Я Нус! Глава 2. Покушение на красивую смерть

                «Стела  дрожала,  шепча: «Что же это будет? Саша,
                я боюсь!» Что касается меня, то я выпячивал грудь,
                хмурил  брови  и  боролся  со  страстным желанием
                позвонить Модесту Матвеевичу.»
                АБС. «ПНВС».

Амвросий запнулся. Затем извинился,
Поспешно достал и включил аппарат.
– Амвросий, – густой   баритон заструился, –
Нашёл я его, сообщить тебе рад.

Зайди-ка, пожалуйста, в библиотеку,
По данным моим, он находится там, –
Амвросий не стал уточнять, кто приехал,
Мгновенно уже догадался и сам.

Взглянул лишь он на неучтённого Юру:
– А здесь у меня… – второпях начал он.
Но радостью вдруг зазвенел голос хмурый:
– Геннадь Николаевич!.. – и телефон

Был выключен. Тут растерялся Амвросий.
И он нерешительно так поглядел
На Майку и Юру. «Придётся их бросить,
Он сам просто так не покинет Отдел,

Не выпроводишь его без подозрений».
И он им сказал: «Мне придётся уйти.
А Юра Юркольцину друг, без сомнений,
Хороший он друг, это, Майя, учти.

И надо принять тебе гостя получше,
Отдел покажи ему наш не спеша.
А мне шеф даёт порученье покруче:
Там бедная ждёт мою помощь душа».

Ему не ответила Майка. Амвросий
В улыбке состроил великую грусть,
Поднял свои брови, ладони разбросил
И вышел: одни остаются здесь пусть.

И Юра один на один стал здесь с Майкой,
Лишённый надзора от местных властей.
Украдкой взглянул на свою он хозяйку:
Была эта Майка красивых мастей!

Потом ему вспомнилось, что он услышал
В последние полчаса, весь этот бред:
И как ему Гения прочили крышу,
И как про инспекторство ждали ответ,

И парень как беловолосый тот злился –
«Вы все провалитеся в тартарары!», –
И как во врагах он его очутился,
Причины не ведая в том до поры,

И Майка, бывало, такая болтушка,
Надувшись сидит, как дневная сова.
Он чувствовал: это всё здесь не игрушка,
Беда здесь большая прикрыта едва.

И что это всё нехорошее значит.
И это понявши, Юрок испытал
Потребность вмешаться и переиначить,
Чтоб мир этот мрачный светлее чуть стал.

Уйти, всё оставив в таком положенье,
Решительно было для Юры нельзя.
Искал лихорадочно Юра решенье,
По Майке притихшей всё взглядом скользя.

А пальчики кнопочки всё нажимали.
Не видел наш Юра ещё никогда,
Чтоб Майка была в столь глубокой печали.
Что сделалось с нею за эти года?

«Так Майку ж обидели, вот что мне ясно!» –
Внезапно и чётко вдруг понял Юрок.
«Когда при тебе кто обижен напрасно –
То ты виноват!» – вспомнил чей-то урок.

«Ну л-ладно! – подумал решительно Юра, –
Я в этом болоте теперь разберусь,
Меня не обманет ничья здесь натура
И я никого из них не побоюсь!»

И громко спросил он, ткнув пальцем в коробку
С мигающей лампочкой: – Что это вот? –
Тут вздрогнула Майка и голову робко
Подняла, взглянув, куда палец ведёт.

– Что? Это? – спросила она. И впервые
От кнопок на Юру подняла глаза.
Глаза были синие, очень большие,
Волшебно светившие, как бирюза. 

– Да, именно это, – Юрок расхрабрился.
А Майка смотрела ещё на него
Своими глазищами. Пульс участился
И голоса он не узнал своего.

– Скажите, – спросила она, – вы работать
Приехали к нам, в Европейский отдел?
– Нет, – Юра сказал, – обманул вас здесь кто-то,
В Отделе своём у меня много дел.
Поэтому здесь я не буду работать,
Проездом я здесь. В перспективный спешу.
Участвовать в играх мне здесь неохота,
Интриг и намёков я не выношу.

