насколько услышишь

мои всходы восточнее чем отголоски заката на крупной меже.
если ухом к земле - то понятнее, что засыпаю,
раз стихает, как стихшее эхо переднего края
в полутьме блиндажей.

отощавшее солнце промасленно смотрит в туман,
где тушёнкой раскинута в мире консервная осень
красно-рубленых листьев, и мой нечитаемый профиль
унесёт унесённое ветром, запрятав в роман

для тебя, вереница моя - настороженных дней,
что находят по запаху след, а по следу причастность,
то ли к счастью, чья внешняя частность так скомкана часом,
то ли к стонущей топке, свернувшейся в круге огней.

обложили - сначала флажками, потом кирпичом,
новым войском нездешним, и неба всеоблачным кругом...
я хотел бы - тебе, для тебя, о тебе - что возможно, ещё,
но до утра ростки замирают, как сжатые руки.

мои всходы восточнее, чем достигает зима,
я устал быть травой, став сухим откровением лета,
прозвучавшим негромко, насколько услышат дома,
выходя на балкон за вечерней своей сигаретой.