Геннадий Шадрин. Пейзажи

              То, что сам Геннадий Шадрин определил как  «разрозненные сюжеты о природе, которые появлялись порой в газетах, журналах и радиоэфире», мы определим как пейзаж; пейзаж  в его классическом понимании - как художественный образ природы в искусстве. Эстетика такого пейзажа может быть различной, но его философию неизменно составляют та или иная стороны взаимоотношений природы и человека.
             Пейзажи Геннадия Шадрина, вошедшие в эту книгу, географически и даже топографически точно привязаны к Сибири, более того, сами топонимы в них выступают художественным средством, равноправным с самой изысканной метафорой. Но тому, у кого повернётся язык назвать это краеведческой литературой, я бы задал один вопрос:
            - Почему же тогда они способны тронуть  душу человека, живущего на расстоянии тысяч километров от этого «урманного  края», с молоком матери  впитавшего другие имена, ландшафты, обороты речи?
              Для себя я ответил на этот вопрос словами самого Геннадия Илларионовича, словами человека, ощутившего в себе корневой ток Природы, струящийся через него из необозримого прошлого в непредсказуемое будущее:
              « И меня вновь захватывает знакомое чувство, что я извечно был и навсегда останусь в этом беспредельном мире, один перед судным ликом Вселенной. В такие мгновения смешными и даже пустяковыми кажутся честолюбивые порывы, смиряются и не ранят самые колючие, самые когтистые обиды»… Я, он, вы  - мы - стоим на тысячи-тысячи миль друг от друга перед лицом Природы, не выросшие из неё, а в неё вросшие,  питаемые токами единой, материнской, корневой системы.
              И, наверное, поэтому встречаются в этих пейзажах места, вырастающие до общепонятных философских обобщений, подобных приведённому выше, и возносящиеся до пронзительной чистоты  слов пацана, ползущего по весеннему льду за подстреленным им селезнем:
              «В четырнадцать лет я был верующим подростком, отвечал за дом и хозяйство. За трех младших сестренок (родители тогда «трудились» на лесоповале), и чувствовал, что еще ни перед кем не виноват. Так за что же наказывать?»
              И ещё. Сегодня редко встретишь человека точно знающего по имени каждое дерево, травинку, ягоду, птицу, зверя, и узнающего их по форме листа, голосу, цвету и следам, оставленным по первой пороше. Всё это знает и умеет Геннадий Шадрин. Наверное, в том числе и поэтому, его младший товарищ, Юрий Горбачёв, называет Шадрина «сибирским индейцем». Я не сторонник таких параллелей: мне дорого в пейзажах Шадрина как раз то, что выделяет каждый из них как   самоценный и самодостаточный артефакт именно отечественной культуры.

Р. Гар, сотоварищ по перу , Морозовск, Ростов-на-Дону.