И я ни какой не любимчик кому-то.
С Юркольциным же мы совсем не друзья,
Слегка лишь знакомы. Но здесь почему-то
Уверены все: здесь остануся я.

А я – программист, вычислитель к тому же. –
Ладонью она провела по лицу.
– Постойте. Так вы программист? Почему же
Вы здесь? Остановка в пути по Кольцу?

– Ну а почему бы и нет? Ты забыла?
Полсотни годов лишь с немногим прошло. –
Он чувствовал: в этих словах его сила
И девушке этой весьма хорошо.

Огромное это имеет значенье,
Что он программист, а не кто-то другой.
Ни разу такого не знал наслажденья
Юрок от профессии этой простой.

– Простите. Я спутала вас.
– С кем?
– Не знаю.
Я думала… Это не важно.
– А что?
– Всё, что происходит. И жизнь здесь такая…
И все здесь чужие… Не дружит никто… –

Вдруг Юра увидел, как будто бы дождик
На стол на блестящий пред ней зачастил.
Юрок не готов был к подобной «погоде»
И к горлу у Юры комок подкатил.

– Ну вот ещё, – вымолвил Юра сердито
И Майка своей затрясла головой.
Запрыгали брызги кругом деловито,
Усилился «дождик» нежданный такой.

Испуганно Юра на дверь оглянулся
И «грозно» сказал: – Прекратите реветь!
Ох, срам-то какой! – Долго-долго тянулся
Миг слабости-близости (как посмотреть).

На Юру лицо подняла своё Майя.
Лицо было жалкое, мокрое и
Глаза ещё больше припухли. Такая
Была в них усталость, что криком кричи.

– Да, срам. Вам… бы… так, – и прерывисто, горько
Промолвила Майя на жалость в ответ.
Достал он платок носовой и неловко
Ей сунул в ладонь, будто Майкина нет.

Она вытирать стала мокрые щёки.
– Опять будут красные эти глаза,
А если распухнут, то будут, как щёлки.
Опять за обедом начальник-гроза

Меня будет спрашивать: «В чём дело, Майя?
Когда же эмоциям вашим конец?
Что это у вас за манера такая?»
– Кто это вас так? Ленуалло? Подлец!

Хотите, пойду и набью ему морду? –
Она уж сложила весь мокрый платок,
Ему улыбнуться пытаясь. И гордый,
И смелый пред ней был Гайдалов Юрок.

Затем его Майка несмело спросила:
– Послушайте, правда, что вы программист?
– Да честное слово! Ну вспомни, как было,
Когда вычислитель твой как бы завис!

Ты только давай не реви голосисто.
Я в первый раз вижу, как в голос ревут,
Увидевши рядом с собой программиста,
Как будто несчастных на плаху ведут.

– А правда, что этот Юркольцин работать
Привёз к нам в отдел своего протеже?
– Какого ещё протеже? Это что-то
Из области мистики лживой уже.

– У нас говорили, Юркольцин тут хочет
Устроить любимца в Отдел своего.
– Да чушь это всё. Он о чём и хлопочет,
Так меньше чтоб было хлопот у него.

А на корабле, окромя экипажа,
Лишь я да Юркольцин. И нет никого.
– Взаправду?
– Взаправду. И всё это лажа.
Любимцев не может и быть у него.

Кто это сказал вам? Месье Ленуалло? –
Она помотала опять головой.
Нашарив ногой табурет, он сначала
Велел ей рассказывать, строгий такой:

– Рассказывай всё. Кто тебя здесь обидел?
– Никто, –тихо-тихо сказала она. –
Я просто работник в урезанном виде,
Да психика нежная Майке дана, –
Невесело Майя в ответ усмехнулась. –
Начальник Отдела у нас вообще
Противник, чтоб женщина должность тянула,
Как я, в СНС-ах, живущих вотще.

