Оледенение

Осенью на глаза попадаются чаще и чаще каменные облака, самопамятники, глыбы-лбы.

Выпрямляешься, глядя на них, открываешь (так открывают Америку) собственный рост-материк.

Чуешь северный ветер и, стоя навытяжку, видишь последние капли в гранитных глазницах судьбы.

Пращур на четвереньках, нюхая белые хлопья; Homo sapiens, как разъяренный медведь, - на дыбы.

Рылом в северный полюс уткнувшись, к экватору пятятся льдины.
Некому почесать эти скользкие, плоские спины.
В порошок планету сотрут белобрюхие андрогины.

Улететь? Но ведь это не крылья. Уплыть? Но ведь это не ласты. Это не плавники. На лапах были бы когти. Где ладонь, там огонь. Где объятье, - распятье. Исказили тебя. На костре, на кресте ты – двуногий.

Вот он, мерзлый потоп. Не ковчег, потерпевший крушенье – просто скелет. Каждой костью своей сохранять равновесье, оберегая свою высоту, пока не подкосило, не сшибло, не погребло. И ко дну стоймя норовит позвоночник.

Так не падает зверь. Повалившись, прикрыть и насытить утлое счастье своё уязвимою плотью своею. Нет, не ковчег. Ископаемый храм. Человеческий остов.

Ноябрь 1969.