Первая любовь

В возрасте до 33 лет
читать запрещается.

ПЕРВАЯ «ЛЮБОВЬ»

(запись интервью
с бабушкой подружки)

Всё это было не со мной:
Ни я домой не возвращалась,
Ни я в полночной тишине
С красивым парнем обнималась.

Меня седой мужик лобзал
И жарко целовал мне губы,
Так грубо тискал, и дерзал,
Что в страхе застучали зубы.

Он был настойчив и силён
И в страсти вглубь меня стремился,
Но в той полночной тишине
Мне отказать не согласился.

Хотела, чтоб не отказал,
Но всё ж ему сопротивлялась.
Хоть и кричала громко: «Нет!»
Но ноги разбросав, я сдалась.

Мне было восемнадцать лет,
И никого я не любила,
До той полночной тишины
Я девственность свою носила.

Но, видно, каждому дано
С красивой юностью расстаться,
Хотя немногим суждено
При этом так сопротивляться.

Почувствовав как треск трусов
Открыл ему ворота страсти,
Я поняла, что то не сон,
И впредь я буду в его власти.

Две малые мои губы
Он грубо раздвигал «кинжалом»
И, больно вдруг меня пронзив,
Концом его коснулся «жала».

Мне было больно и приятно,
А он ходил туда-обратно.
Прошло минут пятнадцать-двадцать,
А он всё прыгал взад-вперёд.

Я чувствовала, что по бёдрам кровь
Как будто ручеёк струилась…
Но вдруг услышала я стон –
Наверно, что-то с ним случилось.

И, в исступленьи груди сжав,
Он вдруг обмяк и стал спокойным.
И, поняв вдруг, что стало с ним,
Я за себя была довольна.

Лежал он, нежно придавив
Своим «ножом» мой копчик к полу,
И, видя, как он слаб и нем,
Я поняла всю цену гола.

Когда он встал и оглядел
Останки девственности прежней,
Увидела я – не такой
Его «кинжал», чем был он прежде.

Он жалко между ног висел
И силы в нём не ощущалось,
И я почувствовала вдруг,
Как в его доблести нуждалась.

И позабыв всю боль утраты,
Я на коленях привстаю
И как молящаяся в церкви
Грехов желаний не таю.

Я чувствую, что я сильна
И поддержать его вольна.
К нему я тихо подползаю
И языком его лобзаю.

И чудо начало свершаться –
Он стал как вымпел подниматься.
Он стал мощней, длиннее, крепче
И снова в страсти задрожал…

Да, это был опять кинжал!
Но я его не отпускаю,
Лижу, сосу и обнимаю.
Затем, сняв лифчик, как желаю,
Сосками крепкими сжимаю.

Мне это было не отвратно.
Я вижу – и ему приятно:
Он разрумянился как в пляске
И задрожал в нежнейшей тряске.

Он стал метаться как качели,
Я поняла, что я у цели.
Я выше быстро отползаю
И в дверь промежности впускаю.

Теперь она уже открыта
И незачем ломать её.
               
Я прыгаю под ним как белка –
Ведь я теперь уже не целка.

Я ёрзаю под ним, верчусь,
Желая подмахнуть, кручусь.
А он желаньям не внимает
И еле жопу поднимает.

А я волнуюсь: не понятно –
Он не суёт его обратно.
Стоит он также как при ломке,
Но что-то изменилось в «фомке».

В нём нет уже того азарта,
А это мне всю портит карту.
Могу остаться «на бобах»…
Ведь я слыхала об оргазме,
А мой оргазм пока в губах.

Ещё на волю он не вышел,
Но где-то шорох его слышен.
Он лишь тихонечко ползёт,
А парень слабый – не гребёт.
Совсем не чувствует прилива,
А грудь моя туга как слива.

Да нынче не мужик хозяин –
Его не сдвинешь без кнута.
Но я теперь уже не та –
Теперь желаний не таю
И за себя я постою.

Теперь уж я готова к бою,
Теперь согласна даже стоя.
А если он не может стоя,
Пусть на коленях постоит:
Пускай за грудь меня хватает
И ниже жопы загоняет.

И мне ль к лицу за ним гоняться!
Но жутко хочется долбаться!

Что делать? Друг мой не в тарелке
Я поняла – всё дело в целке.
И не мужчина мне достался –
У целочника член болтался.

А где возьмёшь вторую целку?
Её не купишь напрокат.
И не родишься ты вторично.
Да дело плохо, неприлично.

Как будто и не он ломал,
А от других ему осталось.
Но что-то вдруг со мною стало:
Я на себя его валю
И мордою в звезду пихаю.

Его я за уши держу
И слабый член его глотаю,
Жую, сосу, лижу; махаю
Звездою по его губам.

И слышу стон, затем движенье.
Я чувствую и в нём стремленье –
Он жадно стал лизать мне клитор
И губы рваные сосать.

А я за член его держу
И тоже с радостью сосу.
Сосу я, словно вновь родилась
И соски с молоком добилась.

И он, как в детство возвратился –
В награду леденца добился.
Он лижет и глотает смазку,
А член его стоит как в сказке!

А что для бабы лучше фуя?
Всё остальное лишь фуйня!
А я теперь уже не девка –
В своих желаниях вольна
И оскорблений не снесу –
Я всех как надо понесу.

Сосу я долго, энергично.
Дела у нас пошли отлично.
И он, почуяв где-то норку,
Спустился с клитора под горку.

И длинным языком шершавым
Мою звезду он шлифовал.
Но он теперь не блефовал:
Он языком работал рьяно –
Как треплется охотник пьяный…

Но здесь не просто болтовня…
Девчонки, гребля не фуйня!
Хоть и язык короче фуя,
Шлифует лучше он его.
Хоть я и фуй сосу,
Но лучше я не сосала ничего.

Мы слишком долго баловались,
Но радости своей дождались.
Я чувствовала на меня
Несётся с гор лавина страсти.
Я в счастьи под неё ложусь…
И вот уж я в оргазма власти.

Я вся ходила ходуном
И как берёзки лист дрожала,
Стонала я и трепетала,
И член без жалости глотала.

И вдруг он тоже задрожал,
Задёргался, заколебался

И липкой жидкости фонтан
В мой чистый ротик извергался.
Хоть и немного, но я рада –
Ведь это для меня награда.

Нет, девки, гребля – не фуйня!
А фуй, даже во рту, но фуй.
А если не досталось фуя,
Тогда свою морковку жуй.

Я завела его прилично
И надолбались мы отлично:
В меня он десять палок кинул
И девять прямо промеж ног.

Из них я две расчетверила,
А две последние скостила –
Я так устала, не могла.
Ну, в общем, я ему должна.

Я отработаю хоть завтра
И за себя я постою.
Если тебе мужик достался,
Будь начеку – ведь ты в бою.

В бою за честь, в бою за славу,
От водки за фуй оттащи.
Фуй дан не только для забавы –
Он руль – крути, не верещи.
 
Мы с ними прожили сорок лет
И нагреблись – другим так надо.
И дело всё во мне – на нём
Всю жизнь висела как награда.

Он был меня намного старше,
Но я звездой брала его
И кроме глаз его и ласки
Я не желала ничего.

А началось с той бурной ночи.
Хоть он был не красив, но смел.
И головой работал прочно,
Как я звездой. И он пыхтел.

Пыхтел всегда как паровоз
В руках умелых машиниста.
Мой паровоз, вперёд лети,
Другого нет у нас пути.   

9 января 2012 г.