И он потихоньку  меня выживает.
Спасибо, не сразу хоть на Материк
Отправил. Зато меня здесь донимает.
И мне не помогут ни слёзы, ни крик.

На Материке со стыда бы сгорела.
Пришлось бы профессию срочно менять,
А мне это вовсе не хочется зело,
Так что мне придётся здесь долго страдать.

Хоть здесь у меня ни чего не выходит –
Начальник всегда недоволен в ответ, –
Зато у учёного мощного вроде,
Я это люблю и другого мне нет, –

И девушка судорожно так сглотнула.
– Ведь думала: это призванье моё. –
А Юра сказал через сжатые скулы:
– Кого ты имела в виду, ё-моё,

Когда говорила о «мощном учёном»?
– Вязанского Виссариона, кого ж…
– Я в первый раз слышу такое об оном.
Иль может случимшись с ним что-то? А что ж,

Ведь времени много с тех пор пролетело… 
Нет, вряд ли. Ведь сказано нам не спроста:
«Коль глуп человек, то надолго». И дело
Его подтвердит: эта касса пуста.

И я в первый раз слышу о человеке,
Чтоб он своё дело душою любил,
Но не получалось, хоть тресни навеки,
Как будто он знанья и труд позабыл. –

Плечами она без ответа пожала.
– Ведь любите дело своё вы?
– Ну да.
– И в деле провал без конца и начала?
– Я бездарь. И в этом, как видно, беда.

– Как это быть может? 
– Откуда я знаю. –
Задумался Юра, губу прикусил.
– А как же другие? – спросил он, вздыхая, –
Другие ребята, кто раньше здесь жил?

В ответ Майя судорожно так вздохнула:
– Другие ребята? Кого уже нет,   
Кого эта жизнь под себя затянула
И стали другими за множество лет.

Гозанов – так попросту всех ненавидит.
Уже хорошо, что его хоть здесь нет.
Ух, нам бы досталось, коль нас бы увидел
Вдвоём! Нахлебались с тобою бы бед! –

Невесело Майка опять усмехнулась. –
А два дурачка, что остались сейчас,
Так те перессорились, будто рехнулись,
И воображают такое подчас!

Теперь ни со мной, ни друг с другом – ни слова.
– Ну а Ленуалло?
– Амвросий – холуй,
На всё наплевать ему снова и снова,
Лишь бы у начальства сорвать поцелуй. –

Она вдруг растерянно, будто очнулась,
Взглянула на Юру: – Но вы никому
Ни слова о том, что я вам здесь сболтнула,
Начальству не выдайте ни одному!

Тогда вообще мне житья здесь не будет!
Начнутся укоры за длинный язык,
Который в начальстве сомнения будит –
Мол, сплетничать этот язык мой привык.

И слово о сущности женской натуры…
Таким, мол, не место… и это, и то… –
Глаза, словно щёлки, глядели у Юры:
– И что же, об этом не знает никто?

– А знать никому это не интересно.
Захочешь узнать – не составит труда.
Ведь всё на поверхности, ежели честно. –
И жалкой улыбка была, как тогда. –

Давно ведь мы гордость всего Управленья.
Давно мы и лучший, ведущий Отдел.
Кто ж это подвергнуть захочет сомненью?
Ведь главное – всё состояние дел…


Тут дверь приоткрылась. И давешний парень
В щель голову всунул, взглянул на Юрка,
Нос сморщив нахально. Увидев их в паре,
Взглянул он на Майку, скосившись слегка.

