Геннадий Шадрин. 2. Краснозорье

                КРАСНОЗОРЬЕ
 Над мрачным чернолесьем согры – иглистое сияние звезд. До утренних сумерек, которыми в астрономии дано странное чиновничье название – «гражданские» еще добрый час. Передо мной угрюмо, словно какой-нибудь колымский хребет, высится громада  Мотковского бора. Я знаю, что полнолуние, хотя ночного «солнца» не видно. Или закрыто бором, или уже исчезло за Буготакскими сопками. А за мной, под обрывистым берегом, на перекате, задумчиво позванивает речка с марсиански загадочным названием Ора.
 Почти сорок лет назад я впервые побывал здесь, навсегда полюбив этот дивный уголок Сокурского нагорья. И, конечно, знаю, как прекрасен днем сосновый массив, к восточной опушке которого прижался многотысячный садоград, как романтичны каменные утесы на Оре. Но магия ночи сильнее моего воображения, и мне неуютно.
   Будь луна , я бы устроил «космическую» игру, которой увлекся совсем недавно, когда можно зримо наблюдать за вращением планеты Земля. Но подробнее об этом в каком-нибудь ином сюжете. Кстати, я вновь убедился в правоте народных примет и пословиц. Крестьяне пристально следили за тем, каким народится новый месяц. Если правым рогом вверх – жди ненастья. Нынче мартовский месяц прорезался в последний вечер зимы. Он завис в повечерней синеве, опрокинувшись на «спинку», ясный, словно золоченый бивень. И мой старший друг, известный изыскатель Виктор Николаевич Соболев, с которым мы завершили в тот день зимнюю охоту, воскликнул: « Март будет бесснежным!» Так оно и получилось.
       Апрельское новолуние ,в фазе «серпа», показалось мне ладьей, нос которой приподняло могучим накатом неведомой волны. Узрев новорожденного, я подумал, что, вероятно, второй месяц весны « порадует» нас осадками. И пока все сбывается: то снега, то дожди. Разумеется, мои доводы приблизительны. Но ведь я не звездочет, не астролог, без шаманского дозволения которых скоро ни чихнуть, ни охнуть.
        Пока я размышлял над причудами небесной « канцелярии», наступил рассвет. Меня всегда восхищает величавая торжественность, с которой в природе наступает утро, волнует великолепие восхода. Немало зорь, охотничьих и просто бродяжьих, встретил я на сосновых и березовых опушках, возле овражного чернотала, стараясь уловить то потаенное мгновение, когда заря касается их крон и стволов. Но, вероятно, природа оберегает этот сокровенный миг от нескромных взглядов: что-нибудь да помешает. Вот только что белобокий овал березы был холоден и спокоен, но где-то хрустнул сучок или взлетела птица, ты обернулся на шум, а когда снова глянул на березу, ее шелковистая белизна уже слегка зарозовела. И постепенно я отказался от своей, пусть и эстетизированной затеи.
            … А заря в этот день занималась неспешно и ровно, будто наслаждаясь эффектом своей неодолимости. Словно робкий и слабый отсвет далекого прожектора возник сначала за темно-синим гребнем горизонта. А потом он стал золотеть, оживляя сиренево-лимонные разводья среди рваной гряды облаков, зависших над кромкой окоема. И кто-то начал медленно и упорно добавлять в заревой «раствор» брусничного сока, пока в той дали не вспыхнул костер восхода. И пламенными перьями фламинго заалели вершины берез, словно устремились к ним из земли горячие, животворные соки
             Апрельское краснозорье особенно великолепно в пору, когда еще призадержались снега, еще не пылят дороги, а миражи над гривными возвышениями еще не искажают перспективу, не двоят. И вешний мир, захламленный опадом прошлогодней осени, весь в небрежных зачесах потускневшей травы, в колдобинах дорог, в оплывах пашни еще не может соперничать с язычески неистовой красотой восхода. И смиренно склоняется перед ней, исподволь готовя  грядущее торжество.
          Возможно, нынешний апрель будет сдержаннее, суровее, капризнее, чем обычно. И у природы есть на то основания. А мы все же будем надеяться, что не только ранние ливни да возвратные холода определят облик второго месяца весны. Все равно порадуют нас червонно-золотые зори, после которых на апрельское водополье, на леса и долы и в наши души нисходит блаженная теплынь.
        Геннадий Шадрин.