
стрижены под машинку,
мальчишки заходят в ложбинку
и их больше нет,
привет…

время, не годное
для проживания,               
бежит вместе с током,               
недремлющим оком
обозревая миры…
правила игры
не меняются от времени года,
от времени суток,

личное время, с испода,
лохмато, как тулуп, да,
жарко, душно и не до шуток…
               
беспризорные  дети, без роду, без племени
запускаем бумажные кораблики слов,
бороздить океаны времени…
               

9

ландшафт тела,
как ландшафт местности,
поросшей кустарником, чертополохом,               
это ни хорошо, и ни плохо…
складки на местности оставляют: эпоха
ледника, мезозоя, или что-то другое,
трава  выгорает от палящего зноя,
по ложбинам тянутся тени…

твои колени,
глянцевые от прикосновений,
сияют, как две луны,
мы влюблены
друг в друга,
в ландшафты восточного Крыма,               
когда мы проходим мимо
самих себя, лежащих за мысом Хамелион,
мы склоняемся во всех падежах,
в воздухе звон
от цикад, шелеста ветра,
солнце, как падишах
восседает на троне неба…
у нас с собою краюха хлеба.
персики, абрикосы…
на ландшафт наших тел чайки смотрят косо
поскольку плавки, и иные фрагменты,
висят беспомощно на кустах,
а нам нет дела,
что о нас скажут,
поскольку ландшафт тела
становится частью пейзажа…   

                2002г.