Потом он уставился снова на Юру.
А голос у Майки опять задрожал:
– Знакомьтесь: Виталий, психолог культуры.
А это вот Юра. Он к нам прилетал…
– Сдаёшь уж дела? Ну, не буду мешать я, –
Сказал издевательским голосом тот.
Стал дверь закрывать он, но Юра вмешаться
Успел, поднял руку, раскрыв было рот:

– Минутку одну! – Но Виталий ответил:
– Хоть пять! – и любезность состроил эстет, –
Но заняты вы, как сейчас я заметил,
И ваш не хочу нарушать тет-а-тет,

Коллега! – Тут громко так охнула Майя
И снова закрыла рукою лицо.
– Как смеешь грубить ты, скотина такая?
А ну извинись и не будь подлецом! –

Сказал тихо Юра. – И я не коллега
Тебе. И я буду с тобой говорить
Сейчас, а не завтра. И эту телегу
На Майку сейчас прекрати ты катить! –

И Юра пошёл с места на Турбенёва.
Тот бешенным взглядом глядел, как бульдог
И выпятив челюсть по зверски, сурово,
На Юру полез сразу через порог…


Юркольцин начальника Евроотдела
Вязанского знал ещё с тех самых пор,
Как был тот простым исполнителем дела.
И вот между ними опять разговор.

– Вот не ожидал – ворковал Геркулес наш,
Начальства придерживая локоток. –
Что вы к нам надумали – это нам лестно.
И не сообщил нам об этом никто… –

Вязанский прекрасно, конечно же, помнил,
С Юркольциным громкий в Управе скандал
И тот резонанс от скандала огромный,
И как он потом из Управы сбежал,

И первое это его посещенье,
Когда он Гозанова снял втихаря.
И вот в его новое это явленье
Он был растревожен. И видно, не зря.

Геннадь Николаич кругом озирался
И благожелательно этак кивал.
Он Виссариона совсем не стеснялся:
Был свой человек ему этот амбал.

– Вы, Виссарион, так слегка постарели.
– А вы изменились так мало, чуть-чуть.
–Да, стало волос чуть поменьше на деле,
Ума чуть побольше. Да впалая грудь.

Все, Виссарион, ждут от вас результатов,
Вся политология только на вас
И держится. Соединённые Штаты,
И те ждут, по сути, подсказки подчас.

Избаловали вы их, и всё Управленье.
– Что ж, дело за нами не встанет ничуть.
Мне б только по кадрам провесть укрепленье,
Мне б специалистов подбросить чуть-чуть.

Да, крепких и опытных специалистов,
Чтоб были всегда на своих на местах –
Чтоб дисциплинированных, и чтоб чистых,
Без всяких заскоков в научных мозгах.

– Ах, специалисты, – сказал, усмехаясь,
Юркольцин. – Всем эти ребята нужны.
А тут, между прочим, задача такая
На вас и лежит. И вы сами должны

Готовить другим этих специалистов
И их в Управление к нам поставлять.
Мы вам атмосферника дали, магистра,
Так вы не смогли и его удержать:

Слыхал я, ушёл от вас Лермочкин Миша. –
Взглянул на Геннадия Виссарион
И сделался голос упрямей, но тише:
– Геннадь Николаич, – сказал ему он, –

Здесь «цех», производство, завод, а не школа.
Мне надо работать, не деток учить.
Подумаешь, Лермочкин! Больно тяжёлый
Характер успел Михаил проявить.

Конечно, он был атмосферник хороший
И дал два десятка прекрасных работ,
Но мне вся программа, конечно, дороже,
А гонка за Лермочкиным – не пойдёт.

Мне прежде всего в них нужна дисциплина,
А не остроумья сверкающий дождь,
В работе могли чтобы гнуть свою спину,
А не выступать – мол, в науке я вождь!

Таких же, как Лермочкин, пусть Управленье
Себе заберёт, не польстятся на них. –
Юркольцин насмешливо в это мгновенье
Взглянул на него – и Максимыч затих.

– Ну ладно, – сказал Гений миролюбиво, –
Я неудовольствие ваше в делах
Отмечу особенно, нетерпеливо
Как бьётесь с программою вы не за страх.

