Пуш-ш-ш

- Михалыч! – радостный возглас остановил меня возле ограды лифортовского парка. Я оглянулся на крик и замер в изумлении – за оградой, приветственно помахивая одной рукой и придерживая пузырь водки в другой, стоял мой старинный, ещё институтский знакомец, Самвел Пуштянов по прозвищу Пух.
- Водку будешь? – спросил он и добавил без паузы – нам третий нужен.
Водку я не хотел, более того, организм требовал отдыха после вчерашних возлияний, но как откажешь человеку, которого не видел более десяти лет.
- Не хочу, но буду, - честно признался я. – А что у вас за церемонии? Что за приверженность к замшелым традициям? Вдвоём что ли нельзя выпить?
- Выпить можно и вдвоём, но втроём интереснее. Мы тут в футбол играем, в американку. Залезай к нам.

Тут я позволю себе небольшое отступление. Самвел Пуштянов, типичная жертва советской дружбы народов, родился в Москве. Мама его была армянкой и подарила сыну имя. От отца молдаванина ему досталась слегка видоизменённая фамилия. Национальность ему дала Родина, Советский Союз. Я сам видел его метрику, чёрным по голубому там было написано: мама армянка, отец молдаванин, сын, произведение их любви – русский. Впрочем, такое было не редкость в СССР, а уж в Москве, вообще, считалось нормой – родившийся в столице есть русский независимо от национальности.
Как всякий мальчишка в те времена, Самвел любил футбол и к 20-и годам проявил серьёзные способности и даже привлекался к играм за дубль “Локомотива”. Отзывы тренеров о нём были самые благожелательные и речь уже шла о подписании контракта, когда, однажды, по-глупому он нарвался на нож.
Скорая приехала быстро, сразу по прибытии в какую-то районную больницу ему сделали операцию – жизнь, казалось бы, была спасена. Но. Вот тут то, как выяснилось, удача отвернулась от него. Нож, направленный рукой “хулигана” в живот повредил мочевой пузырь. А во время операции что-то сделали не так, не зашили до конца что ли и моча стала попадать, куда ей не следует, во внутренности. А эта жидкость, которую мы, не задумываясь, сливаем в толчок, должен вам сказать, тот ещё яд. Её присутствие в организме, где-либо помимо мочевого пузыря, несовместимо с жизнью. Самвел почувствовал себя плохо, потом совсем плохо, он угасал, но везение его не покинуло – врачи быстро разобрались в ситуации и опять пустили под нож. И опять неудачно. Практиканты на нём тренировались что ли – во время второй операции хирург по неосторожности искромсал его мочевой пузырь, а срочно вызванный в операционную главный хирург слепил из того что осталось то, что смог. Жизнь Самвела была вне опасности, но жизнь его с этой минуты превратилась в ад. Каждые двадцать минут его организм гнал его в туалет. О футболе пришлось забыть, об учёбе тоже. Ему опять повезло или родственники расстарались – его взял к себе в клинику известный во всём мире нефролог, профессор первого меда с говорящей фамилией Пытыль. Самвелу опять предстояла операция. Оказывается, что-то ещё можно было сделать, как-то увеличить пузырь.
Когда я последний раз видел Самвела до нынешней встречи в лифортовском парке периодичность посещения туалета растянулась до двух часов и он был уверен, что это не предел, он хотел вернуть свою жизнь и верил, что сделает это.


- Значит так, - Самвел с ходу начал вводить меня в суть игры, - поступаем так, - он расставил на обшарпанной, покрытой облупившейся зелёной краской ступени стадиона три пластиковых стаканчика и наполнил их водкой до краёв, - пьём не спеша, с толком, с чувством, с расстановкой. Кто выпьет первым, тот бьёт. Кто вторым, тот становится в ворота. Кто последний, тот болельщик – будет сидеть на стадионе и активно поддерживать бьющего. Согласны?
- Согласен, - кивнул я.
- Согласен, - подтвердил своё участие здоровенный парень по имени Сергей, что был с Самвелом, когда я подошёл, и комплекцией, как у Любы из фильма “Параграф 78”. Я видел его первый раз в жизни, но это не причина, чтобы не пить.
- На три, - Самвел продолжал командовать, - раз, два, три!
Мы взяли стаканчики и жадно, как воду, стали пить. Я не спешил, полагая, что и остальные спешить не станут. Всё-таки сосуды надо бы поберечь, не водкой единой жив человек. Но когда, допив, я поставил стаканчик на скамейку, увидел, что два других уже стоят там пустые, а Самвел и Сергей выжидательно и с улыбкой смотрят на меня.
- Я выиграл, - заявил Самвел.
- Нет, я, - возразил Сергей.
Я не знал, как их рассудить, я не видел, кто был первым, слишком увлёкся процессом пития.
- Спорный? – спросил Самвел.
- Переигрываем, - поддержал его идею Сергей.
Я не возражал.
Опять наполнили стаканчики, опять на три принялись пить. На этот раз я спешил, но и на этот раз оказался последним. Самвел был первым, тут уж бесспорно. Сергей и не стал спорить. Пришло время футбола.
Я уселся на трибуне, разглядывая, как Самвел примеряется к мячу, а Сергей обживает ворота. Ярко светило солнце, традиционный апрельский снег блестел белизной без таких же традиционных для последнего снега чёрных проплешин, а поле покрывала зелёная трава, уже успевшая прорасти за по-летнему тёплый март. Жизнь была прекрасна, в животе разлилось приятное тепло, а в голове шумело, как бывает, когда морская волна набегает на прогретую южным солнцем гальку.
Самвел разбежался…
- Пу-у-ух! – заорал я, - дава-а-ай!

…ш-ш-ш… Просыпался я трудно. Что-то или кто-то шипел совсем рядом с моей головой.
…уш-ш-ш…, пуш-ш-ш… Я ещё спал, но осознание, что звук где-то рядом, вне сна, уже утвердился и внушал тревогу.
Пуш-ш-ш, пуш-ш-ш, пуш-ш-ш… Шипение приобрело ритмичность или мой просыпающийся мозг уловил этот ритм. Находясь в полудрёме, всё ещё с закрытыми глазами, я осторожно ощупал пространство вокруг себя – один, дома – отметило сознание, нащупав знакомое одеяло и узнавая знакомые изгибы поверхности постели. Но что же это за звук? И вдруг:
- Пух! Бей! – вырвалось из моего рта и я окончательно проснулся.
8.04.2007