Готовьте претензии, жалобы ваши,
Про специалистов отметьте момент,
Воспользуйтесь случаем, ибо на страже
Я нынче, как грозный велит документ. –

Вязанский кивал ему подобострастно.
Юркольцин же Гений ему продолжал:
– А вновь посетил вас отнюдь не напрасно,
Здесь ряд обстоятельств к тому вынуждал. –

Лицо у Вязанского враз удлинилось:
– Ах, вот как? Какой, интересно, навет
На Евроотдел наш наводит немилость,
Что вновь Генинспектор здесь ищет ответ?

– Послушайте, Виссарион. Ну не надо
Теперь, раньше времени паниковать.
Мы Евроотделом довольны и рады
Ещё повторить, чтобы крепче вам знать.

И я лично вами доволен, поверьте.
И не собирался я вас посещать
В Инспекторском качестве, страхи умерьте,
И мною не надо других вам стращать.

Но тот же вопрос всё о кадрах, о людях.
Ведь вы понимаете, Виссарион,
Законное недоумение будит
Тот факт, что у вас… э-э… с последних времён

Закончены двадцать работ. И работы
Отменного качества, надо сказать.
Но самостоятельных нет отчего-то,
Повсюду Вязанского в списках видать.

И вот создалось впечатленье такое,
Что вы слишком долго свою молодёжь
Ведёте на помочах, ради покоя.
Но с методом сим далеко не уйдёшь.

Конечно, важнее всего результаты
И раз победил ты, то нужен ли суд…
Но вот ведь пусты единицы по штату,
А сами к вам специалисты не йдут.

И значит при всей напряжёнке с программой,
При все вашей занятости по делам,
Вы, Виссарион, не имеете права,
В делах увлекаяся по мелочам,

Внимания не уделять подготовке
Тех специалистов, что мы вам даём,
Растить их, подвергнув своей перековке,
И в практики жизни макнуть водоём.

Ведь рано иль поздно придётся им всё же
Работать самим и вести за собой,
И учеников им воспитывать тоже.
И как тут у вас получается сбой?

– Законный вопрос… – согласился Максимыч,
Что паразитировал просто на них.
Но тон говорил: тут опасности мнимы,
Никто не предъявит грехов здесь таких. –

…Но как на него тут ответить – не знаю.
И выглядит так подозрительно всё.
И даже я мерзким себе представляю, –
Себя самокритикой этак «посёк». –

Я несколько раз отказаться пытался
От подписи, просто спасти чтоб лицо.
Они ж воспротивились. Ну я и сдался…
И я понимаю их, этих юнцов!

Ну вот Ленуалло, – Вязанский похлопал
Огромной ладонью по пачке бумаг
(На них наш Гайдалов полгода ухлопал!) –
Старательный, вроде бы, кажется, маг.

Давно он уже осторожный учёный,
Давно наблюдатель хороший во всём,
Мастак в измерениях прези…ти…онных
И вдумчивость ясно заметная в нём,

Но… опыта, что ли, ему не достало…
Большой, интереснейший материал,
А вот с обработкою – забуксовало,
Сырой матерьял этот чуть не пропал.

Практически полная тут неспособность
Всё квалифицированно утрясти,
Анализ провесть результатов и пробный
Построить им график, по ним провести.

Огромное просто количество точек,
Которые просятся в линию свесть!
Ведь я же учёный! И жалко мне очень
Оставить в сырье, до конца не довесть!

С какой это стати добытые с бою
Трофеи отдать на халяву другим,
Чтоб выводы делалися не тобою
И слава открытья досталась чужим?
10
Ну, тут не выдерживает ретивое,
На линиях – горизонталь-вертикаль, –
Я график изящный по точкам тем строю –
И линии рвутся по формулам вдаль!

И хочется интер…трепацию сделать:
Что значит сиё? И какой вывод здесь?
По что эта линия оси задела?
Коэффициентов конкретная смесь…

Покажешь ему, что продумал ночами –
Включишь самолюбия строгий процесс…
Так и появляется, видите сами,
В науке Европы соавторства бес.

– Да, это бывает, – сказал Генинспектор. –
Да вы не волнуйтесь так, Виссарион,
Не предполагает наш новый Директор
Чего-нибудь страшного, знает вас он.

И мы все давно и отлично вас знаем…
А ну на кривые мне дайте взглянуть…
Да-да, Ленуалло… Я припоминаю,
Старательный был и не гордый ничуть.

А я почему-то уверен был даже,
Что он всё находится там, на земле.
Ведь он в императоры там был посажен
И даже в Московском бывал он Кремле.

Стоп. Знаете что? Промелькнула идея.
Вы мне расскажите про ваших ребят,
Я перезабыл их. И я не поспею
Их всех повидать, сколько ни был бы рад.

– Что ж, это не трудно. Ну, первый – психолог,
Виталий Андрониевич Турбенёв.
В науке пока путь не очень-то долог,
Но держится крепко научных основ.

И он обещает работником ценным
В Отделе моём в скором времени стать.
Но слишком работ много одновременно
Желает вести, но не любит кончать,

Разбрасывается. И мне это в людях
Не нравилось очень и присно, и днесь.
И Лермочкин был вот таким же, по сути,
И с ним не сошлись мы характером здесь.

Чехонин. Психолог зовётся недаром…
– Позвольте, позвольте! – Инспектор вскричал, –
Ведь это была расчудесная пара –
Чехонин-тире-Турбенёв! Я их знал!
– Теперь ж е они охладели друг к другу, –
С прискорбьем во взоре Вязанский сказал.
– А что… э-э… случилось?
– Да их же подруга, –
Вязанский, сердито сказав, помолчал.

– Влюбилися оба в одну же подругу.
Предмет ихней страсти – так мой СНС.
А Думова дурит обоих по кругу,
Как будто вселился в несчастную бес.

– Ах, Думова Майя! Изрядная в прошлом 
Забавница! Был у неё здесь роман
С Гозановым. Но он закончился пошло.
– С Гозановым? Вот неожиданный план!

 А я и не знал.
– Он умел сделать это –
Никто чтобы и ничего не узнал.
Я сам удивился, узнавши об этом.
Теперь у них с Майею полный финал.

– Теперь и она не забавница больше.
Запутался я в их сердечных делах.
А мненье моё, коли буду я спрошен –
Не место девчонкам в таких должностях!

– Оставьте! – промолвил Юркольцин, нахмурясь.
– Да дело не в этом, в конце-то концов.
Не ждал я в науке от пары той бури,
Но были надежды на сих молодцов.

Но чёрная кошка прошла между ними –
И парни потребовали разных тем.
А старая тема трудами моими
С Чехониным двигается между тем.

Так вот о Чехонине. Парень спокойный
И выдержанный, флегматичный такой.
Не любит в науке он острые войны –
Вот и помогаю парнишке порой.

Я думаю, дело здесь в том, что привык он
Всегда с Турбенёвым науку творить.
Тот, видно, научным, стихийным порывом
Его флегматичность умел подавить.

Ну, о Ленуалле уже рассказал я.
Вот Думова Майя… – и он замолчал.
Как видно, препоной была ему Майя,
Поскольку затылок он долго чесал.

Но вот он решил и с надрывом закончил:
– Так девушка! Знает, конечно, она,
Но… Эти эмоции тягостны очень,
И большая собранность ей бы нужна.

Ну, правда, конкретных претензий к работе
В Отделе моём у меня к Майе нет.
Свой хлеб отрабатывает она в поте,
На множество тем дать способна ответ.

Но больно уж Думова Майя строптива
И въедливо лезет во всё и во вся.
А при замечаниях больно слезлива,
Так в нашей работе, ей-богу, нельзя.

– Ну ладно. Рудольфу замолвлю я слово –
Она же из ведомства частью его, –
Но вы не рассчитывайте, что сурово
Он к ней отнесётся, «не спилит рогов».

Но только об этом и вы не молчите,
Фактуру лишь знаете вы хорошо.
Я к вам загляну ещё, вы подождите. –
И Гений в гостиницу сразу ушёл.